Водоворот судьбы. Платон и Дарья - Юрий Васянин

и утвердил Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича.

— Прочтите, — Романов, приметно нахмурился, подал подписанные бумаги Гучкову и в его синих, померкнувших глазах блеснуло брезгливое выражение.

Гучков подобострастно просмотрел бумаги, и видимо, чтобы узнать про дальнейшие планы Романова нерешительно спросил:

— Что вы теперь собираетесь делать, Николай Александрович?

Ники невидящими глазами скользнул по делегатам из столицы.

— Поеду в Могилев, чтобы проститься с войсками и повидаться со своей матушкой, а потом вернусь к своей жене и детям, — ответил Романов, собрав морщины на лбу.

Шульгин нетерпеливо высказал послесловие.

— Ах, ваше величество, если бы вы раньше задумались, то всего этого не случилось бы, — внушительно промолвил Шульгин.

Ему явно не терпелось вставить свое слово в дискуссию.

— Вы думаете, обошлось бы? — недоуменно спросил Романов, и в его глазах выразилось такое отвращение и презрение, что депутаты невольно опустили глаза вниз.

Раньше Романова неоднократно предупреждали о грядущем перевороте, но он на это всегда неизменно отвечал, что на все воля божья. Что, верно, то верно разве судьбу обманешь?

Когда государь и депутаты расстались, Матвей Васильев взглянул на часы. Они показывали почти полночь. В этот час один из актов драмы Романовых закончился. Преступное свержение с престола одного из самых добрых императоров России свершилось. Получив нужные документы, два актера сыграв как по нотам, и все что им требовалось сыграть по роли, откланялись. Они покинули сцену, не дожидаясь рукоплесканий из зала. Талантливо или нет, они сыграли — это уже скажет русский народ и история.

Через некоторое время, Романов не зная, куда деться от щемящей тоски и обиды вместе с Мордвиновым выскочил на перрон, чтобы подышать свежим воздухом. Стоявшие возле вагона конвойные казаки вытянулись в струнку.

— Можете снять с погон мои вензеля, — с горечью обронил Ники и закурил папиросу.

— Ваше величество, велите их догнать и убить! — вскрикнул с болью в душе бородатый казак, но Романов, выпустив изо рта дым, горько покачал головой.

Мордвинов, досадуя на себя, что не может найти нужных слов, чтобы утешить бывшего царя попросил его не волноваться и добавил, что он же не напрашивался на российский престол. Пускай, дескать, теперь в Петербурге управляются с государством, как хотят, только что путного из этого выйдет.

— Вот именно, а что будет с Россией? — с непередаваемой болью воскликнул Романов и от душевного потрясения опустил смятые веки на глаза.

По тому, с какой горячностью это сказал Романов, Матвей Васильев понял, что для него этот вопрос был, что называется наболевшим.

Мордвинов состроил преданное лицо.

— Ваше величество, как вы теперь будете жить? — тихо спросил полковник.

— Все так быстро произошло, что я даже не знаю, что делать. У меня сегодня сердце не на месте. Я испытываю такое чувство, будто меня кто-то исподтишка уколол шилом прямо в сердце, — растерянно проговорил Романов. — Скорее всего мы уедем всей семьей в Крым или в Костромскую губернию.

— Ваше величество, вам надо лучше отправиться за границу, — посоветовал Мордвинов.

— Ни за что! — голос императора дрогнул, его лицо искривилось в мучительных муках. — Я слишком люблю Россию.

— Как бы чего не случилось, ваше величество!

Душа бывшего царя наполнилась такой изнуряющей тоской, как будто на его сердце положили кусок льда. А в потемневших от горя глазах застыло столько неизбывной горькой муки, что на него было больно смотреть. Романов всегда спокойный и ничем невозмутимый, был страшно утомлен и бледен. После длительного напряжения Ники чувствовал во всем теле смертельную усталость.

— Вам надо отдохнуть, ваше величество, а то на вас совсем лица нет.

— Не могу быть спокойным, душа болит за страну и семью, — с сокрушенным сердцем и со слезами на глазах промолвил Романов. — Лишь бы они не довели ситуацию до гражданской войны. Я чувствую, что это добром не кончится. Дорого обойдется нашей стране предательство генералов и чиновников.

— Ваше величество, крепитесь!

— Они сильно заблуждаются, посчитав меня помехой на пути к своему счастью. Но когда они поймут это, будет уже слишком поздно.

— Это-правда, ваше величество!

— Я исполнял свой долг так, как мне позволяла моя совесть, моя честь и мое умение, и я никогда умышленно не уклонялся от исполнения своих служебных обязанностей, — с невольной обидой сказал Ники. — Я за свою правду готов голову на плаху положить.

— Все верно, ваше величество.

Надышавшись свежим морозным воздухом, бывший царь с полковником вернулись в вагон, и там Романов ощутив в душе неимоверную тяжесть, припав к плечу флигель-адъютанта Мордвинова, безутешно разрыдался. Ники не смог совладать со своими чувствами. Его напряженные нервы не выдержали. Переживания последних дней оставили глубокий след в его израненной душе. Он понял, что вне власти для него не будет нормальной жизни. Оставшись в одиночестве Романов, как подстреленная птица опустился в кресло и, приложив скорбное лицо к ладоням, снова горько расплакался. Его беспокойство с каждой минутой стало возрастать, а мысли становиться все мрачнее и мрачнее. Было уже совсем поздно, когда Ники, глубоко вздохнув, затих.

На станции Дно Романов острее всего ощутил свое одиночество и свою нескладно сложившуюся жизнь. Ночью, тяжело переживая свою отставку, Ники мучительно пытался осмыслить все, что произошло с ним, но мысли упрямо скакали как бешеные кони, ни на чем не останавливаясь. А потом вдруг в его мыслях явственно появился его дед Александр II в окровавленных бинтах, раненый после покушения. Это произошло первого марта одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года. Тогда его дед возвращался в Зимний дворец через Екатерининский канал и, поджидающий царскую карету на набережной террорист кинул бомбу, но Александр II после взрыва каким-то чудом не пострадал. Карета, проскочив несколько метров вперед, по приказу государя остановилась. В это время оставшийся незамеченным царской охраной террорист бросил еще одну бомбу. После второго взрыва несколько человек ранило и убило, а Александру II оторвало ноги. Императора в тяжелом состоянии доставили во дворец, где он в присутствии Ники умер. Это происшествие глубоко потрясло Ники и запомнилось до конца жизни.

Между тем Романов отогнав, прочь все мысли, приклонил голову, утомленную горькими мыслями на руки и, позабыв на время свою неустроенную жизнь, наконец-то заснул. Сказалась накопившаяся усталость от предыдущих бессонных ночей и сильных переживаний. В ту ночь Ники забылся тревожным беспокойным сном. Ему снились то отец, то дед, то предки до седьмого колена.

После полуночи третьего марта императорский поезд отправился в Могилев. На станции Сиротино Ники известил телеграммой своего брата Михаила о том, что передал корону российской империи в его руки. Так корона первого Михаила Романова из далекой седой старины одна тысяча шестьсот