Рождение в Аду (ЛП) - Путиньяно Джон

Вонь была ужасной, хуже, чем от любого животного. Когда его родители вернутся домой, они наверняка почувствуют этот запах. Саймон знал, что ему нужно что-то предпринять, и именно тогда его осенила идея. Он мог бы отварить мясо - положить его в кастрюлю и варить, пока от головы не останется ничего, кроме черепа. Запах исчезнет, и он сможет оставить Лорен навсегда.

Он представил, как засиживается допоздна и смотрит "Техасскую резню бензопилой" с Лорен, целует ее в лишенные плоти челюсти, мастурбируя на ее череп. Его родителей не будет дома еще несколько часов. Если начать прямо сейчас, то он может успеть.

Саймон оделся и побежал на кухню, прихватив с собой голову. Он схватил кастрюлю и наполнил ее водой. Когда вода закипела, он взял голову, посмотрел ей в единственный оставшийся глаз и улыбнулся.

- Я люблю тебя, Лорен. Теперь мы будем вместе навсегда, – cказав это, Саймон бросил голову в кастрюлю.

Пока она варилась, он убивал время за просмотром одного из своих любимых фильмов - "Хэллоуин".

Прошло несколько часов, и Саймон заснул, мечтая о своей новой жизни с Лорен. Он мечтал обо всех тех жарких ночах, которые у них будут. Мечтал, что будет носить ее в своем в рюкзаке и водить в кино. Он представил, как сидит с ней на холме и смотрит на закат. Его разбудил звук открывающейся входной двери.

Саймон посмотрел на часы. Было восемь тридцать. Он проспал, и теперь его родители были дома. Парень нервно встал, когда они вошли в кухню.

- Привет, милый, что ты готовишь? - спросила его мать.

Он нервно оглядел комнату, когда его отец понюхал воздух.

- Черт, как вкусно пахнет, малыш. Что это?

- Тушеное мясо, - пробормотал Саймон. Он на секунду задумался. - Тушеная баранина.

- Тушеная баранина, я никогда ее раньше не пробовал, – oтветил его отец с довольным видом.

- Немного странный запах, но вроде не плохой, - добавила его мать. – Уже готово?

- Нет, еще не совсем, нужно добавить овощи.

- Ладно, чемпион, мы пойдем в душ и приготовим все, пока ты заканчиваешь.

Его отец ушел в спальню, а мать поцеловала его в голову.

- Ты такой хороший мальчик, - она ушла, оставив его на кухне с кипящей головой.

Он порылся в холодильнике, доставая новые ингредиенты. Немного моркови, немного картофеля, лук, чеснок... соль и смесь приправ. Он добавил все это и дал еще немного повариться.

Нервничая, он опустил половник в кастрюлю и разлил содержимое в три миски. Его родители с нетерпением ждали за обеденным столом, обсуждая свой рабочий день. Принося миски, он гадал, каково это будет на вкус.

Через несколько мгновений после того, как он поставил миски на стол, его родители попробовали и улыбнулись. Его отец откинулся на спинку кресла с довольной улыбкой.

- Будь я проклят, Саймон, я думаю, ты нашел свое призвание.

- Ты чертовски хорошо готовишь, милый. Серьезно, это потрясающе.

Саймон посмотрел в свою миску и зачерпнул содержимое в рот. Он попробовал тушеное мясо на вкус и улыбнулся. Это было хорошо. Нет, это было потрясающе.

Они съели все рагу. Когда они закончили, Саймон даже настоял на том, чтобы вымыть посуду. Попрощавшись с родителями, он вернулся на кухню.

В родительской спальне погас свет. Он был один. Выудив череп из кастрюли, Саймон посмотрел на него. Он улыбнулся и поцеловал ее в лоб.

- Спасибо, Лорен. До сегодняшнего вечера я и не подозревал, что умею готовить.

В ту ночь Саймон спал с Лорен в объятиях, мечтая о своем будущем с ней и о своем будущем в качестве шеф-повара.

Перевод: Виталий Бусловских

"Величественная дворняга"

Я лежу на крыльце, очарованный муравьями, загипнотизированный тем, как они пробираются по этим старым, изъеденным тараканами доскам из южной сосны. Просто удивительно, как функционируют их колонии. Под нашими ногами раскинулась обширная сеть туннелей и камер. Каждая камера служит определенной цели, ни одно пространство не тратится впустую, ничто не пропадает даром.

Колония начинается после того, как матка спаривается с несколькими муравьями-самцами, образуя гнездо. Она единственная, у кого есть крылья. Как только королева оседает и основывает колонию, крылья становятся бесполезными, их используют повторно, чтобы прокормить ее первый выводок.

У рабочих муравьев, все из которых самцы, есть только одна директива: присутствовать при королеве и трахать ее. Вот именно, все предназначение рабочего муравья в жизни состоит в том, чтобы удовлетворять потребности матриарха колонии.

Я потерял счет времени, и почему меня это вообще должно волновать? Разве само это понятие в любом случае не относительно? Что такое минута, час или день за пределами нашего маленького безмятежного земного шара? В данный момент, на всей этой планете нет ничего, что могло бы отвлечь меня от моей легкой одержимости. Единственное, что имеет значение, - это то, что происходит здесь и сейчас, и я посвятил свое время наблюдению за этими маленькими самоотверженными слугами, пока они продолжают свое путешествие по дерьмовой веранде трейлера.

В конце концов, они исчезают между разделяющимися досками, направляясь к цели за пределами моего поля зрения. Я представляю себе каталоги вкусных открытий, которые ждут исследователей-насекомых, щедрое количество крошек и выброшенных крупинок пищи внизу, готовых к извлечению крошечными первопроходцами. Я уверен, что мать или папаша выбросили туда одну-две недопитые банки теплого, как моча, пива; этого достаточно, чтобы удовлетворить насекомого-тирана, ожидающего, когда его трахнут вернувшиеся обратно в колонию.

Это единственный дом, который я когда-либо знал, несмотря на годы отсутствия. Этот трейлерный парк - единственное место, где я чувствую связь. Мамаша унаследовала старый грязный дом на колесах, когда умер ее дед. Его смерть наступила быстро. Однажды зимой он заработал "сосновую шкатулку" после того, как пьянство, длиною в жизнь, наконец подошло к концу. Бухло проело дыру в его печени, которая была слишком велика, чтобы ее можно было залатать.

Мамаша отличалась от большинства, она была властным монстром, и мне не повезло, что я был единственным ребенком, который у нее когда-либо был. Когда умер ее последний кровный родственник, это что-то пробудило в женщине, толкнув ее на безумный путь без шансов на возвращение. С годами у женщины-дьявола развилось нездоровое увлечение тем, как она должна меня воспитывать.

Позже психиатр сказал бы мне, что мамаша была социопаткой, что означало, что она не способна испытывать любовь, что самое близкое, к чему она могла подойти, - это абсурдное чувство собственности. Что касается нее, то я вышел из ее тела; она создала меня, и поэтому я принадлежал ей. В ней никогда не было сострадания или какой-либо концепции материнской связи, она видела во мне просто собственность, и не только это... Oна также чувствовала, что в моем творении моей целью было поклоняться ей и удовлетворять все ее потребности.

Я - механический человек, у которого нет индивидуальности, выходящей за рамки того, что создала мать. Вся моя жизнь была построена в ее тени, и даже сейчас я не уверен, кто я такой. Она не была родителем; она была больше похожа на какую-то авторитарную богиню, которой я был вынужден поклоняться.

В те дни мамаша курила сигареты, погружаясь в бессмысленный трэш по телевизору. Ее любимыми были нелепые ток-шоу, особенно те, в которых эпизоды были посвящены отклонениям от нормы и преступности. Каждая программа подпитывала ее безумие, в то время, как ее разум продолжал разрушаться.

Когда мне было шесть лет, у мамаши развилась нездоровая одержимость (больше похожая на психотическую ненависть) гомосексуальностью. Не потребовалось много времени, чтобы ее мир обрушился на меня. Она боялась, что однажды я вступлю в содомский клуб, если она не возьмет дело в свои руки.

- Я не могу позволить своему ребенку вырасти в хуесоса, Фред! - oна зарычала на папашу, но его не беспокоила эта чепуха.