Изумрудный шторм - Уильям Дитрих

Преступник с бляхой жандарма – это худший вариант.

– А вашему начальству известно, чем вы тут занимаетесь? – поинтересовался я.

– Да они нам только спасибо скажут!

Нет на свете ничего хуже, когда зло вдруг возомнит себя добром.

– Впрочем, один секрет я знаю, – решил я попытать удачу. – У меня есть друг, он пытается построить паровую лодку. Судно, которое будет приводиться в движение одним из шумных моторов Уатта. Его будут демонстрировать Наполеону на Сене этим летом. Самому мне не хотелось бы заниматься кражей бойлера, но он может оказаться просто замечательной инвестицией, хотя лично я не вижу логики в применении подобных устройств. Однако для вас, людей одержимых идеей похищения чужих вещей, это может стать неплохим шансом…

Тут голова моя снова ушла под воду.

Мои мучители продолжали сыпать вопросами. Как я узнал о драгоценном изумруде? Где хранятся сокровища ацтеков? Что мне известно о летающих машинах? Да, конечно, они люди мягкие, жалостливые, и им вовсе не доставляет радости мучить меня, но я сам провоцирую их своим упрямством, заставляя снова и снова окунать себя в воду. Этот процесс явно доставлял им удовольствие. В то время, как я всякий раз испытывал шок, оказавшись в ледяной воде, ощущал царившую вокруг темноту и полную свою беспомощность, до боли в легких задерживал дыхание, испытывал ужасающее ощущение, что вот-вот захлебнусь, затем вновь воскресал из мертвых, видел свет… Какая же это драгоценность – воздух, который мы воспринимаем как должное! Боль, разрывающая легкие, саднящее горло, из ноздрей течет, страх перед столь недостойной смертью…

Бывали у меня собеседники и получше.

– Я отнял его у паши язычника! – отплевываясь, выкрикнул я. – В качестве компенсации за верную службу первому консулу. Он – мой друг, я вас предупреждал!

Но меня снова окунули в воду.

С каждым разом мою голову держали под водой все дольше, но вместо того, чтобы развязать мне язык, пытка постепенно лишала меня разума. Похоже, и жандармы начали это понимать, а Мартель принялся нервно расхаживать по комнате.

– Может, он действительно полный идиот, как и утверждает? – заметил один из его подручных.

– Великий Итан Гейдж? – Инспектор фыркнул. – Герой, путешественник и переговорщик? Да он только дурит нас, притворяясь дураком! Единственный человек в мире, нашедший этот изумруд, проделавший путь от Святой земли до Канады? Человек, который водит дружбу с учеными и политиками? Человек, служивший этому подлому англичанину сэру Сиднею Нельсону? Нет, Гейдж знает гораздо больше, чем говорит. Вы только посмотрите на него! Висит и корчит из себя идиота…

– Но я и есть идиот, – пробормотал я. И снова погрузился головой в воду.

Дорого же это порой обходится – попытка вести достойную жизнь!

– Думаю, что сокровища спрятаны в Великой египетской пирамиде, – решил попробовать я, выдумывая разную ерунду, лишь бы заставить моих мучителей остановиться. – Ацтеки и египтяне были единым дружным племенем, даже архитектура у них схожа. Нет, разумеется, я и понятия не имею, как проникнуть в эту пирамиду, но если собрать достаточно пороха…

Тут они принялись стегать меня кнутом, даже крякая от усердия. Впрочем, самая жестокая порка никогда себя не оправдывала, но мы живем в век, когда она кажется наилучшим выходом из положения. Господи, какая боль! Но, по крайней мере, в воду меня больше не опускали – видно, полицейские поняли, что при следующей попытке я утону.

– Ну, что будем делать, Мартель? – спросил помощник инспектора. – Фуше нас больше не защитит, а Бонапарт может потерять терпение. Ведь я предупреждал: никакой мужчина не станет брать жену на охоту за сокровищами или же болтаться без дела в Париже в то время, как…

– Молчать! – Леон окинул меня злобным взглядом. – Он должен знать больше, чем говорит.

С чего это он взял? Люди никогда не спрашивали у меня совета, когда я был готов поделиться с ними своими соображениями, и пороли меня за то, что я не говорил того, чего не знаю.

– Да черт с ним, – пробормотал Мартель. – Давайте утопим Гейджа и бросим его тело в Сену.

– Но у его жены медальон Бонапарта.

– А у Гейджа железный воротник на шее. Да к тому времени, когда найдут тело, рыбы обглодают его до костей.

Малоприятная перспектива.

– Почему бы вам просто не оставить себе этот изумруд? – спросил я. – Обещаю, ничего никому не скажу, а если услышу о каких других сокровищах, непременно дам вам знать…

Тут в помещении грянул выстрел – оглушительно громкий, он эхом разнесся в замкнутом пространстве. Пуля перебила веревку, на которой я был подвешен, и звук при этом был такой, точно лопнула туго натянутая струна. Я, извиваясь всем телом в путах, полетел вниз, в воду, как тяжелый якорь, пребольно ударился о дно и поднял тучу брызг. Даже находясь под водой, я услышал еще несколько выстрелов. Ну а потом начал тонуть.

Надо было продать этот чертов камень в Неаполе…

Глава 8

Поначалу сам факт того, что я глубоко погрузился в воду и стал тонуть, удручал больше, нежели когда меня макали туда намеренно, а потом выдергивали на поверхность – на шею давил тяжелый воротник, он так и тянул меня ко дну. Я извивался в путах, как червяк, но высвободиться мне никак не удавалось.

Затем я призадумался, вспомнил о выстрелах и решил, что избрал не самую безопасную тактику. Вместо того чтобы брыкаться, лучше затихнуть и оставаться незамеченным, тем более что в железные борта ванны то и дело ударяли какие-то твердые предметы.

Вскоре я почувствовал, что больше просто не в силах задерживать дыхание. Даже под водой был слышен какой-то подозрительный шум, и я никак не мог понять, что же, черт возьми, происходит.

Может, вынырнуть?..

Я уже почти решил сделать это, как вдруг нос мой сам по себе высунулся из воды. Пули пробили стенки ванны, чудом не задев меня, и вода быстро уходила.

Тут чьи-то сильные руки подхватили меня, подняли и поставили на пол.

– Я ничего не знаю! – задыхаясь, пролепетал я. Что было достаточно близко к правде.

– Господи Боже, Гейдж! – сказал кто-то по-английски. – Вы умеете доставить людям хлопот, как говорил Сидней Смит.

Сидней Смит? Мой старый знакомец, спасший меня на Священной земле (или то была рука провидения?). Я вместе с ним сражался против Наполеона – до тех пор, пока волею судьбы не оказался на стороне французов. Похоже, что Сидней, несмотря на то что я стал перебежчиком, сохранил ко мне теплые чувства. Я всегда вызываю самую искреннюю симпатию.

– Вы англичанин? – растерянно спросил я державшего меня мужчину.

– Француз. Но англофил. Позвольте представиться, сэр. Шарль Фротте к вашим услугам и с наилучшими пожеланиями от сэра Сиднея. – И он начал разрезать на мне путы таким огромным и длинным ножом, что я весь сжался. Оставалось надеяться, что этот человек органично сочетает в себе столь замечательные качества, как решимость и точность движений. Рядом на полу валялись тела двух жандармов – остальные, видимо, разбежались. Компаньоны Фротте перезаряжали ружья. – Полагаю, Мартель побежал за подмогой, так что нам надобно поспешить.

Кровообращение начало восстанавливаться: об этом говорило болезненное покалывание в конечностях.

– Боюсь, что не смогу бежать достаточно быстро, – признался я.

– Ничего. У нас карета.

Шарль отличался силой и напористостью, характерной для жилистых мужчин невысокого роста – эти качества как нельзя лучше могли пригодиться в данной ситуации. Меня освободили от пут, а затем один из его людей взялся за замок на железном обруче, который стягивал мне шею. И вот он со стуком упал на пол, едва не задев босые пальцы моих ног. Сапоги мои куда-то исчезли. Увеличительное стекло, которое я носил на шнурке, соскользнуло с шеи и валялось на дне ванной. Я тут же наклонился и поднял его. А вдруг пригодится, вдруг удастся каким-то образом вернуть украденный камень… Когда не слишком уверен в доходности своих занятий, нельзя пренебрегать даже мелочами, особенно теми, которые впоследствии помогут сохранить состояние.

Люди Фротте вытаскивали меня из подвала практически на руках. На них были темные плащи с капюшонами, и выглядели они в точности так же, как похитившие меня злодеи. Есть некое единообразие в шпионском ремесле: у практикующих его людей между собой много общего, к какой бы нации и стране они ни принадлежали.

В проулке нас ждала черная карета – ее борта почти касались стен. В карету были впряжены две упитанные мускулистые черные лошади, которые стояли, пофыркивая, и били копытами в стальных подковах; били неустанно и непрерывно, точно в каком-то ночном кошмаре. Из ноздрей этих огромных животных валил пар, а державший поводья кучер, тоже в черном плаще с капюшоном, походил на смерть. Я огляделся. К сожалению, поблизости не было видно ни одного более симпатичного кабриолета.