Однажды была осень - Марина Полетика

— Кстати, забыла тебе сказать, — уже в прихожей спохватилась Лариса. — Ты знаешь, кто тебе привет передавал?

— Кто? — заинтересовалась Лина. У них давно уже не было никаких общих знакомых.

— Плюсик!

— Плюсик? — удивилась Лина. — Валька, что ли? А где ты его выкопала?

— Мы с ним теперь часто видимся. Он на мужа как-то вышел по работе, уж года три назад, наверное: Валя то деньги давал для больницы, то праздники там помогал организовывать. Толя мне про него все рассказывал-рассказывал, а потом уже встретились как-то, и оказалось, что это наш Валька. Он такой смешной стал, лысый — и с хвостом, представляешь? — смеялась Лариска, очевидно, с удовольствием вспоминая встречу с Валькой Плюсниным, еще одним членом их детской дворовой компании.

— И чем он теперь занимается? — заинтересовалась Лина богатой на выкрутасы биографией старого знакомого. — Я его сто лет не видела.

— Умрешь от смеха, — пообещала Лариска. — Он теперь в ветклинике работает, а на визитке у него знаешь что написано? Нет, погоди, я тебе покажу!

Лариска метнулась в комнату, чем-то там пошуршала, что-то уронила и наконец вернулась в прихожую, неся в вытянутой руке зеленый прямоугольник.

— «Ветеринарный центр „Хэппи дог“, Плюснин Валентин Андреевич, зоопсихолог», — с удивлением прочитала Лина.

— Ничего себе, да?! Забери себе, у меня еще есть, — захихикала Лариска. — Ну ты же знаешь Плюсика, он вечно что-нибудь такое выкинет — хоть стой, хоть падай! А теперь у него собачий театр. Вот из нашего барбоса артиста сделал. Ричард, иди сюда! Не лезь к Лине, охламон! Сидеть! Сидеть, я сказала!

Не ожидая ничего интересного от невоспитанного беспородного пса с совершенно не подходящей ему «царственной» кличкой и уже жалея, что визит слишком затянулся, Лина вежливо улыбнулась и стала надевать куртку.

— Погоди-погоди, мы тебе что-то покажем! — продолжала улыбаться Лариска. Она повернулась к собаке и заговорила громко, с выражением, хорошо поставленным «дикторским» голосом: — Но тут Волк увидел Красную шапочку…

Ричард вскочил и навострил уши.

— …он подумал — какая вкусная девочка, надо ее съесть! — продолжала Лариса.

Ричард насколько раз облизнулся и подошел поближе, в глазах застыло напряженное внимание.

— Он подбежал к ней и сказал: «Здравствуй, Красная шапочка!» — тем же многозначительным голосом произнесла хозяйка.

Ричард оглянулся, подумал, потом подошел к Лине и подал ей лапу, здороваясь. Она пожимать не стала, только улыбнулась.

— Ричи у нас Волка играет, страшно — аж жуть! — похвасталась Лариса. — Понимаешь, Валя придумал в больницу, где муж работает, животных приводить. Там дети со всей области, лежат подолгу, некоторых и не навещают даже — вот они к ним и приводят собак и кошек, только не злых, чтоб их гладить можно было. Попугая привозили, кроликов, черепаху, хомячков всяких. Но собаки, конечно, лучше всего, они же общаются как люди. А потом просто так посещать деток надоело, так животным роли в небольших сказочных сценках придумали — ничего особенного, конечно, простенькие, но дети хохочут до слез. Мы с Ричи туда как на работу теперь ходим, ему ужасно нравится — и аплодисменты, и вкусненькое дают. А Красная шапочка — мальтийская болонка! Только он — мальчик, но детям же невдомек. Такой артист, ты не представляешь! А как поет — все со смеху покатываются! Только он заболел, на правую заднюю лапку уже неделю хромает. Валя обещал подлечить, у него там в клинике и рентген есть, и все такое, как у людей, честное слово! Ой, слушай, Лина, а твоя собачка жива-здорова? Не хочешь с нами, а? А то мы еще в детский дом обещали, но пока срывается.

Она смотрела на Лину с безумной надеждой — вот дурочка.

— Н-нет, наверное, у нас не получится, времени нет, — объяснила Лина и незаметно повела плечами, представив, что чужие дети будут теребить ее Бусечку и хохотать над ее нарядами. Но Бусечка же не дурень Ричи, она же все понимает, она обидится смертельно! — Да и Буся нервная очень, с детьми не ладит, у нас же в доме маленьких детей нет.

— Ну да, конечно, это я так спросила, — сразу сникнув, откликнулась Лариска. — Я же понимаю, у тебя собака дорогая, породистая. В общем, привет я тебе передала, как и просили. За вещи спасибо еще раз. Пока! Звони, не пропадай!

Смеркалось. Лина вышла из подъезда в обволакивающую темноту, с удовольствием вдохнув свежий прохладный воздух. Подумала, не заехать ли к родителям, но, взглянув на часы, решила, что сделает это в другой раз. Неподалеку дымили трубы большого завода, и люди друг за другом выходили из дверей, наверное, шли со смены. Рабочих было много: усталые, в однообразных темно-синих костюмах, с одинаково равнодушными лицами, казалось, они изнурены тяжелым физическим трудом. «Странно, ведь сегодня воскресенье, у них тоже должен быть выходной, — подумала Лина. — А еще говорят, что заводы встали и всех увольняют. А предприятия-то, оказывается, действуют, и трубы дымят, и люди на них работают даже в воскресенье». Эта другая, странная, тяжелая сторона жизни монотонного серого цвета — оказывается, и она есть. Многотрудная жизнь обыкновенных простых людей стала незаметной, неинтересной: про нее перестали снимать кино и петь патриотические песни про «заводскую проходную», а стали делать сериалы про ментов и бандитов, про глянец и офисный планктон…

Стоя на остановке, куда все подходили и подходили люди, Лина пожалела, что не поехала на машине. Поймать бы такси, но дорога далеко от трамвайной линии, а идти обратно к магазину не хотелось. Ладно, доиграем в игру до конца, подбодрила себя Лина. Подошедший трамвай брали с боем. Первыми ворвались мужчины и заняли ободранные сиденья, тут же прикрыли глаза и немедленно провалились в «глубокий» сон. В тусклом свете казавшиеся изможденными женщины безмолвно встали рядом, вздыхая, перекладывая из руки в руку тяжелые пакеты. «Наверное, здесь, в большом магазине, продукты дешевле, — догадалась Лиина. — Вот они и тащат авоськи через полгорода». В полном вагоне сразу стало влажно и душно. Какой-то парень плюхнулся на место кондуктора и тут же принялся жадно тянуть пиво из жестяной банки. На Лину в ее легкомысленной яркой курточке смотрели косо, старались не задевать лишний раз, но не бережно, а презрительно как-то. Через две или три остановки вошел мальчишка лет тринадцати со свистулькой и принялся свистеть. Звук был громкий, свербящий. На парнишку тут же набросились:

— Прекрати! Что ты нервы мотаешь!

— Он чокнутый, я его знаю!

— Я сейчас водителю скажу, он с тобой разберется!

— Психиатра надо вызвать!

— Вам самим вызвать! — вдруг заорал парень и опять принялся свистеть. Глаза у него и вправду были сумасшедшие.