Рабыня черных скал (СИ) - Кальби Иман

– Какая вкусная,– шептал он, погружаясь в нее все глубже и глубже,– не оторваться… Я бы лизал тебя ночами напролет…

Прикусил ее чуть ощутимо, Иллирия вскинулась, закричала, со всей силы зажав кожу кисти руки между зубов. Не помогло… Он делал это снова и снова, пока что– то странное, первобытное, неподвластное пониманию не стало собираться волнами жара к ее женскому естеству… Она чувствовала нечто подобное там, в пустыне, в его руках, с завязанными глазами, горя от стыда перед номадом, но то, что происходило сейчас, было в разы сильнее… Ярче…

– Кричи, Лира… Кричи мое имя…– прорычал повелительно, задавая своим действиям такой темп, что она уже ничего не помнила кроме этого порочного языка и наглых, умелых рук.

Губы приоткрылись, выпустив наружу болезненный, рваный стон, а потом ее накрыла волна сладкого, убийственного взрыва, на осколки разнесшего ее поруганную честь, попранную гордость и неуместную сейчас нравственность… Перед этим чувством ошеломительного удовольствия меркли все иные… И ей было плевать, что потом наступит тяжелое, горькое похмелье… Сейчас она проживала эти эмоции, вытеснившие, наконец, из ее сознания все остальное…

– Эмиль,– шептала она и выгибалась. И впервые за все это время не было боли от утраты, унижения, собственной ничтожности… Все было неважно… Только это удовольствие, начало и конец всего… Низменное и возвышенное… Разрушающее и созидающее…

Ее тело все еще тряслось всполохами экстаза, когда на смену языку пришло другое чувство– наполненности. Лира ошарашенно распахнула глаза, почувствовав тяжесть его наваливающегося сверху тела и горячее дыхание у губ, а потом ощутила его в себе, на всю длину, сразу, без промедлений и колебаний. Больно не было… Было хорошо, сказочно хорошо… Словно так и должно было быть… Накаутированный переживаемым разум где– то далеко, на задворках, попытался было восстать, возразить, что она должна просто давать, а не получать удовольствие, жертвовать собой ради того, чтобы выжить и восстать из пепла, втайне ненавидеть и терпеть то, что он с ней делал, чтобы однажды отомстить, но тело во всеуслышание кричало об обратном… О своем единственном желании– принадлежать этому мужчине… Словно во всей Вселенной больше не было для нее иных желаний…

А потом он задвигался, и тогда Лира поняла, что звезды, рассыпанные на небе там, в пустыне, были ничем в сравнении с той феерией, какую приносили его толчки… Зверь собственнически подхватил ее под ягодицы, то и дело вжимая рукой ее тело в свое, и она отвечала со всей своей страстью. Выгибалась, подстраивалась, разводила бедра все шире, давая ему возможность почувствовать себя в ней еще глубже. Она ласкала руками его мощные, накаченные руки, обвитые выпуклыми венами, нащупывала многочисленные шрамы на спине, целовала его шею, всякий раз, при соприкосновении ее рта с его плотью вырывая из его глотки звериный рык. А потом снова наступило падение в сладкую, зовущую пустоту удовольствия. И на этот раз они падали вместе, цепляясь руками друг за друга, словно одновременно и спасая, и утягивая за собой…

– Лирраа…– рычал он, впрыскивая в нее свое семя,– моя Лира… Моя… Ты только моя… Его рычание звенело в ее ушах эхом, и от этого почему– то было не страшно, а хорошо… Словно в этом его рычании вожделения была скрыта хоть какая– то толика его власти над ней…

Эту ночь она запомнит навсегда… Полную жажды и насыщенности, боли и наслаждения, робости и бесстыдства… Он приучил ее к своему телу, подсадил на это нескончаемое, сладкое удовольствие, которое дарила близость с ним. Зверь брал снова и снова, давая себе и ей паузу лишь на то, чтобы жадно припасть иссушенными губами к кубку с водой или поменять позу… Лира охрипла, не хватало сил даже для стонов… Когда он в очередной раз довел ее до сумасшедшего блаженства, она могла только открывать рот бесшумно, словно рыба, трясясь от спазмов, сокращающихся внизу живота.

– Я видел много чудес на свете, но ты– самое яркое из всех,– шептал он ей на ухо, лежащей вниз животом, изможденной, испробованной. Давая его беззастенчивым глазам и рукам ласкать ее тело, все еще подрагивая от пережитого удовольствия…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ты рождена сделать мужчину счастливым, Лира… Твое тело– это подарок богов… Такое сокровище нужно прятать… Как же хорошо, что легенда сберегла твою невинность для меня, – сжал ее ягодицы собственнически,– все это будет только моим… Впереди длинные ночи, Иллирия… Я научу тебя всему… Обучу для себя… Настрою под свою руку, как певучий струнный инструмент…

Лира молчала… Не было сил реагировать на его слова. В голове крутилась только одна мысль– так с кем она была сегодня? Кто стал хозяином ее тела? Раб– Эмиль или Господин– Зверь? Ответ был очевиден… Так пожирать мог только тот, кто поставил на колени весь Идон… Она могла бесконечно врать ему назло, но в глубине души знала неутешительную правду… Зверь добился того, чего так алчно желал… Она чувствовала себя наполненной им до краев… В прямом и переносном смыслах слова. Его сперма в ней и на ней, отпечатки его пальцев и поцелуев пятнами на белой коже, запах и тепло его тела… Изможденно закрыла глаза… Все равно наступит завтра, и боль вернется снова… Война впереди… Все равно она найдет способ смертельно ужалить его рано или поздно, но здесь и сейчас он показал ей, что означало «быть женщиной», так же, как когда– то раб– Эмиль показал ей самое красивое звездное небо.

ГЛАВА 8

– Папа, папочка, а я красивая?– смеется заливисто, крутясь перед ним в пышной юбке, края которой намокли от морской пены. Она так любила вот так вот легко и беззаботно проводить время с ним… Вдали от назойливого внимания, вдали ото всех… Только он и она…

– Самая красивая на свете…– он улыбается в ответ. И даже не губами. Глазами… Как она любила эту улыбку его глаз, когда он щурился и по краям проступали тонкие лучики морщинок. Добрый, любимый папа…

– Ты так говоришь, потому что я твоя дочь… Обманываешь меня. Вредный Литвиний вчера кидал в меня камешками и обзывал длинношеей курицей, сказал, что я уродина… Но я не дала себя в обиду, накинулась на него с кулаками, хоть слуги на с и разняли, я почти довела его до слез, папа… Я сильная и смелая!

Отец снова смеется, гладит ее по голове, теребя волосы.

– Моя девочка, твоя мать бы гордилась тобой… Мы гордимся тобой, Лира… Ты действительно очень смелая… Иногда я не знаю, чего в тебе больше, красоты или смелости… Все дело в твоих глазах… В них столько силы… Ты должна научиться контролировать ее… И тогда мир будет у твоих ног… Лира, слышишь меня? Лираа…

– Я подвела тебя, папа! Я никто! Жалкая рабыня! Нет во мне никакой смелости! Я не достойна блеска золота аддоридов,– вдруг закричала, отчаянно крутя головой и с ужасом смотря на то, как образ отца растворяется, разлетаясь на тысячи точек…

– Лира, успокойся, девочка моя, Лираа…

Она резко раскрывает глаза и видит над собой нависающего Зверя.

– Лира, девочка, тихо, тихо…– шепчет он.

Озадачен, даже обеспокоен. Морщинка между бровей говорит об этом красноречивее всех слов…

– Тебе что– то приснилось… Успокойся… Все хорошо…

Лира потихоньку возвращается к реальности.

Первым ее желанием было скинуть его с себя… Закричать, отстраниться… Хорошо? Он говорит ей, что все хорошо? Ничего не хорошо! С прояснением реальности вернулись и кадры прошлой ночи… Низменные, постыдные… Как она могла так пасть… Как она могла получать удовольствие от его прикосновений, от его ласк, от его власти над ней…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Раздражение и досада на саму себя пересилили здравый смысл, и она с силой попыталась пнуть его, но тут же сама сморщилась от боли и дискомфорта… Между ног все горело… Иначе, чем в первый раз… И она прекрасно догадалась, чем вызвана эта новая, словно от трения, боль… Помнит рассказы Оливии о том, как та не могла свести ноги на утро после очередной горячей ночки с очередным своим жеребцом…