Волшебные сказки - Эдуард Лабулэ

— Она так мало меня любила, что даже в день нашей свадьбы осмелилась сказать мне в лицо, что вышла за меня по расчету.

— Этого не может быть, — сказала цыганка, подымая руку, — этого не может быть.

— Сударыня, клянусь, что это правда.

— Ты солгал! — вскричала незнакомка.

Пиф-паф! Пощечина ослепила Прелестника, и в тот же миг незнакомка исчезла.

В бешенстве король отшатнулся в сторону и схватился было за эфес своей шпаги, но на бал не ходят, как на войну: вместо оружия он нащупал бант из лент. Он бросился вслед за своим врагом, но разве его можно было найти? В лабиринте аллей Прелестник терял дорогу раз двадцать. Он не встречал никого, кроме масок, прогуливающихся парами и не обращавших на него никакого внимания. Придя в отчаяние, он вернулся в бальную залу — вдруг в ней скрылась незнакомка, но как ее узнать?

Блестящая мысль мелькнула в уме короля: если все снимут маски, он, несомненно, узнает цыганку, которую смутит его присутствие, ее выдаст собственное волнение. Тотчас Прелестник вскочил на кресло и громогласно крикнул:

— Милостивые государи и государыни! Приближается утро, веселье гаснет. Оживим же наш праздник новой причудой: долой инкогнито! Я подаю пример. Кто любит меня, последуйте моему примеру!

Он сбросил свое домино, откинул маску и предстал в изящном и богатом испанском наряде.

Раздался всеобщий крик изумления. Взоры всех устремились вначале на короля, а затем тотчас же на черное домино с розовыми лентами, удалявшееся как можно скорее, со скромностью, не носившей никаких следов притворства. Гости сняли маски, дамы окружили короля. Все заметили, что он живо интересуется костюмами цыганок. Молодые и старые, все цыганки были осчастливлены его вниманием, он брал их за руки, дарил их взглядами, которые заставляли других мучиться от зависти. Затем он махнул рукой оркестру, танцы снова начались, король удалился.

Он бросился в аллеи, надеясь найти там вероломную, так оскорбившую его. Что влекло его? Чувство мести, конечно. Кровь стучала у него в висках. Он шел наугад, останавливаясь временами. Он зорко смотрел по сторонам, вслушивался, подстерегал, кидался, как безумный, вслед каждой светлой точке, мелькавшей сквозь листву, смеясь и рыдая одновременно, совершенно потеряв голову.

На повороте одной аллеи он натолкнулся на Рашембура, стоявшего с испуганным лицом и дрожащими руками.

— Ваша светлость, — шепнул он таинственным голосом, — вы изволили видеть его?

— Кого?

— Привидение, мой король! Оно прошло мимо меня, со мною все кончено. Завтра меня не станет.

— Какое привидение?

— Призрак, домино с огненными глазами, оно велело мне опуститься на колени и дало мне две оплеухи.

— Это она! — воскликнул король. — Это она! Почему ты не задержал ее?

— Ваше Величество, у меня не было моей алебарды. Но как только мне доведется встретиться с этим привидением, я убью его.

— Смотри же в оба! Как только она вернется, не пугайся, бросайся за ней, узнай, где она скрывается. Но где же она? Куда она скрылась? Веди меня, если я найду ее, твое счастье обеспечено.

— Ваше Величество, — сказал честный привратник, глядя на луну, — если призрак и находится где-нибудь, так это там, наверху. Я видел его так, как вижу вас, он рассеялся в тумане. Но перед своим исчезновением он передал мне для вас два слова.

— Говори скорее.

— Слова эти ужасны, я никогда не осмелюсь повторить их.

— Говори же, наконец! Это мой приказ.

— Привидение сказало замогильным голосом: «Передай королю: если он женится вновь, то погибнет. Возлюбленная вернется».

— Вот, — сказал король, глаза которого сверкнули странным огнем, — возьми мой кошелек. Я полагаюсь на твою преданность и молчаливость. Пусть эта тайна навсегда останется между нами. С сегодняшнего дня я назначаю тебя главным камердинером.

— Это уже вторая тайна, — пробормотал Рашембур и удалился с видом человека, не дающего сломить себя ни страху, ни блеску богатства. Это был сильный характер!

На другой день «Ведомости» поместили в своей неофициальной части следующие строки:

«Распространился слух, что король предполагает в недалеком будущем вступить в повторный брак. Королю хорошо известны обязанности относительно подданных и он всецело посвятит себя их благу. Король ни о чем не помышляет, как только о своей утрате. Только со временем он надеется получить утешение, в котором ему теперь отказано».

Заметка эта взволновала придворных и весь город. Молодые девицы находили, что король слишком щепетилен. Не одна мамаша пожимала плечами и говорила, что у него мещанские предрассудки. Вечером же во всех добрых семьях творилось что-то невообразимое. Не было мало-мальски порядочной супруги, которая не искала бы ссоры со своим недостойным супругом, заставляя его признать, что в целой стране есть единственное, способное любить сердце и единственный верный супруг: король Прелестник.

После всех треволнений короля охватила мучительная скука. Чтобы развеяться, он устраивал всевозможные увеселения. Он охотился, посещал оперу и комедию, принимал гостей, читал карфагенский роман — ничто не помогало. Неизгладимое воспоминание, образ, всегда витавший перед ним, не давал ему ни отдыха, ни покоя. Цыганка преследовала его даже в сновидениях. Он видел ее, говорил с ней, она слушала его и, как только спадала маска, перед ним появлялось бледное и печальное лицо Паццы.

Доктор был единственным доверенным лицом, которому Прелестник мог признаться в угрызениях своей совести. Но при одном упоминании об этом Видувильст громко рассмеялся.

— Пустая привычка! — сказал он. — Полагайтесь на время, развлекайтесь, и все пройдет.

Для развлечения короля, для изгнания его печали доктор каждый вечер ужинал наедине с ним и щедро подливал ему средства упоения и забытья. Видувильст не жалел и себя, но вино не имело власти над этим мощным рассудком. В то время как Прелестник, то веселый, то задумчивый, кидался в крайности утех и отчаяния, в вечном волнении, не ведая счастья, Видувильст, спокойный и улыбающийся, руководил мыслями короля.

Доктор был честолюбив, он родился, чтобы быть визирем. Каждое утро какое-нибудь новое распоряжение говорило народу, что их король — ничто, а его управляющий — всё. Прелестник не замечал своего собственного бессилия. Запершись в своих палатах, снедаемый скукой, он не имел иного собеседника, кроме пажа, приставленного к его особе по рекомендации Рашембура главным управляющим. Видувильст был слишком хорошим психологом, чтобы в чем-нибудь отказать старшему камердинеру. Проказник, балагур, недурной музыкант, игрок в карты, Тонто (так звали юношу) забавлял короля своей находчивостью. Не меньше нравился он и управляющему, но благодаря другим своим качествам. Преданный своему покровителю, миловидный паж с самым невинным видом пересказывал все слова короля. Это было не особенно трудным делом: король постоянно грезил и почти ничего не говорил.

Что может быть прекрасней власти? Но чем дальше в лес, тем больше дров. Честолюбивый доктор жаждал почета и блеска королевского сана: не было ничего проще, чем запугать короля болезнью и услать его в далекие края искать исцеления, которого пришлось бы долго ждать. А во время его отсутствия можно было бы управлять королевством совершенно бесконтрольно.

Прелестник был молод и еще не разочарован в жизни, да и кроме того, как мог он противоречить нежным заботам доброго доктора? Однажды вечером во дворце собрались три умнейших головы медицинского факультета: высокий Тристан, толстый Жокондюс и маленький Гильерэ, три знаменитых гения.

После того, как короля опросили, осмотрели, ощупали, выслушали, Тристан потребовал слова и сказал грубым голосом:

— Ваше Величество, о вас нужно заботиться, вам нужно жить, сложа руки. Болезнь ваша — малокровие, расслабление органов. Лишь поездка на Светлые Воды может принести вам исцеление. Поезжайте скорее, иначе вы пропадете, это — мое мнение.

— Ваше Величество, — заговорил толстый Жокондюс, — я всецело разделяю замечательное мнение почтенного коллеги. Вы страдаете от того, что слишком хорошо себя чувствуете. Ваш недуг — полнокровие. Отправляйтесь на Светлые Воды, вы поправитесь. Поезжайте скорее, иначе вы пропадете, это — мое мнение.

— Ваше Величество, — сказал маленький Гильерэ, — я не могу не удивиться замечательной способности моих учителей распознавать характер болезни. Так же, как и они, я полагаю, что вы страдаете необузданностью симпатий, происходящей от слишком податливого характера. Скорее отправляйтесь на Светлые Воды, иначе вы пропадете, это — мое мнение.

Затем был составлен протокол, который Тонто должен был отнести тотчас же в «Ведомости», после этого три врача встали, откланялись и начали спускаться по дворцовой лестнице, споря или смеясь, — неизвестно.