Очень плохая наследственность - Danrad Danrad

Очередное брошенное копьё задевает левую руку, я отшатываюсь. Правая рука натыкается на копьё, воткнутое в землю. Я хватаю его и бросаю что есть силы. Шипение, полное боли и гнева, разрывает воздух. Тело с головой змеи, проткнутое копьём насквозь, заваливается вперёд, проталкивая в себя древко. Упав на огонь, существо верещит и извивается, наполняя лес звуками безумия и боли.

Невероятная удача открывает мне проход, узкую лазейку в беспощадной стене огня. Не дожидаясь, пока тело обуглится, я снова становлюсь зверем. Один длинный прыжок, и я на свободе. Шерсть на боках горит, волны боли прокатываются по телу от ожогов и ран, нанесённых бросками копий. Но сильнее всего ярость — путеводный свет и возмездие. Мои лапы поднимаются и опускаются. Зубы находят и перекусывают шеи моих врагов. Кто-то ещё пытается слабо сопротивляться, однако теперь я могу защищаться. Я могу убивать.

Каменные менгиры забрызганы тёмными пятнами, отражающими блики негаснущего пламени. Мягкий мох усеян изуродованными телами, выпавшими внутренностями тех, кто ещё ползёт прочь, отчаянно цепляясь за жизнь. Какофония искажённых звериными чертами криков страдания. Их эхо бродит по стонущему лесу.

Но мне нужен один-единственный запах. Он уводит дальше в лес. Кислая вонь страха сопровождает его. Я нашёл его жену. Её рука со сросшимися пальцами в моих зубах. И как сладка её кровь.

Запах всё сильнее, я ясно вижу спину убегающего Свенлика. В один прыжок я настигаю его, опрокидываю, прижимая лапами к земле.

— Старшой, ты забыл взять свою жену, — рука падает из моей пасти рядом с его свиной мордой, хлестнув ошмётками кожи и мышц по дряблой щеке.

— Если ты не против, я начну с твоих жирных ног, — по лесу прокатывается вой, а затем резкое высокое визжание. Оно всё длится и длится, многократно усиленное эхом.

— Дальше следуют малозначительные детали, дорогие мои. Самое главное я вам уже рассказал. То есть причину, по которой вы здесь.

Кап-кап-кап — сырость пропитала воздух. Пол покрывали осколки битого стекла, мелкие камушки, мусор, оставленный человеком. В углу заброшенного склада стояла клетка из сваренных металлических прутьев. Не слишком большая, но и не маленькая. Как раз чтобы можно было встать во весь рост. В свете электрического фонарика на батарейках в угол жались двое детей лет двенадцати. Мальчик и девочка, брат и сестра.

Кап-кап-кап.

Я нашёл их в своём городе спустя двадцать лет после договора. С той поры ни одной морщины не появилось на моём лице. Пришлось сменить несколько работ, пару раз переехать, чтобы не вызывать подозрений ни у коллег, ни у соседей.

В детях текла кровь моих предков, она спала, но моя память подсказала мне, как её можно пробудить. Одно сердце должно перестать биться.

Моё тело на миг утратило чёткость, будто камень бросили в отражение на водной глади. Волны улеглись. Дети закричали. Перед ними предстал зверь с шерстью столь чёрной, что, казалось, она поглощала свет.

Я повернул волчью морду в сторону мальчика. Свет фонаря блеснул в жёлтых глазах.

— Ты знаешь, что нужно сделать, — искажённый нечеловеческими чертами голос заставил вспорхнуть пару голубей на бетонной опоре под дырой в крыше.

Грудная клетка девочки легко разошлась от движения одного моего острого когтя. Её крик захлебнулся в кровавой пене, выступившей на губах.

Тук-тук, тук-тук. Сердце замерло.

Девчонкой можно пожертвовать.

Я снова стал человеком, вышел и запер клетку, оставив мальчика свернувшимся в растекающейся луже крови сестры. Когда-нибудь он поймёт. Когда-нибудь. Вскоре кровь проснётся, тогда прутья не будут помехой. И тогда уже его история обрастёт малозначительными деталями.