Чужестранка - Линн Харрис

Это не была ее первая поездка на вертолете, но на таких роскошных, как вертолет Алексея, Пейдж, безусловно, не летала. Интерьер салона был похож на интерьер роскошной яхты: мебель, обтянутая светлой кожей, облицовка стен из древесины драгоценных пород. Сидящий рядом с Пейдж Алексей разговаривал по телефону. Он сделал по меньшей мере шесть звонков, с тех пор как они сели в машину.

Наконец Алексей положил телефон в карман.

— Прошу прощения за то, что отвлекаюсь на звонки, — сказал он.

Пейдж пожала плечами.

— Все в порядке, — ответила она. — В твоем бизнесе многое поставлено на карту.

Он резко посмотрел на нее:

— Так и есть. И я намерен победить, Пейдж.

Она вздрогнула. Вне сомнения, причина всех его телефонных звонков — предстоящая сделка с Валишниковым.

— Чад тоже намерен победить.

Он взглянул в иллюминатор, когда вертолет пошел на посадку:

— Смотри!

Она повернулась в его сторону, и у нее перехватило дыхание. Внизу, словно белое одеяло, лежал снег. В центре снежной пустыни стоял настоящий дворец. На фасаде здания было шесть массивных белых колонн, вокруг каждого окна располагались декоративные позолоченные бордюры. Неподалеку находилась небольшая церковь с темно-золотыми куполами.

Алексей положил руку на ее плечо и коснулся щекой ее уха и, наклонившись, сказал:

— Это поместье Вороновых, построенное в начале восемнадцатого века. Посмотри на фонтан.

Фонтан в переднем дворе был выполнен из золота; скульптуры в виде херувимов и мифических существ застыли, словно в ожидании какого-то знака, получив который они соскочили бы на землю и стали бы резвиться во дворе.

Выйдя из вертолета, они направились к дворцу по тропинке, очищенной от снега.

Войдя в вестибюль, Пейдж подняла глаза и взглянула на купол, который был расписан библейскими мотивами.

— Это ведь «Поклонение Мадонне», — удивленно сказала она.

У ее матери висела такая картина в гостиной, и сейчас, увидев ее, Пейдж почувствовала себя дома.

— Да.

В ее глазах стояли слезы. На мгновение она забыла о присутствии Алексея.

Он подошел к ней, в его взгляде читалось беспокойство.

— Что не так, Пейдж? Ты в безопасности со мной, я обещаю.

— Какая глупость, — сказала она, проводя пальцами под глазами. — Я всегда плачу в художественных галереях. У старинных картин какая-то неземная красота. Мне кажется, что с полотна со мной говорит душа художника. Настоящее волшебство.

Алексей смахнул слезу, которая покатилась по ее щеке. Выражение его красивого лица смягчилось.

— Ты очень необычная, Пейдж Барнс. Я не встречал женщин, которые плачут в художественных галереях, хотя мой дом вряд ли назовешь галереей.

Ей удалось тихонько рассмеяться:

— Ну, со временем я могу очерстветь.

Он улыбнулся:

— Сомневаюсь. И думаю, мне лучше не водить тебя в семейную портретную галерею. Ты не сможешь насладиться ужином, если будешь лить слезы.

— Может, ты покажешь мне ее после ужина?

— После ужина тебя ждет сюрприз. — Он взял ее за руку и повел за собой. — Если я не ошибаюсь, вкусная еда ждет нас в библиотеке.

— Библиотека? — сказала она, когда они прошли в глубь дома.

— Официальная столовая огромна, в библиотеке уютнее.

Двухэтажная библиотека была размером с небольшой универмаг. Помимо огромного количества книг в ней был большой зажженный камин и круглый стол, застеленный белоснежной скатертью, на котором стояли хрустальные бокалы и фарфоровая посуда. Три официанта в униформе ждали распоряжений хозяина.

Алексей взял у Пейдж пальто и шапку и протянул их одному из слуг. Затем отодвинул для нее стул, и она, опустившись на него, задумалась, сколько поколений князей и княгинь Вороновых сидели за этим столом.

Алексей расположился напротив нее, и они начали ужинать. На ужин подавали различные мясные блюда, горячие пельмени, ароматные овощи и черный хлеб. На столе стояло блюдо с черной икрой и блинами. Один из официантов откупорил бутылку белого вина и наполнил бокалы. Пейдж попросила воды. Алексей отдал официанту приказание по-русски, и рядом с Пейдж тут же появился бокал с водой.

Официанты внезапно ушли, и они остались одни. Алексей поднял бокал:

— За прекрасный вечер с хорошей едой и в приятной компании!

Пейдж чокнулась с ним. Она сделала небольшой глоток вина, изумившись его легкости и свежести, и улыбнулась Алексею. Ее сердце бешено билось, и она задалась вопросом, как переживет этот ужин, если уже сейчас не может произнести ни слова.

Происходящее казалось ей нереальным. Совсем недавно она была в Москве, а теперь находится под Санкт-Петербургом и ужинает с князем в библиотеке его особняка.

Она подумала о Чаде и Эмме и почувствовала себя виноватой.

— Тебе понравились пельмени? — спросил Алексей.

— Еда замечательная. Но что из блюд называется пельмени?

— Клецки с начинкой из смеси говядины, баранины, свинины и специй.

— Удивительно вкусно. Ты был прав. В России множество вкусных блюд помимо борща.

Он проследил взглядом за ее вилкой, которую она поднесла ко рту, и понаблюдал за тем, как она жует. Пейдж застеснялась. Алексей отвел взгляд и взглянул на свою тарелку.

— Это любимые уральские пельмени моей сестры, — сказал он. — Моя мать довольно часто делала их для нас.

— Мне жаль, что твоя сестра не с тобой, — промолвила она осторожно.

— Прошло уже очень много лет, — ответил он. — Но спасибо за сочувствие.

Когда он не произнес больше ни слова, она почувствовала себя обязанной сменить тему.

— Моя мать жарила курицу по-южному, — сказала она серьезно. — Это было мое любимое блюдо в детстве.

Он посмотрел на нее с интересом:

— А теперь не любимое?

Пейдж покачала головой:

— Нет, с тех пор как я узнала о холестерине и болезнях сердца. И не потому, что я потеряла десять фунтов веса, как только отказалась от жареной пищи.

Хотя Пейдж, наверное, по-прежнему ела бы жареную курицу, если бы ее мать была жива.

— Я никогда не ел жареной курицы по-южному.

— Если когда-нибудь приедешь в Техас, я приготовлю ее для тебя.

Он усмехнулся:

— Может, и заеду.

Пейдж сделала еще глоток вина. Ей меньше всего нужно, чтобы этот человек приехал в Техас. Но он вряд ли когда-либо туда приедет. Он просто вежлив.

— У тебя милый дом, — сказала она. — Должно быть, замечательно расти здесь.

Выражение его лица стало непроницаемым, но потом он пожал плечами:

— Я вырос не здесь, моя красавица. Мой отец умер, когда мне было пять, и моя мать была вынуждена уйти отсюда со мной и моей сестрой. Мы стали персонами нон грата.