Сожженные мосты Часть 3 - Александр Афанасьев

Оскальзываясь на размокшей от дождя почве, вытянувшись в редкую цепочку, казаки двинулись вперед. Первым шел Велехов, потом Соболь, последним – Чебак, сдури схвативший трофейный пулемет – как малый, прямо. Сотник внимательно смотрел себе под ноги – еще лучше было бы обзавестись какой-никакой палкой, но палки не было.

– Где?

– А вон к тому леску правь – сказал Соболь – не дума, что они с открытой местности работали. Откуда то сверху…

Лесок здесь выдавался в кошеную ленту поля небольшим огрызком – сразу было видно, что происходивший западнее бой затронул и это место. В некоторых местах ветви были сбиты, а древесные стволы – похлестаны пулями.

– Рассредоточиться. Искать следы. На удаление прямой видимости. Опасаться мин.

Последнее было маловероятным – ночью, да в боевой обстановке, когда хлещет пулемет, да вот-вот КПВТ врежет со всей дури – не до мин. Но всякое бывает, лучше подстраховаться.

– Командир! – почти сразу позвал Соболь.

Сотник подошел, глянул по сторонам – прежде всего он искал гильзы, потому что если был бой – то не может не быть гильз. Гильзы часто бывают блестящими, находятся легко. Но гильз не было – только сырая, покрытая хворостом и листовой гниющей подстилкой земля.

– Что?

– А вот – глянь.

На стволе дерева в нескольких местах были грязные разводы. Сотник отковырнул кусочек уже почти засохшей грязи, посмотрел себе под ноги, потом откуда они пришли. Потом – посмотрел на свои измазанные грязью, весящие под целую тонну говноступы.

– Гильз нету?

– Нет. Думаю, винтовка с мешком. Получается, еще прицел был, и неслабый прицел. Для такой-то дальности. И глушитель.

Гильзоулавливатель, прицел и глушитель. В строевые команды такое оружие не выдают. А гильзоулавливатель вообще в армии почти не применяется, Велехов за все время службы не получал оружие с гильзоулавливателем. Нет их ни на снабжении армии, ни на снабжении казаков. А тут похоже – был.

– Петр Михеевич!– заорал откуда то издаля, даже голос был приглушен расстоянием, Чебак. Двое казаков поспешили к нему.

– Ты куда зараз рванул, сукин кот? – сказал Велехов – сказано: на удаление прямой видимости. Мабуть с головой распрощаться хочешь.

– Смотрите.

Соболь присел, щупая почву. Потом – острый глаз его заметил что-то непонятное, необычное – его рука мгновенно метнулась в том направлении, он поднял несколько листьев, поднес к глазам, потом попробовал языком.

– У них трехсотый – озвучил он – как минимум.

Трое казаков, не сговариваясь, посмотрели в темный, мрачный, поросший кое-где сломанным кустарником лес.

– Сходим? – с надеждой сказал Чебак

– Совсем с головой не дружишь? – вызверился сотник – я зараз схожу. Это тебе не к сербам бегать. Да… пулемет им отдай. Их доля. Честная…

* Стандартное определение направления в русской армии. Циферблат часов, двенадцать – это север.

** дифензива – военная разведка (польск.)

18 июня 2002 года

Тегеран

Есть одна очень хорошая поговорка. Самое первое чувство – самое верное и искреннее, и поэтому его следует всегда оставлять при себе. Увы – но не всегда так получается.

Сегодня я уже ругал себя за то, что сказал вчера. Это были слова, достойные салонной истерички – но не русского офицера, имеющего особое задание и не посла великого государства. В разведке нет понятия "отбросы" – в разведке есть понятие "годный к вербовке материал" и "материал, не представляющий оперативного интереса". И на то, что от материала воняет за километр – настоящий разведчик на это не обратит внимания. Даже обрадуется – такими "отбросами" проще управлять.

И все-таки – видеть больше наследника не хотелось…

Наверное, сейчас кто-то обвинит меня в лицемерии и лживости. Напомнит Бейрут. Напомнит и Белфаст – тоже есть что напомнить. Вряд ли кто-то знает про это – и про то и про другое – но, допустим, что напомнит. И будет не прав.

Разница между этим всем – есть. Она в том, что все, что делалось в Бейруте и Белфасте – было вынужденной необходимостью. Именно вынужденной, и каждый, кто этим занимался, понимал это. Здесь же это не вынужденная необходимость. Это норма, чудовищная норма, когда армейских офицеров строят на плацу, выбирают по жребию одного из них и заставляют направлять асфальтовый каток на человека. Пусть на террориста – но все-таки человека. А наследник, будущий глава государства с удовольствием наблюдает за этим.

Поняли разницу? Если нет – то и читать дальше не стоит. Не поймете…

Чувствовал я себя скверно – более чем. Болели ноги. Вовремя не промытые и с грехом пополам обработанные раны дала о себе знать. А то, что я не вовремя обратился к эскулапам и пару дней просто терпел боль – дало знать еще хлеще. Почти сразу после того вояжа в тюрьму особого режима и бессмысленно жестокой казни, я свалился пластом – в тот же вечер, и целую неделю не мог встать. Посольский доктор, отогнав от меня местных эскулапов, осмотрел мои ноги и сказал, что если я не хочу чего-то типа заражения крови – надо принимать меры и принимать их быстро. В конечном итоге, меня эвакуировали на крейсирующий в Персидском заливе авианосец Николай Первый, где мной занялись уже флотские эскулапы, привычные к самого разного рода травмам и осложнениям. Эвакуировали вертолетом, который сел прямо у посольства, на одной из больших лужаек – как в синематографе. Удивительно – но ноги мои остались до сих пор при мне, и через неделю меня переправили обратно, снабдив несколькими пачками каких-то антибиотиков, которые мне прописали по два раза в день. Но это ерунда, главное не ампутация.

Это я так шучу. На самом деле – прескверная шутка, никому не советую повторять. Умереть от инфекции – не мужская смерть, даже если инфекция вызвана ранениями при взрыве.

Чем занималась моя супруга – то Аллах знает, но встретила она меня подозрительно приветливо и даже наградила настоящим, жарким до невозможности поцелуем. Если женщина так себя ведет – значит, чувствует за собой вину. Но проверять было некогда – я тоже чувствовал за собой вину, и вину немалую. Сколько времени уже здесь – а полезной информации на грош.

Так не работают…

От госпитализации еще на какое-то время я отказался наотрез – накачать антибиотиками меня сможет и местный посольский врач, а больше ничего не нужно. Поэтому с самого утра, отказавшись от услуг Вали, я самостоятельно поехал в посольство.

Добрался нормально – Тегеран по утрам был вообще тихим городом, а зеленая зона – еще тише. Было жарко, как и всегда летом, в здании посольства настежь были открыты все окна. Из дома я выехал рано, Тегеран пока не проснулся, движения почти не было.

У самой ограды посольства стоял белый экипаж Баварских моторных заводов, на него я обратил внимание сразу – вообще, все припаркованные у посольства незнакомые машины надо сразу брать под контроль. Номера – обычные, гражданские, за слегка затемненным стеклом – отчаянно зевающий водитель. Вмешиваться не стал – но решил, что как только доберусь до своего кабинета, сразу вызову командира группы охраны посольства и спрошу его, что это за машина припаркована у самых ворот. Если он не сможет сразу ответить – значит, с обеспечением безопасности посольского здания у нас явные проблемы.

Охрана поприветствовала меня, справилась о моем здоровье. Здесь все были свои и все понимали, что просто так посол ранение, да еще минно-взрывную травму осколками взорвавшегося фугаса получить не может. Да и про мое звание тоже было известно – это секретом не делалось. Поэтому, стоявшие в охране десантники считали меня своим, и отдавали честь искренне, это сразу было заметно. Насколько мне было известно – некоторые "ответственные лица" награждали стоящих на часах "катеринками" с наказом выпить вечером за их здоровье, но я этого не делал, понимая что это обидит десантников.

В присутствии как всегда было пусто, нанимать секретаря я не видел смысла, в кабинете я бывал редко, а любой посторонний человек – риск утечки информации. Даже информация о посетителях и времени прихода – ухода может быть весьма и весьма опасной. Цветы если и поливали – то поливали нерегулярно.

А еще в кабинете кто-то был…

Это я понял очень просто. Если уходите из помещения, в котором есть что-то важное и ценное для вас – оставьте в косяке двери нитку или волос, а потом посмотрите, осталась она на месте или нет. Я оставлял белую нитку, но клал ее наверх, на полотно двери. Именно эта нитка валялась сейчас на полу перед дверью.

Весь обратившись в слух, я осторожно взял графин – большой, массивный, хрустальный – вылил имевшуюся там воду в горшки с цветами. Оружия у меня с собой не было, послу носить его не пристало, тем более в посольстве – но в умелых руках и графин – оружие. Поудобнее перехватив его за дно – и не выглядит подозрительно, и бросить можно быстро и точно – я толкнул от себя дверь кабинета.