История отравлений власть и яды от античности до наших дней - Франк Коллар

Глава 2

Августы и Локусты. Политическое отравление в РИМЕ

Бывает так, что созвучие имен совпадает с внутренним сходством. Известная отравительница времен Нерона Локуста не только носила имя, напоминающее прозвище римских императоров 1 в. н. э., наследников Августа. В ее биографии было много сходного с тем, что мы знаем о властителях Рима. В их богатой преступлениями жизни, в их нередко подозрительной смерти не раз черпали вдохновение средневековые историки, а затем авторы XVII–XVIII вв. А еще раньше те же сюжеты мастерски излагал Гай Светоний Транквилл. В его замечательном сочинении «Жизнь двенадцати Цезарей», написанном до 122 г., отчетливо продемонстрирована тесная связь между властью и отравлением. В этой, по определению французского историка Ж.Гаску, «анатомии морали» императоров часто говорится об обретении, удержании или утрате власти с участием токсических веществ. Нам неизвестно, отражает ли это сочинение реальное положение вещей или нет. Во всяком случае, щедрые рассказы о применении правителями яда очерняет их память, дискредитируют режим, становясь символом его злоупотреблений или даже его злокачественной природы. Многословно повествуя об отравлениях, писатель способствовал, таким образом, подрыву авторитета династий Юлиев- Клавдиев и Флавиев.

Светоний служил императорам Траяну и Адриану. Отрицательный образ предыдущих государей позволял также подчеркнуть благотворное правление династии Антонинов, пришедшей к власти в 96 г. Императоры начала 11 в. якобы отринули порочные обыкновения своих предшественников. Они уважительно относились к сословиям сенаторов и всадников, проявляли умеренность и воздержанность. Им удавалось сочетать эффективность монархии с республиканскими добродетелями, они восстанавливали традиционные римские ценности. Открытый мужественный бой, публичная деятельность на форуме противопоставлялись использованию яда, оружия тайного, коварного и женского, ибо связанного с кухней и с домашним пространством. Видимо, на тех же основаниях римский мир приписывал использование venenum миру греческому и объявлял его неприемлемым для себя.

Вместе с тем латинские тексты изобилуют реальными или вымышленными делами об отравлениях. О них писали историки, коллеги Светония, и поэты. Ораторы, такие, как Цицерон, Сенека- ритор, Квинтилиан, посвящали им свои образцовые речи. Достоверные или совершенно неправдоподобные, полные нелепиц случаи применения яда множились, и это считалось признаком кризиса морали. Обычно его датировали концом Второй пунической войны в 202 г. до н. э., победой над Ганнибалом, и объясняли тем, что нравы «развращал Восток». Кризис усматривали также и в сфере власти. Его видели в постепенном вырождении политических режимов, особенно принципата, проявлявшего склонность к тирании.

Для того чтобы понять, как обстояло дело с отравлениями в империи, необходимо обратиться к началу римской истории. Нужно попытаться рассмотреть, какие в отдаленные времена существовали практики в этой области и как смотрели тогда на применение ядов. Это даст возможность проследить, как развивалась ситуация вплоть до эпохи, когда Римская держава восприняла христианство. Задача непростая, потому что странным образом отсутствуют какие бы то ни было обобщающие исследования, на которые можно было бы опереться.

Римские добродетели и развращение ядом

Имя богини Венеры (Venus), согласно мифологии, матери Энея, т. е. прародительницы римлян, этимологически родственно слову venenum, понимавшемуся как любовный напиток. Тем не менее яд, по- видимому, оставался чужд римскому духу. Медея, правда, стала героиней трагедии Сенеки, но она не бьша латинянкой. Ведя борьбу против грозных внешних противников, Рим, судя по всему, практически не использовал отравления. Подобные методы бьши противны политическим нравам города. В эпоху Республики преступное употребление яда могло, конечно, иметь место в каком-нибудь частном деле. Однако в этом видели опасный подрыв Устоев общества, каравшийся без промедления.

Ранний Рим испытывал отвращение к яду

Вплоть до 509 г. до н. э. в Риме правили цари. Эта эпоха не слишком хорошо известна и обычно не вызывает симпатий. Историки, впрочем, воссоздали ранний период, и, судя по их данным, политические конфликты не разрешались тогда с помощью ядов. Очевидно, что и «изначальное братоубийство» Ромулом Рема не являлось отравлением, которое экономит силы и не проливает кровь.

Итак, изначальное насилие, о котором трактует философская теория Рене Жирара, вряд ли могло выражаться в отравлении. Плутарх, напротив, приписывал мифическому основателю Рима Ромулу борьбу с применением токсических веществ. Он якобы установил законность развода мужа с женой, вытравившей плод. В дальнейшем, хотя некоторые цари являлись настоящими тиранами и демонстрировали произвол, хотя политические нравы были жестоки и позволяли, например, дочерям пускать колесницу прямо на распростертый труп отца, — яд не использовался.

В начале республиканских времен отравления в Риме случались. Однако никаких свидетельств, что они становились оружием в политической борьбе, не существует. В «Законах двенадцати таблиц», принятых в 450 г. до н. э., упоминалось преступление veneficiит. Так же как в еврейском и греческом мире, законодательство принимало во внимание реальность. Законы эти сохранились лишь фрагментарно, их восстанавливали по более поздним юридическим источникам. Считается, что меры против venefici — отравителей — содержались в Таблице VI// (впрочем, деление это позднее и искусственное). Поскольку слово venezczum означало одновременно колдовство и отравление она открывалась статьей о заклинателях. Впоследствии подобное сближение двух обвинений в юридической практике уголовного преследованияутвердилось надолго. Оно присуще византийским кодексам Феодосия 11 и Юстиниана, прошло через средневековое гражданское и каноническое право вплоть до законодательства времен Людовика XIV. В самом деле, еще. в 1682 г. королевский эдикт объединял в одну криминальную категорию отравителей и тех, кто наводил порчу. Данное сближение усугубляло вину, ибо соотносило vene/zczum с магией, незаконными искусствами. Применеине их людьми, стоявшими у власти, воспринималось как скандал уже в языческом мире, и тем большее омерзение оно должно было вызывать после торжества христианства.

Можно сказать, что законодательство середины V в. до н. э. рассматривало отравления, совершавшиеся главным образом в домашнем кругу или, как в Афинах, в рамках медицинской практики. Первое крупное дело имело место в 331 г. до н. э. в консульство Гая Валерия и Марка Клавдия Марцелла. На него обратил внимание Тит Ливий, подчеркивавший, что римский суд впервые рассматривал дело о venеczum. Знаменитый историограф писал, правда, три века спустя, и мог, следовательно, трактовать сюжет не вполне точно. Нужно пони мать, что подобное преступление совершалось и наказывалось и раньше, но в частной сфере. Юридического определения его не существовало. На этот раз ' История, касавшаяся отравления, вышла в публичное пространство. Так случилось не потому, что она касалась политической верхушки, хотя

среди погибших были высокопоставленные лица. Дело поразило Рим масштабностью нарушения общественного спокойствия. Число жертв и число виновных оказалось очень велико; было вынесено сто семьдесят приговоров. Определение vene/?cium с его двойным смыслом выдвигалось в качестве причины множества смертей, количество которых можно объяснить только эпидемией. В такой ситуации нередко всплывает подобное объяснение. Оно выражает наличие социальной напряженности и потребности найти ответственных, наказав которых общество надеется очиститься и спастись. В данном случае следствие проводилось сначала в среде рабов, однако некая служанка придала ему другое направление. Она показала на знатных матрон, интересовавшихся скорее магией, чем отравлениями. По меньшей мере, две из них, Корнелия и Сергия, принадлежали к патрицианским родам и, следовательно, были связаны с политическими кругами, в те времена, разумеется, исключительно мужскими. Последовал каскад разоблачений и, наконец, душераздирающий исход: около двадцати матрон заставили публично выпить смертельный яд, который они пытались выдать за целебное снадобье, возможно призванное противостоять распространению эпидемии. Не исключено, впрочем, что применили какой-то судебный ритуал, смысл которого впоследствии оказался утерянным. В таком случае вину матрон определил «божий суд». Очень может быть, что увеличение смертности отнюдь не было связано с ядом. Тем не менее дело позволило выявить наличие практик, восприни- мавшихея как опасные для благополучия и здоровья общества. Женщины совершали действия, считавшиеся у римлян незаконными.