Гость из склепа - Дмитрий Емец

Мокренко очнулся первым. Он ударил Фильку по запястью и перевел луч фонаря вниз – на сырой пол.

– С ума сошел? Хочешь его разбудить? – зашипел он.

Хитров не отвечал, все так же завороженно продолжая таращиться в темноту – туда, где стоял гроб. Все его тело было как одеревеневшее. Петьке пришлось хорошо встряхнуть его и даже хлопнуть по щеке, прежде чем Филька очнулся.

– Что со мной было? – спросил он очумело.

– С тебя причитается.

– За что это?

– Ты застыл, как статуя, – пояснил Мокренко. – Если бы не я, ты так и светил бы до полуночи, пока батареи не сели бы или пока Хватало-Растерзало не прикончил бы тебя. А теперь давай прятаться.

Филька направил луч фонаря на часы. Была уже половина двенадцатого. Разбирая завал, они и не заметили, как пролетело время. С каждой минутой Хватало-Растерзало начинал все активнее шевелиться в гробу: просыпался.

Сообразив, что он вот-вот пробудится, подростки заметались по склепу. Где спрятаться, когда вокруг только сырые кирпичные стены?

Наконец Филька разглядел под каменным столом, на котором стоял ящик с упырем, достаточного размера проем. Забившись в него, ребята погасили фонарь и оказались в кромешной темноте. Слышно было, как прямо над их головами шевелится в железном гробу Хватало-Растерзало.

Минутная стрелка с неуклонной жестокостью приближалась к цифре «двенадцать».

Едва пробило полночь, как Хватало-Растерзало сел в ящике. Глаза упыря открылись.

– Странно. Чую я, что тут кто-то есть... Глаза мои! Что вы видите? – прохрипел Хватало-Растерзало.

Огненные угли заворочались в своих орбитах.

– Ничего мы не видим, хозяин.

– А вы, уши, вы что слышите?

Отрубленные уши Хваталы-Растерзалы прыгнули к нему на ладони, прислушались и пропищали:

– Мы ничего не слышим.

– Странно, – пробулькал упырь. – Нос, нос, что ты чуешь?

– Ничего не чую. Я забит землей, – гнусаво ответил нос.

– Нет на вас надежды! Видно, придется самому искать! – Хватало-Растерзало выбрался из ящика и принялся шарить руками по углам.

Филька и Петька Мокренко сидели под ним ни живы ни мертвы от ужаса, вцепившись друг в друга. Обойдя весь склеп, упырь, переваливаясь, вновь направился к гробу.

«Господи!» – подумал Филька. Хватало-Растерзало внезапно остановился, будто его толкнули в грудь. С минуту он стоял без движения, а потом, сжав руками голову, снял ее и стал энергично вытряхивать.

– Болит у меня нынче голова! Видать, засорилась, – сказали его синие губы, когда голова вновь была установлена на прежнее место.

– Секира! Ко мне! – приказал Хватало-Растерзало.

Черная Секира со звоном вылетела из гроба.

– Секира! Теперь твоя очередь! Лети, обыщи весь свет, но заруби этих маленьких негодяев и принеси мне их мясо и их кровь! Если сегодня или завтра я не поем, то навеки сгину! – сказал Хватало-Растерзало.

Покачнувшись, Секира оторвала свой отточенный конец от земли и нерешительно поплыла по воздуху к гробу. Филька с ужасом подумал, что она их учуяла.

– Ты что, снова спать хочешь улечься? – заревел Хватало-Растерзало. – А ну прочь! Не слышала, что я тебе сказал?

Секира зависла на мгновение, словно колеблясь, а потом решительно понеслась к глинистому ходу. Несколько мощных ударов – и она со свистом вырвалась наружу. Она летела стремительно, быстро, неостановимо. Чувствовалось, что ничто в мире – ни шкура, ни восковые люди – не сможет ей помешать.

Хватало-Растерзало неуклюже подошел к железному ящику.

– Перчатка, Перчатка, положи меня обратно! Полежу в гробу, подумаю о том, как сожру после весь свет! Только бы Секира принесла мне двух этих негодяев!

Кожаная Перчатка подхватила упыря и уложила в гроб, а сама улеглась рядом на подушку.

– Почему ты беспокоишься, Перчатка? И ты почему стучишь, Желтый Ботинок? Точно чуете кого-то! Лежите смирно и не мешайте мне! – прикрикнул упырь.

Филька с некоторым облегчением подумал, что без приказа упыря ни Кожаная Перчатка, ни уцелевший Желтый Ботинок ничего не смогут им сделать. Главное теперь – дождаться утра.

Ночь тянулась томительно. Нельзя было даже зажечь фонарик, чтобы посмотреть на часы. Да и сами часы пришлось забросать землей, чтобы уши упыря не услышали их тиканья. Наверху, отделенный от них лишь дном железного ящика, ворочался Хватало-Растерзало.

– Да что же это? Никак улечься не могу! Будто кто мне мешает! – ворчал он.

Филька не знал, сколько прошло времени, когда в воздухе вновь раздался свист. В склеп влетела Секира. Хватало-Растерзало сел в гробу. Его пустые глазницы открылись, и в них зажглись красные угли.

– Ты не нашла их? – удивленно спросил упырь. – Облетела весь город и не нашла?

Секира повернулась в воздухе и указала рукоятью на гроб.

– Раз так, значит, они здесь – у меня под гробом! – заревел Хватало-Растерзало. – Как же я сразу не догадался! Убей их скорее!

Секира с лязгом устремилась к гробу.

– Стой! – передумал Хватало-Растерзало. – Лучше я сам убью их! Перчатка, принеси мне добычу!

Кожаная Перчатка метнулась под гроб и вытащила оттуда дрожавших друзей.

– А-а-а! – завыл Филька, чувствуя, как пальцы, которыми он пытался удержаться, разжимаются и сам он повисает в воздухе, словно ватная кукла. Мокренко, которого перчатка схватила за ногу, визжа, болтался здесь же.

– Вот они, миленькие мои! Вот она – свежая кровь, которая пробудит во мне силы! Дай их сюда, Перчатка! – приказал упырь.

Перчатка размахнулась, чтобы бросить свою добычу в гроб. Но не успела она этого сделать, как в глинистый лаз проник слабый солнечный свет.

Упырь завыл.

– Уже утро! Я опоздал! Но ничего – у меня в запасе есть еще одна ночь! Самая страшная ночь! – прохрипел Хватало-Растерзало и снопом повалился в гроб.

Кожаные пальцы перчатки разжались. Секира бессильно упала на пол рядом с трясущимся Петькой.

Кое-как Мокренко и его приятель поднялись на четвереньки и, подталкивая друг друга, выползли наружу.

Занимался день. На бетонном заводском заборе уже лежали светлые солнечные пятна. Со стороны города, из-за крыш домов вставало солнце. В приреченских домах, неуверенно пробуя голос, кричал молодой петушок.

– У меня все спуталось. Никак не пойму: жив я или нет? – пробормотал Мокренко, проводя испачканной глиной ладонью по лицу.

– А ты есть хочешь? – спросил Филька.

Петька призадумался.

– Хочу вроде.

– Тогда успокойся: ты жив. Мертвецы не едят.

– Это ты думаешь, что не едят. Хватало-Растерзало-то хотел нас сожрать! А он-то мертвец. Вдруг мы теперь тоже мертвецы?

Оставив Петьку сомневаться дальше, Хитров вновь повернул к подземному ходу. Только что ему пришла в голову одна смелая, невероятно смелая мысль.

– Эй, ты куда?

– Хочу кое-что захватить... – ответил ему Филька, исчезая в глинистом лазе.

Прошла минута, другая, а его все не было. Мокренко не на шутку забеспокоился.

– Эй! Ты где? – заорал он, вставая на четвереньки перед лазом.

В лазе что-то блеснуло. Петька вгляделся и посерел. Навстречу ему из глинистого хода медленно ползла Черная Секира.

Глава 8

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Маленький мальчик гулял по улице и вдруг увидел открытый подвал. В подвал вела длинная черная лестница. Мальчик спустился по лестнице и оказался в черной-пречерной комнате. В комнате стояли тринадцать гробов – первый был огромный, а последний маленький. Неожиданно дверь подвала захлопнулась, и появился черный человек.

– Открой первый гроб! – велел он.

Мальчик открыл гроб. В гробу лежал огромный скелет.

– Теперь открой второй гроб! – сказал черный человек.

Мальчик открыл второй гроб. В гробу лежал скелет поменьше.

– Теперь открой остальные гробы!

Мальчик открыл все остальные гробы. В каждом гробу лежало по скелету. Лишь в самом последнем гробу никого не было.

Черный человек оскалился.

– Этот гроб для тебя, – сказал он.

Черный человек бросился на мальчика, но споткнулся о крышку и сам упал в гроб. Крышка захлопнулась, и все тринадцать гробов провалились в подземную трещину.

– Ты чего орешь? Чего в крапиву пузом уползаешь? – удивленно спросил Филька.

Отряхивая колени брюк, он выбрался из лаза. Мокренко обнаружил, что Черная Секира ползла не сама. Ее подталкивал перед собой Филька.

– Зачем ты это притащил? У тебя в голове мозги или что? – закричал Петька.

– Потом поймешь зачем. Только зеркала-то у нас больше нет, и его подсказок тоже нет. Вот и придется теперь самим думать, как выкарабкаться, – сказал Филька.

Мокренко с ужасом вытаращился на него.

– Нет, ты точно чокнутый, – сказал он, и нельзя было понять, чего больше было в его голосе: ужаса или восхищения.

На плече у Фильки лежала Черная Секира. За шнурок он держал Желтый Ботинок, а из нагрудного кармана выглядывали пальцы Кожаной Перчатки.