Блотт в помощь - Том Шарп

– Это уж на ваше усмотрение.

Получив папку с документами по автомагистрали М 101, Дандридж вернулся в свой кабинет.

– Я официальный посредник министерства в центральных графствах, – важно сообщил он секретарше, позвонил в гараж и заказал машину. Потом перечитал командировочное предписание. Сомнений нет: начальство наконец оценило его по достоинству. Теперь у Дандриджа имеются полномочия, и уж он не преминет ими воспользоваться.

А в Хэндимен-холле леди Мод торжествовала победу: ее уловка достигла цели, расследование сорвано. Начальник полиции, узнав о происшествии, распорядился немедленно освободить ее из-под стражи, и леди Мод нехотя покинула полицейский участок. Друзья и союзники наперебой выражали ей сочувствие. Навестивший ее генерал Бернетт рассыпался в поздравлениях. Миссис Буллетт-Финч позвонила в Хэндимен-холл и осведомилась, не нужно ли чего-нибудь леди Мод после «освобождения от уз» – фраза, которая леди Мод очень не понравилась. Как и утверждение полковника Чепмена, что она «отхлестала лорда Ликема, как мальчишку». Даже миссис Томас прислала леди Мод письмо, в котором приносила благодарность, по ее скромному выражению, «от имени всех простых людей». Леди Мод отвечала на эти знаки внимания сдержанно. В самом деле, зачем столько шума? Она просто исполнила свой долг.

– Об интересах местных жителей способны позаботиться только местные власти, – сказала она корреспонденту газеты «Обсервер». На взгляд корреспондента, это замечание прозвучало весьма двусмысленно, зато оно недвусмысленно показывало, какую роль отводит себе леди Мод в жизни Южного Уорфордшира.

– Вы намерены привлечь полицию к ответственности за незаконный арест? – спросил корреспондент.

– Ну что вы. Я так уважаю полицию. Полицейские замечательно справляются со своими обязанностями. Во всем виноват лорд Ликем. Я как раз собираюсь посоветоваться с адвокатом насчет того, какие действия против него предпринять.

Когда лорду Ликему, помещенному в Уорфордскую Загородную больницу, сообщили, что леди Мод хочет вчинить ему иск, он и бровью не повел. У него имелись заботы поважнее. Во-первых, ему не давал покоя желудок, во-вторых, голову его теперь украшали шесть швов. Ну и, конечно, контузия. Приходя в сознание, он молил Бога поскорее послать ему смерть, а в бреду сыпал отборными ругательствами.

Но если лорд Ликем, поглощенный собственными бедами, даже не вспоминал о сорванном расследовании, то сэр Джайлс только о нем и думал.

– Положение аховое, – восклицал он на другое утро, заскочив к Хоскинсу посовещаться. – Эта подлюка всех перебаламутила, ей-богу. По ее милости об этой истории заговорят по всей стране. Мне спасу нет от экологов – звонят отовсюду, выражают солидарность. Черт-те что! Какое их собачье дело?

Хоскинс угрюмо закурил трубку.

– Если бы только это, – бросил он. – Тут еще вот-вот нагрянет какая-то шишка из министерства: переговоры затевает.

– Не хватало, чтобы в наши дела совала нос канцелярская крыса.

– Вот именно, – подхватил Хоскинс. – А звонить сюда больше не надо. Узнают про наши с вами отношения – беда.

– Вы думаете, он одобрит Оттертаунское направление?

Хоскинс пожал плечами:

– Понятия не имею. Но окажись я на его месте, я бы про Клинскую теснину даже не заикнулся: себе дороже.

– Дайте мне знать, что надумает этот гусь, – попросил сэр Джайлс и вышел на улицу, где стоял его автомобиль.

7

А Дандридж преспокойно вел машину по шоссе Э 1 и даже не подозревал о мудреной подоплеке событий в Южном Уорфордшире. Впервые в жизни ему доверили такие полномочия, и уж он сумеет ими распорядиться. Что ему теперь неудачи прошлых лет! Скоро о нем заговорят все. Вот вернется он в Лондон победителем, и кто усомнится тогда в его умении действовать быстро и решительно?

В Уорике он остановился пообедать. За едой просматривал папку с материалами по автомагистрали. В папке имелась и карта, на которую были нанесены обе предполагаемые трассы, а также список лиц, по чьим землям должна пройти дорога, с указанием сумм причитающейся компенсации. Этот список особенно заинтересовал Дандриджа. Даже при беглом знакомстве с ним Дандридж догадался, почему начальство так торопило его с отъездом и какие трудности его ожидают. Читая список, Дандридж словно присутствовал на перекличке самых именитых людей графства.

Сэр Джайлс Линчвуд, генерал Бернетт, полковник Чепмен, мистер Буллетт-Финч, мисс Персиваль. Дандридж прочел и оробел, взглянув на суммы компенсации – и глазам не поверил. Сэру Джайлсу – четверть миллиона. Генералу Бернетту – сто пятьдесят тысяч фунтов. Полковнику Чепмену – сто двадцать тысяч. Даже мисс Персиваль, рядом с именем которой в графе «род занятий» значилось «учительница», должна была получить пятьдесят пять тысяч. Дандридж сравнивал эти суммы со своим жалованьем. Везет же некоторым. Все-таки нет на свете справедливости. Дандридж не был чужд социалистических убеждений: он исповедовал принцип «от каждого по способностям каждому по потребностям» (под «каждым» в обоих случаях подразумевался сам Дандридж), и сейчас его мысли сами собой устремились к презренному металлу. Еще мать внушила ему правило: «Чем жениться на деньгах, ищи-ка сам златые горы». А поскольку жить по этому правилу не так-то просто, интимная жизнь Дандриджа протекала большей частью в воображении. В мечтах, куда не проникали житейские неурядицы, он предавался самым разнообразным страстям. Он представлял себя богатым, могущественным, неизменно в окружении добродетельнейших красавиц. Точнее сказать, красавицы. Женщина его мечты слагалась из отдельных черт и черточек реальных женщин, к которым Дандридж был в свое время неравнодушен. Именно неравнодушен, не более того: с таким чувством не так хлопотно. И вот наконец удача ему улыбнулась: его путь лежит в край золотых гор. До чего заманчиво!

Закончив обед, Дандридж отправился дальше. Скоро он начал замечать, что местность вокруг изменилась. Широкое шоссе осталось позади, машина шла по другой дороге, более узкой и извилистой. Живая изгородь по обочинам была тут выше и гуще. Холмы сменялись пустынными долинами, леса – чем дальше, тем гуще, как будто здесь за ними никто не ухаживает. Даже постройки не имели ничего общего с симпатичными, похожими друг на друга домиками в северных пригородах Лондона. Тут если дом, то либо торчащая посреди земельного участка махина, а вокруг на мили никакого другого жилья, либо каменное здание, а вокруг сараи из потемневшего гофрированного железа да амбары – ферма. На пути Дандриджу то и дело попадались поселки: – несуразные скопления коттеджей и лавок; дома то неловко вылезали чуть ли не на самое шоссе, то прятались за живыми изгородями. Украшены они были так вычурно, что Дандриджа брала оторопь. То здесь то там мелькали церкви. Их вид особенно действовал Дандриджу на нервы. В голову лезла всякая чушь: смерть и похороны, укоры совести, грех, посмертное воздаяние. Замшелые пережитки прошлого. А Дандридж жил если не настоящим, то, по крайней мере, ближайшим будущим – очень ему нужны эти напоминания о тщете земного бытия. С ними беда: того и гляди усомнишься в разумности всего сущего. Правда, насчет человеческого разума Дандридж тоже не обольщался. Он верил только в науку и учет.

Чем дальше машина продвигалась на север, тем больше Дандридж убеждался, что здешние края отнюдь не соответствуют его идеалу. Даже небо тут было другое: на нем появились большие облака, их тени как попало ползали по холмам и полям. К Южному Уорфордширу Дандридж подъезжал с тяжелым сердцем. Если и сам Уорфорд похож на свои окрестности, можно себе представить, какие нелюди обитают в этом вертепе – жестокие беспутные дикари, одержимые непонятными страстями. Увы, Уорфорд действительно мало чем отличался от своих окрестностей. Проехав по мосту через Клин, Дандридж решил, что двадцатый век остался на том берегу и машина движется в глубь времен. Дома у городской заставы беспорядочно лепились друг к другу, и только единообразие надраенных порожков хоть как-то искупало общую безалаберщину. На самом въезде в город прямо перед машиной как из-под земли выросла большая оштукатуренная башня, в которой чернела узкая арка. Дандридж с опаской въехал в черный провал и очутился на улице, по сторонам которой выстроились здания позапрошлого века. У Дандриджа отлегло от сердца, но ненадолго. В центре города он опять почувствовал себя не в своей тарелке. Тесные темные переулки, средневековые дома из дерева и кирпича, верхние этажи которых выдвинуты вперед и нависают над улицей, булыжные мостовые, лавки, словно попавшие сюда из глубокой старины. У входа в скобяную лавку красовались кастрюли и сковородки, лопаты и серпы. Торговец готовым платьем вывесил у своего заведения шерстяные полупальто с капюшоном, вельветовые брюки и бриджи. У рыбной лавки на мраморной столешнице серебрилась скумбрия, а мастерскую шорника сразу можно было распознать по выставленным удилам, уздечкам и кожаным ремням. Короче говоря, Уорфорд был самым обычным городком, где раз в неделю в базарный день идет оживленная торговля. Однако Дандридж, привыкший к благостной безликости универмагов, углядел в этой картине пережитки древнего варварства и насторожился. Он подъехал к базарной площади и спросил у дежурного на автомобильной стоянке, где находится Управление регионального планирования. Дежурный не знал, а если бы и знал, то Дандридж все равно ничего из его объяснений не понял: в речи жителей Южного Уорфордшира привычные английские слова до неузнаваемости искажались валлийским акцентом. Дандридж оставил машину на стоянке, зашел в телефонную будку, раскрыл телефонный справочник и выяснил, что Управление расположено на Скотбой-ярд.