Наше дело правое - Сергей Раткевич

Эсташ крепко зажмурился, так, что под веками поплыли цветные пятна, открыл глаза и решительно шагнул вперед, в черный зев Ущелья. Зев, поглотивший пять сотен лет назад воинство Анхеля Жестокого — все без остатка: обозы, маркитанток, шатры, коней, обслугу.

Тем временем курсанты вовсе не думали, как представлял себе это Эсташ, держаться до последнего и умирать с честью… Вопреки справедливым, но скучным рекомендациям наставника (очистить душу молитвой и хорошо выспаться перед испытанием) курсанты гуляли. У костра разъедали законный окорок, запивая его контрабандным вином, и обсуждали заключенное Карлом и Эриком пари. Спорили о моральном облике товарища: струсит ли краонский тощщик, он же моль книжная, и сбежит — или наберется храбрости полезть на ночь глядя в Ущелье.

В этом году личный состав выдался что надо: Конрад Кондор из Мюнстера, Эрик из Клошта, Карл из Асторы, Дерек из Ольшта, Свен из Арегалы и прочие, прочие. Только Эсташ из Краона не выдался. Всю картину портит — так и говорят про него, тощ как хвощ, щуплый и мелкий. Ублюдок к тому же, впрочем, до того никому дела нет, вон Бертран и вовсе неизвестно откуда, даже и по матери, а парень что надо.

Великодушный Карл стоял за то, что свой брат курсант не сдрейфит, принципиальный Эрик полагал обратное — чего ждать от библиотечного червя, который боится мышей, потому и сбежал из скриптория. Спор оставался теоретическим, пока сообразительный Дерек не предложил остроумный план проверки.

— Как вы собираетесь узнать результат? — уточнял дотошный Свен.

Дерек легкомысленно махнул рукой.

— Проще простого. Если струсит, то совсем сбежит, так? А если не струсит, то на выходе из Ущелья его завернет патруль и отправит обратно.

— Ага, и выяснится, что ты любитель пошутить. Со всеми для тебя вытекающими.

— Не выяснится, потому что тощщик струсит и не вернется.

— Эй, там, полегче на бутыль налегай, Дереку оставьте что-нибудь, — проконтролировал вдохновитель импровизированного застолья Карл.

— А если он не вернется по совсем другой причине? — неуместно холодно поинтересовался Конрад. — Наставник-книжник рассказывал прелюбопытные вещи об этом вашем Ущелье.

— Когда это? — недоуменно хлопнул глазами Дерек.

— Слушать надо, — пожал плечами Кондор. Он был не здешних краев, уроженец далекой северной провинции, утонувшей два года назад в междоусобной войне. Его не любили.

— Черное Ущелье гибельно, это общеизвестно, — внес свою лепту в беседу Бертран.

— Суеверие! — настаивал Эрик.

— Ага, сейчас. Барон Цверггебирге тоже так сказал, когда решил дать бой суевериям и Ару. Ни его людей, ни его самого с тех пор не видали, — припечатал Курт, знавший, кажется, все про всех, но ничего наверняка.

На том беседа увяла.

Если подумать, в чулане, где Эсташа запирала за мелкие детские преступленья тетка Гин, было страшнее. Там царил чудовищный Паук, там шуршала злобная Крыса, там мерещилась — совсем уж запредельным ужасом — сестра ее Летучая Мышь, пьющая исключительно человечью кровь. И однако эти смертельные опасности Эсташ благополучно пережил, дотянул как-то до шести лет, когда злая тетка Гин, то есть благородная леди Гиневра, отправила его в Орден учиться скрипеть пером, чтоб не без толку небо коптил, а выучился достойному ремеслу переписчика. В Книжной части Эсташ прижился, не отправился в мир. Там же восхищался будущими воинами (их тоже учили чтению-письму, чтоб не оскорбляли небо темнотой и невежеством) и их особой, немирной наукой. Наставник-книжник начал было готовить его себе в помощники, но один рыцарь, спаси его господь, разглядел в Эсташе будущего воина и в конце концов его определили не в скрипторий, а в Оружейную часть.

Вспомнив старого книжника с его вечным ворчанием и строгими взысканьями, вспомнив редкую похвалу рыцаря, Эсташ успокоился и осмотрелся. Ничего ужасного вокруг не наблюдалось. Тот же камень под ногами, те же звезды над головой. Страхи внезапно показались постыдно детскими — как он смеет бояться призраков и теней, когда за спиной сейчас гибнут… кто они ему, кстати? Друзьями не были, а соратниками стать не успели… гибнут за то, чтобы он успел вовремя добраться и предупредить город о нападении.

Радужным надеждам на восторженный прием в Оружейной не было суждено оправдаться. Развеялись они самым жалким образом сразу по прибытии, как только наставник объявил о новеньком и курсанты остались одни.

— Это еще что за крыска?! — прямолинейно выразился красивый юноша, судя по выговору — столичный житель.

Худосочный Эсташ и впрямь терялся на фоне будущих товарищей по оружию, с детства приученных к воинскому делу. Будущие товарищи смотрели недобро. На новеньком было яснее ясного написано, что он им не чета и не ровня.

— Вам не кажется, мессиры, здесь несет какой-то дрянью? — протянул великолепный Эрик дер Клошт, помахав для убедительности расслабленной кистью перед носом.

— Компостом потягивает, — присоединился к избиению незнакомый подросток, оказавшийся впоследствии Карлом Аттом, наследником далекого Асторского герцога.

— Крысами. Из скриптория. Потому что это тамошний служка, — уточнил внимательный к деталям Свен.

— Скрипел бы себе там, хилая морда.

— Представьте, как мы будем смотреться в одном ряду с этим заморышем!

Эсташ замер. Было мучительно жалко себя за эту незаслуженную обиду. Однако можно было стоять и жалеть себя, а можно было переломить ситуацию, как Анхель Жестокий в битве при Этолле. Второе показалось предпочтительнее; Эсташ сжал в руке увесистую чернильницу и что было силы засветил в глаз ближайшему товарищу. Ну, тут и началось.

Анхель, некстати вспомнилось Эсташу, при Этолле как раз проиграл.

Безобразие прекратил Конрад, наблюдавший сцену со стороны.

— У кого избыток молодых сил — прошу на двор. С боевым.

И веселье улеглось. Все вроде как понимали, что наставники не позволят курсантам поубивать друг друга, но связываться с Конрадом не хотел никто. Конрад был самую малость не в себе.

— Спасибо, — попытался поблагодарить Эсташ.

— А вот этого не надо, — грубо отрезал Кондор и вышел вон.

Остальные переключились на обсуждение северной грубости; про Эсташа временно забыли.

Да, друзьями они определенно не стали. Как и боевыми товарищами — бой идет без него. Ему же суждено бесславно сгинуть в проклятой дыре, потому что его сочли самым бесполезным, и кто? Злые насмешники, никчемные третьи сыновья обедневших фамилий, безграмотные великовозрастные дурни. К тому же Ущелье непроходимо, тем более для него, ничтожного. Зачем же превозмогать себя, если можно уютно умереть прямо здесь?