Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - Андрей Буровский

Царь-колокол… Впрочем, под этим названием известно три колокола, которые последовательно отливались в Москве. Первый из них отливался еще в начале XVII века, второй, весом порядка 130 тонн, — в 1654 году. Лом этого второго, разбившегося при пожаре 1701 года, был использован для отливки третьего, — в 1733–1735 годах мастера Иван Моторин и его сын Михаил создали самый большой из этих «царь-колоколов» — высотой б метров 14 сантиметров, диаметром 6,6 метра, весом больше 200 тонн.

Этот колокол никогда не звонил — невозможно было поднять его на колокольню. Может быть, постепенно что-нибудь и удалось бы придумать, чтобы позвонить в Царь-колокол, но в 1737 году, во время очередного пожара, от него отвалился кусок весом 11 с половиной тонн. Починить колокол не было ни малейшей возможности, он так и остался стоять у подножия колокольни «Иван Великий».

Точно так же никогда не стреляла Царь-пушка, отлитая Андреем Моховым в 1586 году, — весом в 40 тонн, длиной в 5 метров 34 сантиметра, диаметром в 890 миллиметров.

Есть версия, что Царь-пушку отлили с тем, чтобы из нее можно были сделать один выстрел. Один-единственный, но очень страшный, если враг уже ворвется в Кремль.

Есть и такая версия, что один выстрел из Царь-пушки был сделан в 1648 году, когда восставшие москвичи ворвались в Кремль. Мне не удалось установить, насколько достоверна эта версия. Очень допускаю, что рассказавшие эту историю советские историки могли и несколько приукрасить, так сказать, добавить классовой сути в свое повествование. Но и в этом случае получается: Царь-пушка стреляла не по внешнему неприятелю, а по собственному народу. Боевое оружие? Гм…

Совершенно очевидно, что сделали Царь-пушку и Царь-колокол вовсе не для того, чтобы звонить и стрелять, а для каких-то совсем других функций.

Демонстрация искусства мастеров? Но ведь мастера вовсе не пытались сделать что-то очень тонкое, вызывающее восхищение именно качеством работы. Ничего похожего на шесть шаров из слоновой кости, вырезанные один внутри другого! Мастера изначально пытались сделать что-то громадное. Неправдоподобно, нечеловечески громадное! И преуспели в своих начинаниях.

Точно так же и в другую эпоху гипертрофии государства в Москве — уже, конечно, городе принципиально других масштабов и принципиально других возможностей самих строителей — появились сверхвысотные здания, пресловутые «сталинские небоскребы». То есть министерство иностранных дел необходимо, а построить здание для университета так даже, наверное, и похвально, но вопрос в том, как решается эта чисто функциональная задача и каковы ее архитектурные решения. Создаются такие же неправдоподобно громадные, подавляющие и устрашающие громады, у подножия которых копошатся двуногие муравьи… И это заставляет вспоминать все те же пирамиды, зиккураты, колосс Мемнона и статуи Мардука и Иштар высотой 40 метров.

Даже парадный выход царя… более того, шествие дьяков и глашатаев для оглашения царского указа или вершения правосудия — все это тоже организуется так, чтобы ударить по башке… в смысле произвести впечатление на зрителя.

Клюквенные, малиновые, ярко-синие кафтаны дьяков, подьячих и глашатаев заполняли площадь. Подпоясывались они кушаками, и тоже разных цветов. На головах — шапки. Чернильницы, пеналы с перьями, очень часто — и сабли на боку. Все ярко, шумно, разноцветно; все должно внушить чувство могущества, богатства и значительности. Так шествуют владыки и чиновники стран Востока «через море грязного, темного, забитого и оборванного народа, похоже было, что тянут сквозь жалкое рубище тонкую и единственную золотую нить».

Важнейшее дело примитивного государства — подавление собственных подданных, в том числе и очень жестокое, потому что оно имеет дело с людьми, совершенно лишенными всякой социальной дисциплины.

Подданные же, во-первых, живут в первобытных общинах и к государству не всегда так уж лояльны. Очень часто их действительно нужно принуждать силой к самым, казалось бы, элементарным действиям — просто к приличному поведению, подчинению законам, выполнению самых основных обязанностей типа уплаты налогов.

Во-вторых, государство подданным вовсе не так уж необходимо. Зачем оно, если правительство фактически контролирует лишь центральные районы страны, часть границ и территории вдоль крупных дорог и рек? Если подданный не хочет иметь дела со своим государством, нет ничего проще! Человек в любой момент легко уходит себе в лес, в не населенные никем области, только и всего! То есть фактически уходит от государства, а в какой-то степени и от общества.

Возможно, в историческом прошлом и на Древнем Переднем Востоке была такая же возможность — как только «зажмут» в государстве, уходить в ненаселенные или малонаселенные области. Тем более государства были небольшие, жались к теплым плодородным долинам рек, а холодные горы (холодные — в сравнении с тропиками, конечно), степи и пустыни оставались свободными, не занятыми никем. А в Китае «отшельники» порой бежали в горы или в дикие джунгли на юге страны, в пустыни Синьцзяна чуть ли не целыми деревнями еще в том же самом XVII веке, при завоевании Китая маньчжурами.

Если это так — в Московии XVII века сохранилось то, что исчезло в Европе и на западе Азии уже давно, по мере роста численности людей и размеров государств. Это очень примитивное государство.

Огромной страной надо как-то управлять; по мере усложнения жизни возникает потребность в постоянных бюрократических учреждениях. Такие централизованные бюрократические учреждения — система приказов — сложились в XVI веке, при Василии IV Ивановиче. Раньше все было патриархальнее и проще: боярин получал от царя приказ делать то-то и то-то, ведать какой-то частью государственных дел. Приказом начали называть канцелярию, которую заводил боярин для выполнения царского поручения привлеченных им людей.

Теперь приказы стали особыми учреждениями и переставали зависеть от какого-то отдельного лица. И были первые известные приказы: Ловчий (1509), Казенный (1512), Большого дворца (1534), Ямской (1550), Большого прихода (1554), Земский (1564), Стрелецкий (1571). Всего приказов известно больше 80, но среди них много было временных, для управления недавно вошедшими в состав Московии или отдаленных земель создавались территориальные приказы типа Малоросского или Сибирского.

По подсчетам В. О. Ключевского, в середине XVII века было 15 приказов по военным делам, не менее 10 — по государственному хозяйству, до 13 — по дворцовому ведомству и 12 приказов — «в сфере внутреннего устройства и благочиния».

К концу XVII века сохранилось более 40 приказов, из них 26 — общегосударственных — финансовых, военных, судебных.

Приказы, конечно, были очень несовершенными бюрократическими учреждениями. Сравнить их можно разве что с древнеегипетскими «Домом всего, что дает небо и Нил», «Домом войны» и «Домом торговли». Тем более что некоторые приказы так и называли «Дворцами». Скажем, «Казанский дворец» или «Большой дворец». Для лучшего понимания потомков современные историки немного переделывают названия: типа «Приказ Большого дворца». Ошибки тут нет, но люди в XVII веке так не говорили, а говорили попросту: «Казанский дворец», и все тут. Так же, как египтянин говорил про «Дом войны», а вовсе не про «Министерство Дома войны».

В деятельности приказов смешивались судебные и административные функции, а ведомственный принцип самым причудливым образом смешивался с территориальным. Система приказов вовсе не образовывала стройного единства, и функции между ними разграничивались крайне плохо.

Поскольку «приказы возникли не по одному плану, а появлялись постепенно, по мере надобности, с усложнением административных задач, то распределение правительственных дел между ними представляется чрезвычайно неправильным и запутанным, на наш взгляд», — писал Владимир Осипович Ключевский.

Существовал, например, Разбойный приказ — понятно, чем он занимался. Но одновременно с ним существовал и Сибирский приказ. И возникает вопрос: какой из этих двух приказов должен был вершить суд над разбойником, хаживавшим с кистенем под Тобольском или под Томском?

Система приказов подчинялась непосредственно Боярской думе и лично царю. Самыми важными приказами командовали думные бояре и окольничьи, а приказами менее важными — думные бояре и дьяки;

К середине XVII века насчитывалось до 80 приказов, в каждом из них был свой штат — от 3 до 400 человек. Всего в Москве в 1640 году было 837 приказных людей. В 1660-е годы, по подсчетам Василия Котошихина, во всем Московском государстве было порядка 100 дьяков и 1000 подьячих. К концу XVII века число приказных в Москве возросло до 3 тысяч человек.

Но и это же совершенно ничтожная численность чиновников для управления таким большим государством! Во Франции с ее 20 миллионами населения в конце XVI века было не менее 30 тысяч чиновников только на службе короля. Примерно такое же число профессиональных юристов были «людьми свободных профессий», то есть кормились в режиме свободного рынка, но тоже были очень важным элементом системы управления страной. Даже если не прибавлять к этому числу еще преподавателей университетов, коммерсантов и священников, привлекаемых в роли консультантов, и так далее, получается: в Московии на душу населения приходилось в 10, даже в 15 раз меньше чиновников, чем во Франции!