Ермак. Покоритель Сибири - Руслан Григорьевич Скрынников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соратники Ермака, хорошо знавшие его, были весьма далеки от того, чтобы представить его в образе христианского подвижника. Поэтому духовенству пришлось подвергнуть «списки» их речей основательной переработке. Былинный зачин воспоминаний о Ермаке оказался безнадежно испорчен вставками житийного содержания. Между словами – «не от славных муж, но от простых людей» – появилось обширное рассуждение о том, что Бог избрал Ермака «очистити место святыни и победити бесерменскаго царя Кучюма и разорити их богомерзские капища».
Ветераны добросовестно старались припомнить все, что произошло с ними, но многое оказалось позабытым. По временам старые казаки затевали шумный спор. Больше всего спорили о судьбе есаула Брязги. Одни говорили, что есаул вместе с товарищами Окулом и Карчигой погиб на Абалаке в дни зимней рыбалки. Другие же считали, что Брязга и те же самые казаки пали в первом бою при взятии столицы Кучума.
Сколько архиепископские люди ни старались добиться истины, им так и не удалось примирить разноречивые свидетельства. Махнув рукой, они дважды записали в синодик Брязгу и его сотоварищей. Вышел курьез. Казаки как бы дважды гибли за православие. За смерть в бою им пели «вечную память большую», за повторную погибель на рыбалке – «память малую».
Книжники пытались придать синодику летописную форму. Но тут они столкнулись с наибольшими трудностями. Ветераны руководствовались несложной схемой. Главные вехи похода были связаны в их сознании с погибелью любимых атаманов. Каждый будто бы погиб «в свое лето». В первое лето «сибирского взятия» погиб Брязга, во второе – Пан, в третье – Кольцо, в четвертое – Ермак. Схема имела видимый недостаток: ермаковцы провели в Сибири всего лишь три, а не четыре лета.
Книжники пытались выяснить у казаков, в каком году те взяли Сибирь. Но тут они потерпели полную неудачу. В средние века простой люд никогда не заглядывал в календарь. Многие не знали даже года своего рождения: активная жизнедеятельность человека продолжалась до тех пор, пока его не покидали силы. Точный возраст сам по себе не имел никакого значения. Человек вел счет не по годам, а по запоминавшимся ему событиям.
Для ермаковцев таким событием было прежде всего «сибирское взятие». На все расспросы Киприана они отвечали, что служат службу в Сибири сорок лет «с сибирского взятия». Поскольку Киприан прибыл в Тобольск в 7129 (1621) году (счет времени вели от Сотворения мира), летописец рассчитал, что «сибирское взятие» имело место сорока годами ранее, или в 7089 году. Указанный год начинался 1 сентября 1580 года и заканчивался 31 августа 1581 года.
Казаки явно округляли время своей службы. В начале 30-х годов XVII века те же самые люди писали, что служат царю «в Сибири в Тобольске от Ермакова взятия лет по сороку и по пятидесяти». Иначе говоря, их хронологические расчеты носили самый приблизительный характер.
Тем не менее приблизительно вычисленный год принят был всеми последующими тобольскими летописцами.
Нелегко рождалось летописание в Сибири. Книжных людей в Тобольске было раз, два и обчелся. Архиепископу Киприану пришлось подбирать себе штат на ходу. Посылая его в далекий край, патриарх Филарет распорядился прибрать служителей для новой сибирской епархии в Казани. Сделав остановку в Казани, Киприан впервые увидел людей, предназначенных ему в помощники. Тут были и главный архиепископский дьяк «с Казани», и старцы, и дворовые люди. Крупнейшая в стране казанская епархия за семьдесят лет успела стать центром православной образованности. Казанские книжники, прибывшие с Киприаном в Тобольск, положили начало местному летописанию.
Тщательно расспросив ермаковцев, дьяк и его помощники написали сначала синодик, а затем краткую летописную «Повесть о сибирском взятии».
По приказу архиепископа в тобольских церквах стали петь вечную память ермаковцам.
Слово Киприана было законом для сибирского духовенства. Но его начинание не получило одобрения в столице.
Великий государь и патриарх Филарет имел свои счеты с вольными казаками. Составленная его попечением летопись без обиняков назвала Ермака и его казаков ворами. О поминании разбойников не могло быть и речи.
Провинциальная точка зрения получила признание в Москве лишь через два года после смерти Филарета. В начале 1636 года священный собор назначил архиепископом Сибири Нектария. Новый пастырь пользовался большим влиянием при дворе, и ему удалось добиться того, чтобы высшее духовенство в Москве учредило «вселенское» поминание Ермака и его казаков. Отныне «вечную память» погибшим ермаковцам пели не только в Тобольске, но и в Москве. При жизни никто из товарищей Ермака и не подозревал, что когда-нибудь сподобится такой чести.
Архиепископ Нектарий был интереснейшей личностью. Сын осташкинского крестьянина, Николай Телянин в тринадцать лет покинул отчий дом и переселился в Нилову пустынь. Там доживал жизнь знаменитый пустынник Герман, ставший духовным отцом мальчика. Герман был человеком суровым и властным. Он твердо верил, что без палки нельзя наставить отрока на путь истинный. На склоне лет Нектарий с тихим умилением вспоминал своего учителя жизни: «И како терпел от начальника моего с первых дней! Два года по дважды на всякий день в два времени бит был… учил клюкою и остном прободал… и кочергою, что в печи углие гребут… и не токмо древом всяким, но и железом и камением, и за власы рванием, но и кирпичом, и что прилучалося в руках его, чем раны дать».
Монашеский устав предписывал послушнику полное подчинение воле наставника. Мальчик глотал слезы и лишь вел про себя счет ударам: «…И того сочтено у меня, в два года по два времени на всякий день, боев тысяща четыреста и тридесять. А сколько ран и ударов на всякий день было от рук его честных, и тех не считаю, Бог весть, и не помню».
Ставши архиепископом, Нектарий не забыл учителя и прилежно следовал во всем его
