Полет Сокола - Дафна Дю Морье

— Ты уверена, что Марта поедет за нами?

— Да, да, конечно.

Итак, вперед — высовываться из штабной машины, отдавать честь, смотреть на пробегающие за окнами места, с каждым днем все меньше думать о Марте, месяц за месяцем выслушивать все больше лжи, видеть все больше уловок. И наконец, забыть, забыть… До третьего дня…

Я перешел через площадь и остановился у церкви Сан Чиприано. Она была закрыта. В полдень все церкви закрыты… В мои обязанности групповода, помимо прочего, входило примирять туристов с этим фактом. Теперь и мне нужно было чем-то занять время до часа открытия.

И вдруг я увидел человека, которого знал. Он с группой приятелей стоял на площади — косоглазый малый с длинным, узким лицом. Он почти не изменился и в старости выглядел так же, как в сорок пять. Это был сапожник с виа Россини, время от времени он чинил нам обувь. Его сестра Мария служила у нас кухаркой и дружила с Мартой. Он и его сестра, если она еще жива, наверняка поддерживают с ней отношения. Вопрос был в том, как подойти к нему, не выдав себя. Не сводя с него глаз, я закурил еще одну сигарету.

Но вот беседа закончилась, и он двинулся с места. Но не вверх по виа Россини, а влево от площади, по виа деи Мартири и затем свернул в боковую улочку. Чувствуя себя детективом из полицейского романа, я пошел за ним. Идти приходилось медленно — он то и дело останавливался, чтобы перемолвиться со знакомыми; и мне из опасения привлечь к себе внимание приходилось наклоняться, делая вид, будто я завязываю шнурок ботинка, или озираться вокруг, словно заблудившийся турист.

Он пошел дальше и в дальнем конце узкой улочки свернул налево. Когда я с ним поравнялся, он стоял на верхней ступени крутой лестницы у небольшой часовни Оньиссанти. Ступени почти вертикально спускались на расположенную внизу виа деи Мартири. Он посторонился, давая мне пройти.

— Извините, синьор, — сказал он.

— Прошу прощения, синьор, — ответил я. — Я впервые в Руффано и шел, куда глаза глядят.

Взгляд его косых глаз всегда приводил меня в замешательство: я не знал, смотрит он на меня или нет.

— Лестница Оньиссанти, — сказал он, показывая рукой на ступени. — Часовня Оньиссанти.

— Да, — сказал я, — вижу.

— Вы хотите осмотреть часовню, синьор? — спросил он. — Ключ у моей соседки.

— В другой раз, — возразил я. — Не беспокойтесь, прошу вас.

— Никакого беспокойства, — заверил он меня. — Соседка сейчас должна быть дома. В сезон она открывает часовню в определенные часы. Сейчас это ни к чему.

И прежде чем я успел его остановить, он крикнул в окно небольшого домика перед часовней. Окно открылось, и из него высунулась голова пожилой женщины.

— В чем дело, синьор Джиджи?

Джиджи, так и есть. Именно это имя было на вывеске сапожной мастерской. Нашей кухаркой была Мария Джиджи.

— Посетитель желает осмотреть часовню, — крикнул он и стал ждать, пока женщина спустится вниз.

Окно с шумом захлопнулось. Я чувствовал себя незваным гостем.

— Прошу прощения за беспокойство, — сказал я.

— К вашим услугам, синьор, — ответил он.

Я был уверен, что косые глаза внимательно меня рассматривают. Я отвернулся. Через несколько секунд дверь открылась и появилась женщина со связкой ключей в руках. Она отперла дверь часовни и знаком предложила мне войти. С притворным интересом я смотрел по сторонам. Главной достопримечательностью часовни были восковые скульптуры святых мучеников. Я помнил, как меня приводили сюда в детстве и служитель отчитал меня за то, что я хотел потрогать их руками.

— Великолепно, — заметил я, обращаясь к наблюдавшей за мной паре.

— Таких больше нигде нет, — сказал сапожник и, о чем-то вспомнив, добавил: — Синьор сказал, что он не из Руффано?

— Нет, — сказал я. — Я приехал из Турина.

Инстинкт подсказал мне назвать родной город отчима, где умерла моя мать.

— Ах, из Турина. — Казалось, он был разочарован. — У вас в Турине нет ничего подобного.

— У нас есть плащаница, — возразил я, — плащаница, в которую был завернут Спаситель. На ней до сих пор сохранились следы священного тела.

— Я этого не знал, — виновато заметил он.

Какое-то время мы молчали. Женщина звякнула ключами. Я снова почувствовал на себе взгляд сапожника и немного смутился.

— Благодарю вас, — обратился я к ним обоим. — Я увидел вполне достаточно.

Я протянул женщине двести лир, и она спрятала их в карман широкой юбки. Затем пожал сапожнику руку и еще раз поблагодарил его за любезность. Спускаясь по лестнице Оньиссанти, я почти не сомневался, что они смотрят мне вслед. Возможно, я кого-то или что-то им напомнил, хотя что общего могло быть между мужчиной из Турина и десятилетним мальчуганом.

Я вновь направился в сторону пьяцца делла Вита и на виа Сан Чиприано, в нескольких шагах от церкви, заметил небольшой ресторан. Я позавтракал, выкурил сигарету, но в голове у меня по-прежнему не было никаких планов. Ресторана этого я не помнил, он был новый и, видимо, пользовался популярностью, поскольку вскоре все столики оказались занятыми. Повинуясь смутному беспокойству, я вынул сложенную газету и поставил ее перед собой, прислонив к графину с вином.

— Извините, у вас не занято? — спросил чей-то голос.

Я поднял глаза.

— Разумеется, нет, синьорина. — Я слегка вздрогнул от неожиданности и освободил место на столике.

— Кажется, утром я видела вас во дворце, — сказала она.

Я с удивлением взглянул на нее и тут же извинился. Я узнал женщину-лектора, которая водила группу студентов.

— Вы старались от нас ускользнуть, — сказала она. — Не могу осуждать вас за это.

Она улыбнулась. У нее была приятная улыбка, хотя рот несколько великоват, и разделенные на пробор, зачесанные назад волосы. На вид ей было года тридцать два. Под ее левым глазом я заметил большую родинку. Некоторые мужчины находят такие метки сексуально привлекательными. У каждого свой вкус…

— Я пытался убежать не от вас, — объяснил я, — а только от ваших слушателей.

Гораздо реже общаясь со своими соотечественниками, чем с представителями других национальностей, особенно с американцами и англичанами, и всегда находясь в подчиненном положении, я разучился общению с итальянками, которые любят, чтобы за ними ухаживали, и рассматривают это как простую любезность с вашей стороны.

— Если бы у вас было желание что-нибудь узнать о выставленных во дворце картинах, вы могли бы к нам присоединиться.

— Я не студент, — ответил я, — и не люблю быть одним из многих.

— Вероятно, вы предпочли бы персонального гида, — пробормотала она.

Я понял, что до окончания трапезы галантность будет наилучшей линией поведения. Когда же мне станет скучно, я всегда смогу взглянуть на часы и извиниться, сославшись на то, что спешу.

— Как и большинство мужчин, — сказал я. — Вы не находите?

Она улыбнулась улыбкой заговорщицы и сделала знак официанту.

— Возможно, вы и правы, — сказала она. — Но я преподаватель университета и должна выполнять свою работу. Должна нравиться как мальчикам, так и девочкам, и вложить некоторые факты в их упрямые головы.

— Это сложная задача?

— С большинством из них — да, — ответила она.

У нее были маленькие руки. Мне нравится, когда у женщин маленькие руки. Колец она не носила.

— Что входит в ваши обязанности? — спросил я.

— Я прикреплена к факультету истории искусств, — ответила она. — Два-три раза в неделю читаю лекции студентам второго и третьего курсов и вожу первокурсников во дворец, как сегодня, и в другие места, представляющие интерес. Я здесь уже два года.

Официант принес ее заказ. Несколько минут она ела молча. Затем взглянула на меня и улыбнулась.

— А вы? — спросила она. — Вы приезжий? На туриста вы не похожи.

— Я групповод, — ответил я. — Приглядываю за туристами, как вы приглядываете за студентами.

— И ваши подопечные здесь в Руффано? — На ее лице появилась легкая гримаса.

— Нет. Сегодня утром я в последний раз пожелал им хорошей скорости.

— И теперь…

— Можно сказать, что теперь я свободен для предложений.

Некоторое время она молчала. Ее целиком занимала еда. Но вот она отодвинула тарелку и принялась за салат.

— Для какого рода предложений? — спросила она.

— Делайте. Я отвечу.

Она посмотрела на меня, словно о чем-то задумавшись.

— Какими языками вы владеете?

— Английским, немецким и французским. Но я никогда не читал лекций, — сказал я.

— Я этого и не предлагала. У вас есть диплом?

— Туринский диплом по иностранным языкам.

— В таком случае — почему групповод?

— Видишь страну. Хорошие чаевые.

Я заказал еще кофе. Беседа ни к чему меня не обязывала.

— Итак, у вас каникулы? — сказала она.