Отмщение - Иван Шевырёв

– Свали, Данил, это чепушило гнилое меня вывело! – рявкнул Егор.

– Успокойся! – воскликнул я, – Ударишь его – и все! Репетиция сорвана! Зачем драться?!

– Данил, не мешай! – он попытался оттолкнуть меня, но я не дался. – Мы не на басике!

– Нельзя! – я ладонями уперся в Егора.

– Тебе тоже что ли уе…

– Успокойся, тебе говорю! – перебил я, – Не место тут драться!

Егор в бешенстве собрался замахнуться теперь и на меня, но вдруг Марго прокричала со сцены: «Егор, успокойся, пожалуйста! Хватит!», и он вдруг остановился, прямо как по команде; наступила словесная тишина. Только стук ботинок был слышен. Маргарита подошла к нам. Егор с каким-то неодобрительным презрением посмотрел на меня, сказал: «Ты не меняешься. Что на баскетболе лез, не умея нормально играть, что сейчас… Вечно лезешь, даже когда тебя не просят. Кем ты себя возомнил?»

Эти слова огорчили меня, испортив настроение.

– Не надо начинать. Данил правильно поступил. – сказала Марго и попыталась взять руку Егора.

– Да понял я, понял! – недовольно буркнул тот.

На этом репетиция и окончилась. Если честно, мне казалось, что Егор с кем-нибудь подкараулит меня за школой, думалось, что все, я попал в передрягу, что последний день живу, но нет… обошлось. Вместо него подле меня очутился тот самый щуплый паренек. Стоило мне выйти со школы и свернуть за угол, он тут же вынырнул из ниоткуда. Я даже вздрогнул.

– Из-за чего ты вступился за меня? Что ты наделал?! – он как-то странно заглянул мне в глаза, – У тебя был налажен контакт с «элиткой», с теми, чье мнение уважают, с кем считаются, кого слушают и любят… Ты ведь под корень все срезал! Ты опустился в их глазах! Из-за меня! Зачем?

– А я должен был допустить драку? Я вступился, ибо так надо. – я, имея неприятный осадок после случившегося, продолжил идти вперед. Собеседник увязался за мной.

– Но ведь мои-то однокласснички, с которыми мы учимся одиннадцать лет, стояли в сторонке, лупоглазили и ожидали шоу! Никто даже не пытался вмешаться! Так почему ты, незнакомый мне человек, спас меня? А не они… А?! – язвительно раздавалось за моей спиной.

– Замешкались. Может, испугались. – протараторил я, зная, что только что соврал.

– Нет! Просто-напросто они животные, которые только и жаждут крови! Люди исторически любят жестокость… Все эти гладиаторские бои, драки на ринге… Человек любит кровь, ой как любит! А ты взял и оборвал им все шоу! Я удивляюсь. Оттого и подошел к тебе. Ты мне интересен. Позволь это спросить: тебя в собственном классе не забили еще? Ты пошел против течения, а люди ведь не любят, когда кто-либо идет против течения.

– Не забили… – я несколько косовато посмотрел в сторону спасенного, – Знаешь, мне казалось, что в вашем классе вы все едины.

– Едины?! Может быть, с виду так и кажется, но черт, нет, нет! Мне кажется, что коллектив априори не может быть един. Только с виду, только до поры до времени. Интриг, сплетен, ссор не избежать. Посуди, двадцать с лишним человек с разным мнением и пережитым опытом запихали в одну банку. Могут они дружны уживаться?

Я вдруг задумался. И вправду. Как толпа абсолютно разных людей могут дружно сосуществовать? Чтобы все были при этом едины, чтобы никто не доминировал и соблюдал равенство? Почему я всегда считал, что это мой класс такой особенный, а везде все дружат, делят кров? Везде свои тараканы! Вот, кажется, истина! Но я подметил в тот день в голове, что многие иные коллективы способны находить некий компромисс, а наш класс все-таки был гораздо конфликтнее. А может это мнение было и ошибочным. Но почему определенные выпускники порой устраивают встречи, чтобы вспомнить школьные годы, а наши никогда так не делали? Из-за трагедии?

– Кто его знает… – сухо ответил я собеседнику. – Попав в ваш класс, я думал, что вы более дружелюбны. Вы почти всем классом вместе общаетесь на переменах, у нас такого никогда не было. Не ожидал, что сегодня такое произойдет… Из-за чего хоть? – мне срочно понадобилось знать ответ на этот вопрос; раздумывая, я предположил, что конфликт мог запросто начаться из-за моего собеседника, а не из-за Егора.

– А из-за пустяка! – проскрипел голосом безымянный, – Нужно было человеку сместить злость от усталости, вот он и нашел слабенького. Он не в первый раз так самоутверждается. Окружил с подсосами меня на перерыве, стал стебать за то, что у меня ничего не получается, а я взял и сказал едкую колкость в ответ, принизив его перед собственной сворой. У него такое лицо было смешное в тот момент, ты и не представляешь!.. Этот снег… знаешь, он так хрустит под ногами… кажется, будто я хожу по телу Егора – и ломаю каждую его косточку. Хруст… Хруст…

Последнее высказывание меня напугало. Оно прозвучало убедительно жутко. Мне резко захотелось отстраниться, как-нибудь попрощаться, но собеседник конкретно привязался ко мне. Мы шли по лужам, по таявшему рыхлому снегу в холодный апрельский день. И одно радовало: до дома моего оставалось несколько минут ходьбы.

– Ты ведь Данил, да? И учишься в одном классе с Сашей Гамбаровым, да? – немного погодя спросил меня собеседник.

– Все верно. – спокойно ответил я.

– Ты самозванец. Не похож на остальных. Ты из той высоконравственной породы людей, коих осталось мало. Хотя, признаюсь, изначально ты мне показался типичным приспособленцем, пристроившимся к сливкам класса… Но я ошибся, ошибся… В тебе заложена справедливость. Ты – образец правильного человека. Я пока это не утверждаю, но, возможно, ты относишься к касте чистых людей, к примерно… пяти процентам. И если это так, то ты должен меня понять сейчас, ибо ты ежедневно видишь остальные девяносто пять процентов. Человечество окончательно загнало себя в тупик. Мы веками просвещались, внедряли мысль, что человек выше любого животного, человек – нечто особенное. А затем наступила политика полной свободы. А так нельзя! Нельзя давать человеку свободу. Человека надобно держать в узде, иначе он превращается в свинью и себялюбивую мразь! Сейчас вся интеллигенция, толкавшая нас, челядь, в будущее, – испарилась. И к чему мы скатились? Незнакомые люди оттопыриваются на вписках, а на следующий день забывают друг друга. Каждый мнет кости другого, вечно судачит. В основе культ безграмотности, легких денег. Никому просвещение не сдалось! Нынешние люди – такие мерзкие, двуличные, склизкие ящерки, готовые ради пачки банкнот (если предложить) лишить всякого уличного бродягу жизни (главное, чтобы это не привлекалось по закону!). И все такие индивидуалисты! Люди – черствые мешки с прогнившими органами и дерьмом. Разве нужно