Дневник Мариэтты Шагинян - Михаил Лифшиц

От живой природы можно перейти к общественным вопросам. Человек есть животное, делающее орудия. «Машина — создание рук человеческих, — пишет Мариэтта Шагинян, — но всё больше и больше заметно в наши дни, когда машина стала массовой, всем доступной и ходит скопом, насколько это создание рук человеческих заимствовано людьми у природы». Все доказательства этого тезиса нам повторить не удастся; приведём только отдельные пассажи. Автор увлекается сходством между движением животных и работой машин. Например: «Гусеница, когда передвигает длинное тело, меняет точки опоры, подтягивая пассивные части (так и хочется сказать «гусеничный ход»!)» Сказать всё можно, однако трактор на гусеничном ходу или танк не меняют точки опоры, подтягивая пассивные части; это известно каждому школьнику. Почему бы не сказать, что галстук «бабочкой» летает вокруг шеи, а «змеевик» ползает в перегонном кубe?

Ещё один пример: «Кошка перед прыжком наверх, за птицей, делает нажим на свои задние лапки, совершенно так, как при старой игре в блошки мы нажимали костяшкой на самый крайний кончик круглого костяного кружочка — блошки и она тотчас же от нажима взлетала». Это сильное доказательство — известно, какое важное место в технике занимает игра в блошки. Мариэтту Шагинян можно упрекнуть только в том, что она упускает возможность сравнить игру в блошки с прыжками блохи. Само по себе описание этой игры носит эпический характер и может быть поставлено на один уровень с её описанием игры в футбол.

Но это ещё не всё. «Законы бесчисленных движений скрыты (и раскрыты) в любом животном, и звери ими идеально пользуются, выполняя закон своего бытия. Отсюда — счёт на лошадиную силу в моторах, гусеничный ход у тракторов; инерция, холостой ход, остаточное движение, сцепка, всё, что хотите, могло бы быть названо словом из зоологического, пернатого или пресмыкающегося царства». Не знаем, что имеет в виду Мариэтта Шагинян, говоря об инерции, сцепке, остаточном движении, но что касается лошадиной силы, то здесь её воображению напрасно рисуются удары копытом, крутая шея и красивый хвост, развевающийся по ветру. Под именем лошадиной силы в технике понимают только мощность, равную 75 килограммо — метрам в секунду. Эта единица, которую давно уже признают неудачной, возникла случайно (паровая машина Уатта заменила труд лошадей при откачке воды из угольных шахт) и ничего общего с движениями лошади не имеет.

Всего забавнее выводы Мариэтты Шагинян: «И вот как раз какая — то ясная, опрозрачненная видимость рабочей структуры животного поражает нас, когда мы смотрим на животных в наших совхозах и на наших фермах, — мы и относимся к ним теперь как — то уже по — другому, как — то по рабочему, более дружественно и в то же время более научно, — наука докатывается до любого уборщика».

Попробуйте разобраться в этом нагромождении фраз. Кажется, Мариэтта Шагинян хочет сказать, что с тех пор, как «машины ходят скопом», мы увидели, что они очень похожи на животных, и стали лучше относиться к последним в наших совхозах. Над вымыслом слезами обольюсь…

От техники перейдём к экономике. Из дневника Мариэтты Шагинян видно, что ей удалось дважды прочесть «Экономические проблемы социализма в СССР» И. В. Сталина. «Трудно передать словами, что это даёт человеку. Когда перечитывала, казалось, что это даёт при жизни пережить бессмертие». Мы верим, что писательница способна испытывать большие чувства. Но это должно быть доказано делом, а на деле Мариэтта Шагинян не проявляет совершенно естественного уважения и даже простого внимания к этой работе, настолько произвольны её комментарии.

Развивая тему об основном экономическом законе социализма, автор «Дневника писателя» выводит из него более частную закономерность, а именно «прямо пропорциональное отношение между себестоимостью и качеством» или «прямую связь между удешевлением продукции и повышением её качества». Об этом Мариэтта Шагинян даже написала статью в «Известия» под названием «Открытие закона», но в редакции, к счастью, выбросили этот закон.

Здесь автор выступает во всём блеске своего теоретического анализа. Мариэтта Шагинян даже опередила «Экономические проблемы социализма в СССР», ибо её открытие относится к более раннему времени; лишь впоследствии писательница поняла, что «прямо пропорциональное отношение между себестоимостью и качеством» входит в основной закон социализма (см. «Дневник писателя», декабрь 1951 года).

Откуда всё это берётся? — Две хорошие девушки, Тоня Жандарова и Оля Агафонова, работницы Люблинского литейно — механического завода пришли к выводу, что необходимо соединить заботу о качестве продукции с борьбой за понижение себестоимости. В газете «Гудок» Тоня Жандарова рассказала о применяемых ею методах улучшения производства. Вырезав из газеты этот рассказ, Мариэтта Шагинян без промедления принимается обобщать новые факты и поднимать их на принципиальную высоту.

Так родился новый закон. «А закон этот представился мне в таком виде: в социалистическом производстве между снижением себестоимости и улучшением качества существует прямо пропорциональная связь, открывающаяся в борьбе за «улучшение качества на каждом звене», каждой отдельной операции данного производства, — в то время как в капиталистическом производстве связь между удешевлением и улучшением продукта обратно пропорциональна. В капиталистическом производстве чем лучше продукт, тем выше себестоимость, а чем он дешевле, тем он хуже».

В своей работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» В. И. Ленин писал: «Самое верное средство дискредитировать новую политическую (и не только политическую) идею и повредить ей состоит в том, чтобы, во имя защиты ее, довести ее до абсурда» [2]. Именно так поступает Мариэтта Шагинян с идеей противоположности двух социальных систем, двух типов общественного производства.

То, что сами рабочие на советских заводах сознательно стремятся к снижению себестоимости, одновременно с улучшением качества продукции, есть величайшее завоевание социализма. Но отсюда далеко до фантастических выводов Мариэтты Шагинян. Открытый ею закон практически означает, что при капитализме пара штанов хорошего покроя из тонкой шерсти стоит дороже, чем такая же пара штанов, сшитая из бумажной материи в мастерской гоголевского Петровича, а в социалистическом обществе должно быть наоборот: за удовольствие носить скверные штаны нужно дороже заплатить, ибо чем дешевле товар, тем он лучше качеством. Кто же будет покупать более дорогие товары? Не входя в подробности образования себестоимости, можно сказать, что писательница отличается редким простодушием.

Ещё усилие — и мы вступаем в святилище философии. Рассуждая о закономерном сближении всех наук, автор пишет: «Функциональные зависимости почему — то до сих пор не перешли в область философии, не подхвачены логикой, хотя они рвутся в эти науки». Мариэтта Шагинян говорит всегда так уверенно, что молодые авторы, для коих издан «Дневник писателя», будут читать её с трепетом. Тем не менее, «кто ей поверит, тот ошибётся». Во — первых, изучение функциональных зависимостей многим обязано философу Лейбницу. Во — вторых, о переходе функциональных зависимостей в область философии можно написать целую книгу, так как идеалистическая философия последнего столетия давно уже пользуется математическим понятием функции для борьбы против закона причинности. Наиболее яркий пример — знакомые читателю Мах и Авенариус. В — третьих, функциональные зависимости рассматриваются в огромной литературе по математической логике и это отчасти полезно для математики, отчасти вредно для логики (там, где математическая логика пытается заменить обычную логику субъекта и предиката).

На примере «автоблокировки» мы уже видели, что Мариэтта Шагинян не всегда умеет ясно отличать идеализм от материализма. Это подтверждается тем, что автор с поклоном и похвалой относит к «большим, обзорным научным трудам, начиная со знаменитых французских энциклопедистов», такую книгу, как «Описательная социология» Герберта Спенсера. Современный читатель не обязан знать, кто такой Спенсер, поэтому напомним, что Ленин видел в нём философа, близкого к направлению Маха и Авенариуса, а его рассуждения на общественные темы считал источником премудрости для филистера.

Мы не обвиняем Мариэтту Шагинян в таких страшных грехах, как буржуазный объективизм и т. п. Некоторый избыток фантазии, вот и всё. Если говорить о направлении её фантазии, это скорее противоположная крайность — прыжки вперёд, горячее желание поскорее привести всё к одному знаменателю. Описывая достоинства курса истории философии по программе Московского университета, составленной два года назад, Мариэтта Шагинян с торжеством сообщает: «Буржуазной философии, которая раньше, в сущности, и составляла всё содержание курса, отведено лишь несколько часов». Почему же несколько часов? Для Гегеля и Фейербаха, Декарта и Лейбница достаточно нескольких минут. Исключение придётся сделать только для Герберта Спенсера. Мариэтта Шагинян не подозревает, как характерно это исключение для ее слишком поспешного «органического синтеза».