Когда-нибудь или С карусели земли… - Иоланта Ариковна Сержантова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рак-отшельник, надев на себя личину обветшавшего по старости, безобидного для рыб рапана24, втёрся в доверие к малышне. Несомненно, в том есть доля вины гуляющих неподалёку расслабленных нерадением, да леностью нянек, но…
Нотации, из чьих бы не происходили уст, вольно или невольно заключающие в себе вселенскую мудрость, при всём том, часто корыстны, а подчас и лукавы, о чём нелишне помнить обучающимся всяких начальных, средних и высших учебных заведений.
О горЕ и гОре
Гора так долго сидела на берегу моря, опустив крепкие, но худые ноги в солёную воду, что задремала. Мальки бычков скакали по волосатым коленкам каменища, будто кузнечики, а она ничего, щурилась и щерилась сонно. Истома овладела ей в такой мере, что возжелай она сделать любое движение, то это повлекло бы за собой волнение и на суше, и на море.
А посему, гора позволяла детворе играть собой. Известно, ей делалось немного щекотно от того, да пусть резвится малышня, повзрослеет – набегается ещё по причине страхов и забот, – не иначе, что именно так рассуждала про себя гора.
Ну и шустрят мальки, шалея от собственных шалостей. Вот только что дёргали водоросль за хвост, как уже терзают её гриву, и не делая различий, что совать в рот, тут же берутся грызть песчинку.
– Оставь её! Гадость! – Бормочет утёс мальку, а тот таращит марказитовые глазёнки, но не перестаёт мусолить несъедобную крошку.
Ну, что ты будешь с ними делать? Дети…
Не дожив до иных, известных в миру забот, нет покуда рыбёшкам никакого дела до синяка надвигающийся грозы, что разливается по горизонту. Недосужно оборачиваться и на проплывающих мимо, будь то схожие с ними или те, двуногие, от которых, так шепчет на ухо ввечеру волна, все беды и несчастья, имён которым не счесть, а из причин всего одна.
…Проблески стаек мелких рыб в волне мерещятся сединой. И красиво то, и грустно. Скоро время на расправу, ох как скоро. Не то брезгает нами? Так торопится сбыть…
Жалью жаль
Утро будит рыбёх солнечным лучом, ерошит морское дно, проводя загорелой рукой по загривку водорослей, и нежно расправляет завитки, которые тут же сворачиваются обратно в выгоревшие добела кольца.
Рыба расхаживает под водою. Не бесцельно, отнюдь, но вынашивая известную ей одной мысль, про которую благоразумно помалкивает до поры. Изредка она останавливается, замирает на месте, парит супротив прилива и прочих, увлечённых между прочим им, что при непрестанном всеобщем кружении непременно обращает на себя всеобщее внимание… и, в довольстве собственной персоной, рыба хлопает себя плавниками по бокам, ровно с досуги, никак не с досады, как некая бабочка. Но не та, изнеженная, с мозаичными крылами, что усаживается без спросу на бутон чертополоха, дабы растеребить его, пробудить желание разгладить поскорее свои наряды, да в пляс под руку с ветром, что «всегда готов» и совершенно обязательно кавалер25, – держит кренделем руку, упершись в тугой бок, точно чаша из стекла… А другая, – рыхлая немного, не высушенная ещё непомерными бабскими трудами и хворями, да беспокойством про всех, жалью, которая обо всех, об каждом, любом, далёком и близком.
Надумав что-то наконец, рыба отступает в тень глубины и сытная взвесь планктона кружит возле неё, как снегопад в струях света.
…Тем временем, солнце перемешивает золотой ложкой кашицу моря, разбавляя холодное горячим, дабы угодить всем, кто выйдет к столу.
Сладкие волны тёплых лучей обволакивают студёные, солёные в меру, и утро делается таким осязаемым, настоящим, с неизменной горчинкой, отчего ощутить себя живым, живущим на белом свете приятно более, чем когда-либо.
– Доселе?
– М-да… До сих пор.
– Можно ли ожалить жалом жалости?
– Почему ж нет?! Коли без любви… Радением26 одним сыт не будешь, мало его одного.
В шкатулке моря…
В шкатулке моря столько всего интересного… Как в бабушкиной коробке, где булавки с головками из ракушек, похожих на накрашенные ноготки, остро заточенные, твёрдые огрызки мыла и мелок со следами зубов всех бабушкиных внуков.
В шкатулке моря – горсти перламутровых пуговиц и пуговок медуз, отпоротый пушистый ворот волны. Вырванные с корнем из прозрачной, цвета бутылочного стекла, ткани воды, пуговки рады свободе, словно наскучило им быть привязанными к одному месту. Тянутся за ними блестящие шёлковые нитки. Четыре дырочки, четыре ниточки, одна другой длиннее, одна другой кудрявее.
В шкатулке моря – серебряные бусины пузырьков воздуха, что закипают у самого дна. Там, в тишине и сумраке, когда любой стук издалека чудится, словно бы он рядом, плавят выдохом моллюски лёгкие ожерелья. Да только никого не снарядили подбирать их! Так и пропадает добро, взбивая липкую плёнку воды мелкими всполохами.
Рыбам-то, тем недосужно подымать не своё. То ссоры среди них, то споры, а то разрывают совместно кружева медуз на лоскуты, будто делят что. Которые не заняты шитьём, да распрями, составляют букеты из водорослей. Стряхивая с них придонный песок, сокрушаются однообразию расцветок и скудному выбору. Им бы среди земных каких цветов поискать, но только уж тогда и рыбами им никак не бывать.
В шкатулке моря, обрезками блестящей ленты – гребневики, одетые в полосатые пижамы: серо-белые, палевые, жемчужные и золотисто-коричневые. Ну, и что ж, что малы?! Тушеваться не в их характере. Поводят двухцветными плечами, будто на них эполеты, либо ещё какой аксельбант, плетеница из снурков. Приглядишься, так нет же – вовсе нет ничего, а гонору-то, гонору, важности сколь. Невольно поклонишься, да обойдёшь сторонкой, дабы не задеть, не препятствовать важной поступи значительного чина.
В шкатулке моря – сбывшееся давно, что ускакало верхом на морском коньке, и то, другое, которое осталось только в мечтах, и глядится в пустое зеркало поверхности воды, ибо не бывают сами по себе ни надежда, ни счастье, ни любовь.
Цапля и баклан
Высматривая что-то на земле среди деревьев, летела цапля. Угловатая, как подросток, неловкая и растерянная слегка. Ей слепили глаза позолоченные солнцем купола церкви из села неподалёку, но переменить направление птица не могла никак. Ей было нужно именно в ту сторону, куда добраться было труднее всего.
А тем временем, над бирюзовыми водами тёплого моря, под недовольные крики одинокой чайки, баклан со товарищи гнал на мелководье рыбу. Та пугалась собственной тени, но даже осознавая всю нелепость своего положения, торопилась туда, где её легче всего изловить. И имали27 её бакланы: слёту-сплаву, или даже, нырнув до дна, по дороге ко вдоху, откуда, разбегаясь, словно посуху, взмывали со свисающим из авоськи клюва рыбьим хвостом. Хорошо быть …бакланом!
…Морской климат. Мягкий, уравновешенный, располагающий к раздумьям
