Ритуал - Марина Дяченко

Долго же я буду ждать освободителя, подумал Арман.

Принцесса смотрела на него исподлобья, и в темных глазах ее был страх, но не было паники.

— И что же мы будем делать? — поинтересовался Арман с фальшивым добродушием. — Как поступают обычно с пленниками, которые совершают побег? Кажется, их бросают в колодец к змеям?

Юта нахохлилась еще больше. Сказала тихо и с достоинством:

— Я что, давала вам обещание — не убегать? Это мое законное право… Любому узнику позволено убегать, если его плохо стерегут…

Арман нахмурился:

— Плохо стерегут? А как тебе удалось выбраться, принцесса?

Ответом ему было гордое молчание. Арман обошел пленницу кругом, размышляя вслух:

— Дверь была заперта заклинанием. Что ты можешь понимать в заклинаниях, принцесса? Может быть, ты пробралась через крысиную нору или еще какую-нибудь дыру, а?

Юта фыркнула — возмущение на некоторое время подавило ее страх:

— Могли бы и получше заклинание подобрать, драгоценный господин дракон! Я эту дверь открываю и закрываю, как у себя дома…

Конечно, она тут же пожалела о сказанном, потому что Арман неприятно оскалился:

— Вот как?

И, взяв Юту за плечо, подтолкнул к распахнутой двери Органной ком-наты, захлопнул эту дверь перед ее лицом и пробормотал сквозь зубы:

— Хорра-харр…

Юта наблюдала за ним исподлобья.

— Ну, — усмехнулся Арман, — теперь покажи, принцесса, как ты это делаешь. Откроешь — пощажу.

Юта пожала плечами, насмешливо на него взглянула и сказала как бы нехотя:

— Рраха-ррох…

Дверь скрипнула и приоткрылась. Юта шагнула в проем, будто собираясь гордо удалиться.

— У людей не пользуются этим заклинанием, — глухо сказал за ее спиной Арман. — Откуда ты знаешь?

Юта обернулась:

— Ключик налево — ключик направо… Ясно же, что надо все заклинание произнести наоборот!

Некоторое время Арман и Юта смотрели друг на друга в упор.

— Хорошо, — протянул наконец Арман, и Юта невесть почему ощутила вдруг некоторое облегчение. — Ладно. Обещал пощадить — и пощажу… Только… — тут в голосе его снова зазвучали суровые нотки обвинителя, — как ты посмела, принцесса, явиться сюда, и что ты здесь делала?

Юта втянула голову в плечи. Действительно, какая горгулья ее укусила, зачем было трогать эти хрустальные горшочки? Проклятое любопытство… Теперь она попалась, обидно и глупо, и в лучшем случае ее снова запрут, как овцу в загоне…

— Что я делала? — пробормотала она, стараясь говорить как можно наивнее. — Что я делала? Ничего… особенного. Я… играла.

— Играла?!

Арман развернул Юту за плечи — несколько грубо — и подвел вплотную к выжидающему, притихшему музыкальному инструменту.

— Играй сейчас.

Принцесса перепугалась не на шутку. По-видимому, она совершила нечто ужасное, по глупости в этом призналась, и теперь ее ожидают издевательства и кара.

— Нет… — пролепетала она побледневшими губами. — Я не то хотела сказать…

Арман воздел глаза к покрытому потеками потолку:

— Играй. Как ты играла? Так? — он постучал пальцем по ближайшей хрустальной скляночке.

Юта молчала, сжавшись в комочек. Арман с шумом втянул в себя воздух.

Двести лет он не разговаривал с особами женского пола, да и вообще ни с кем не разговаривал, кроме себя. Ему стоило большого труда придать своему хрипловатому голосу оттенок, который с некоторой натяжкой можно было бы назвать мягкостью:

— Ну, послушай, принцесса, я тебя не пугаю, не бью тебя, не кричу даже… Ты же играла, пока меня здесь не было? Ну так сыграй сейчас, а я хочу на это посмотреть.

Юта всхлипнула и решила, что терять все равно нечего.

Дома она любила играть с хрустальными бокалами — водить влажным пальцем по их краю и слушать мелодичный звук, который при этом получался.

Она робко оглянулась — Арман отошел, чтоб не пугать ее.

Тогда она быстрым мальчишечьим движением запустила палец в рот, послюнила, потом шагнула вперед и провела по краю ближайшей скляночки.

Мягкий, чистый, необычный звук родился под замурзанным пальцем, наполнил скляночку, разбудил гроздья прозрачных шаров, которые откликнулись резонансом; разросшись и обогатившись, звук усилился серебряными трубами, отразился от каменных стен и совершенно потряс своего единственного слушателя — Армана.

Юта провела пальцем по краю другой скляночки — звук изменился, теперь это был аккорд. Арман, сбитый с толку, туго накручивал на палец выдернутый из макушки волосок.

Юта перестала играть и обернулась.

Она выжидающе смотрела на него — долговязая девчонка в лохмотьях, а музыкальная громадина за ее спиной все пела, не желая умолкать после тысячелетнего молчания.

Арман с трудом сглотнул. Спросил тихо:

— Ты когда-нибудь видела такой инструмент, играла на нем? Где?

Юта перевела дыхание — опасности, кажется, не было. Ответила несмело:

— Нигде не видела… У нас такого нет… Я просто, ну, догадалась, как вы на нем играете…

— Как Я на нем играю?!

Юта отшатнулась. Арман, пожалуй, мог напугать кого угодно.

Вечером она сидела в кресле, в зале, перед камином. Это было то самое кресло, в котором она впервые пришла в себя, оказавшись в замке и приняв Армана за освободителя. Воспоминание это теперь заставляло ее краснеть.

На смену Ютиным лохмотьям пришла теперь какая-то хламида из Армановых сундуков — тот справедливо рассудил, что принцесса не должна выглядеть, как бродяжка, это может отвратить освободителя в самый последний момент. Юта помылась и причесалась; стакан выпитого вина окрасил ее впалые щеки здоровым румянцем и помог на время позабыть о своих злоключениях. Арман, сидящий по другую сторону стола, отметил с удивлением, что у пленницы довольно ясный и осмысленный взгляд — хотя, конечно, это не затмевает явных недостатков ее внешности.

— Так вы не бро… бросите меня в колодец со змеями? — бормотала Юта заплетающимся языком.

— Посмотрим, — задумчиво отвечал Арман. — Не брошу, если не будешь совать нос куда не следует… Запирать тебя, вижу, бесполезно, но входить будешь только туда, куда я разрешу… И не вздумай ослушаться! Помни о крысах, о змеях… — он подумал, не обернуться ли драконом для острастки, но у него уже не было ни желания, ни сил.

Остин приснился ей еще раз — но как-то тускло, невнятно, и она не могла вспомнить свой сон. И все же каждый раз, укладываясь вечером на соломенный тюфячок, она подолгу думала о контестарском принце и пыталась призвать его в сновидения.

Теперь она обувалась в старые веревочные сандалии — а в них гораздо приятнее шлепать по камням, нежели босиком. Сухие лепешки чередовались с вяленым мясом, а вместо воды было еще и вино. К тому же ей было позволено подниматься на верхушку западной башни — там была открытая площадка, окруженная зубцами, и можно было подставлять лицо солнцу и ветру, смотреть на море и на берег, по которому петляла дорога.