Мои прыжки. Рассказы парашютиста - Константин Кайтанов

Костюм отказал — Рейхельт, на лету ударившись о несколько выступов, упал мертвым к ногам зрителей.

Почти одновременно в Берлине погиб и немецкий изобретатель Биттенер, испытывая оригинальную конструкцию своего парашюта.

Вся острота конструкторской мысли обратилась к усовершенствованию парашюта, и, как бы в ответ на эти неудачи, во Франции, Англии и даже России одновременно появилось несколько новых образцов парашютов.

В 1910 году известный изобретатель русского парашюта Котельников увидел, как разбился пилот Мациевич. Артист по профессии и человек одаренный, Котельников задумался над средством спасения летчика от воздушных катастроф. Спустя год он первый подал заявку на парашют безотказного действия.

Автору пришлось многие годы «внедрять» свое изобретение в правительственных инстанциях царской России. Вначале парашют отклонили за ненадобностью, потом по соображениям, что «летчики, имея парашют, будут оставлять самолет в воздухе, лишь бы спасти свою жизнь».

— Прыжок с парашютом — глупость, — многозначительно сказал генерал Кованько. — При прыжке у летчика оторвутся ноги.

Изобретение Котельникова было оценено в Париже, когда студент Петербургской консерватории Осовский прыгнул на его парашюте с Руанского моста — с высоты всего лишь 50 метров — и парашют безотказно доставил его на землю.

Несмотря, однако, на исключительные результаты испытаний, парашют Котельникова долгие годы не находил применения в России не только из-за тупости военного министерства, но и из-за отсутствия надобности в парашютах. Русское воздухоплавание и авиация в те годы только зарождались.

По-настоящему в России авиацией заинтересовались лишь спустя семь лет после блестящих полетов Блерио. И любопытно, что первые аэропланы, как в свое время и парашюты, нашли применение на цирковой арене.

Группа предпринимателей купила за границей самолет «Фарман» и законтрактовала авиатора Уточкина летать на нем для увеселения московской публики. В мае 1910 года за первые шесть полетов предприниматели собрали свыше 26 000 рублей. Все билеты были распроданы. Вокруг забора, окружавшего ипподром, на котором должны были происходить полеты, собрались огромные толпы любопытных. Но ни один из них не увидел аэроплана. По договору с предпринимателями, летчик Уточкин должен был летать «не выше забора, чтобы публика не узрела бесплатно этого занимательного аттракциона».

Год спустя в России состоялся авиаперелет из Петербурга в Москву. Из одиннадцати записавшихся летчиков стартовали девять, а из девяти стартовавших финиша достиг один. Это был летчик Васильев, покрывший на своем самолете расстояние от Петербурга до Москвы за 24 часа 41 минуту 14 секунд.

В 1912 году (6 и 12 июня) парашют Котельникова проходил последнее испытание. Решался вопрос — принять парашют для снабжения самолетов или окончательно отклонить. На самолет вместе с летчиком был взят пятипудовый манекен, подвешенный к парашюту. Сделав несколько кругов над полем, летчик выбросил манекен, и тот мягко приземлился под распахнутым зонтом парашюта. Военное ведомство приняло парашют Котельникова на снабжение армии и разослало его в воздухоплавательные роты.

Парашют этот был очень портативен: во время полета он находился за спиной, сложенный в легкий чехол с откидной крышкой. Для того, чтобы раскрыть его, достаточно было дернуть за шнур, соединенный с замком ранца.

Это был первый парашют автоматического и механического действия. Его можно было распустить и оставаясь в самолете, и выбросившись из кабины.

Тем не менее в воздухоплавательных ротах парашют встретили скептически.

Парашют Котельникова действовал безотказно, но парашютист во время падения должен был дернуть за шнур. Эта операция психологически считалась невозможной.

Парашют подвергался неоднократным переделкам. Его подвешивали распущенным к корзине аэростата, без ранца, приспосабливали так, чтобы парашютисту не приходилось прибегать к рывку кольца.

Русским воздухоплавателям больше пришлись по вкусу французские парашюты Жюкмес, которые за короткое время совершенно вытеснили из эксплоатации парашюты Котельникова.

Глава четвертая. Затяжные прыжки

Неудачное начало

Самолет плавно оторвался от земли. Перегнувшись за борт кабины, я смотрел на удаляющуюся землю.

Сквозь дрожащий и нагретый июльским солнцем воздух я видел узенькую рельсовую дорожку. Сразу же за ней тянулся густой зеленый парк.

В листве мелькали серебристо-синие озера.

Парк мягкими увалами переходил в желто-зеленые полотнища хлебов. Затем начинался лес. Вдали виднелись игрушечные домики.

…Знакомая картина успокоила меня.

Самолет, разрывая воздух, кругами забирался все выше и выше.

Откинувшись немного назад, я полузакрыл глаза. С тех пор как я в городе совершил свой первый прыжок, прошло всего два месяца. За это время я шесть раз раскрывал в воздухе светлый купол парашюта. Обычный парашютный прыжок я уже хорошо знал. Хотелось чего-то большего, сложного. Товарищ Минов однажды рассказал мне о сложном парашютном прыжке.

В 1929 году, по приглашению знаменитого американского летчика-парашютиста Уайта, Минов участвовал в состязаниях на точность приземления, состоявшихся в Соединенных штатах Америки. До этого Минов прыгал всего два раза, и с таким багажом он должен был соревноваться с «королями воздуха», имевшими много десятков прыжков. Выпрыгнув из самолета на высоте 450 метров, товарищ Минов камнем падал, не раскрывая парашюта, 200 метров. Благодаря этому его отнесло очень мало, и в состязаниях на точность приземления он занял третье место.

Рассказ товарища Минова пробудил во мне интерес к затяжному прыжку. Вернувшись в свою часть, я только об этом и думал. Наконец возможность представилась.

Я решил лететь, не раскрывая парашюта, не менее 150 метров.

Когда самолет достиг высоты 600 метров, летчик товарищ Скитев дал сигнал приготовиться и через несколько секунд скомандовал:

— Прыгай!

Держа правую руку на вытяжном кольце, я бросился вниз, и в ту же секунду меня охватило неотвратимое желание выдернуть кольцо, как я это делал до сих пор. В ушах стоял пронзительный и острый свист.

Желание выдернуть кольцо все росло и росло. Оно проникло всюду. Не было в моем камнем летящем теле ни одной живой клеточки, которая не кричала бы мне: «Дерни за кольцо! Раскрой парашют!»

Постепенно мной начало овладевать совершенно необъяснимое чувство необъятности окружавшего меня воздушного океана. Какой-то сильный голос кричал внутри меня, что я падаю в бездонный колодец. И даже свистящий воздух, казалось, приказывал: «Прекрати падение!»