Исторические предпосылки создания спецназа, 1941-1945 гг. [том 2] - Сергей Козлов

Десант Линькова

Григорий Матвеевич Линьков

Григорий Матвеевич Линьков

В 1941 году военному инженеру 2-го ранга Григорию Линь-кову — «Бате» было сорок два. Григорий Матвеевич Линьков, родом из Оренбургской области, старый член партии, еще в годы Гражданской войны участвовавший в боях против Колчака и атамана Дутова.

«После Гражданской войны Г. Линьков учился в партшколе, на рабфаке, затем окончил Военную электротехническую академию и накануне нападения фашистской Германии на СССР работал в Научно-исследовательском институте Красной Армии. [...] В начале июля 1941 года Григорий Линьков написал рапорт на имя начальника института с просьбой направить его в тыл противника. Но ему было отказано.

19 июля Линьков вторично обратился в Секретариат ЦК ВКП (б) с просьбой направить его с группой в составе специально подготовленных 15—20 человек в тыл врага для партизанской борьбы. В заявлении в ЦК ВКП(б) Линьков писал: «...принятое мною решение и моя просьба были обоснованы моим опытом партизанской борьбы в тылу врага, приобретенным в годы Гражданской воины... Я имею большой опыт работы с массами, хорошо знаю быт и нравы деревни и считаю, что эту сложную и ответственную задачу я выполню с честью. И если придется отдать жизнь, то я предпочитаю через 25— 30 дней умереть в бою, чем через 25—30 лет умереть на постели. Мне 42 года, но физически здоров и способен перенести любые трудности. У меня есть жена, любимый сын, но что может быть любимей матери-Родины?..»

Вторая просьба Григория Линькова была удовлетворена. Его призвали в армию и направили в распоряжение военной разведки. В августе 1941 года Григорий Линьков был назначен командиром разведотряда. Давид Кеймах, с которым он вместе работал в НИИ, стал комиссаром отряда.

Вот воспоминания Григория Матвеевича о своей работе в тылу противника:

«Меня — в то время военинженера второго ранга — война застала на научно-исследовательской работе.

Мне казалось, что работа, которой я руководил в лаборатории, может выполняться моими помощниками, и поэтому решил ходатайствовать о направлении меня в тыл противника для организации диверсионных действий. Попытка решить этот вопрос через свое непосредственное начальство не увенчалась успехом. Написал заявление в Военный отдел ЦК ВКП (б) на имя Маленкова. Восемнадцатого июля меня вызвали. Я был принят начальником Разведуправления т. Панфиловым, а на второй день направился под Москву организовывать специальный отряд для действий в тылу противника».

«В спецшколе, в которую я прибыл для организации отряда, было много добровольцев, в подавляющем большинстве комсомольцы из Московской, Иваново-Вознесенской, Ярославской и Владимирской областей. Это был цвет русской молодежи, культурной, исключительно решительной, готовой на самопожертвование и подвиги. Среди добровольцев были и члены партии, преимущественно в возрасте до двадцати пяти лет, по тем или иным причинам не призванные в армию.

В то время молодые большевики-добровольцы формировались в группы по пять— семь человек, вооружались пистолетами и взрывчаткой и перебрасывались за линию фронта. Ни связей, ни явок, ни тактики действия партизанской борьбы в новых условиях им не разъясняли. Они просто, как пламенные патриоты, бросались на занятую врагом территорию с задачей использовать тол и патроны против двигающихся на восток фашистских полчищ. Да и кто в то время мог преподавать им партизанскую тактику, если не было элементарных пособий по партизанской борьбе, если были уничтожены почти все красные партизаны, объявленные «врагами народа» сталинско-ежовско-бериевской кликой.

Не имея этого, хлопцы, в подавляющем большинстве, выбрасывались в тыл врага, как смертники — убить и погибнуть.

Я смотрел на этих людей по-иному. Мне казалось, что две-три сотни таких людей, выброшенных в тыл врага под хорошим руководством, могут немедленно поднять массовое народное восстание в тылу у немцев. Зажечь тыл врага огнем общенародной войны, которая коренным образом изменит соотношение сил на фронте. И если трудно было научить людей всему этому в подмосковном лагере, то нужно было перебросить в тыл врага соответствующий центр по подготовке и руководству этими людьми на месте, исходя из условий конкретной действительности.

Те, кому это было поручено делать, очевидно, этого недопонимали и не придавали ему должного значения. Они продолжали перебрасывать людей, «начиненных» взрывчаткой, через фронт, точно снаряды, предназначенные для обстрела занятой врагом местности.

Формируя свой отряд особого назначения, я видел, как молодые орлята группировались вокруг меня, готовящего не только их, но и себя для действия в тылу фашистских оккупантов.

Вопросы конспирации нам преподносились из старых учебников Разведупра. А над системой организации партизанского движения в тылу врага никто из наших командиров спецлагеря серьезно не думал. Я подбирал себе людей и искал подходы персонально к каждому человеку.

Люди прекрасно понимали, мысленно оправдывали мою придирчивость и буквально ходили за мной по пятам и упрашивали их зачислить. Но я отбирал... и был неумолим ни к каким просьбам, если человек по тем или иным признакам мне не подходил.

Отряд в пятьдесят человек, который мне разрешили сформировать, создавался впервые. Нужно было на ходу подрабатывать штат и подбирать штабных работников, отделение связи и его укомплектование средствами связи, разрабатывать шифр и другие вопросы управления и связи с Центром. Все это делалось не только наспех, что было неудивительно в этот период, но и на свой страх и риск.

В отряде было семь радиостанций, двенадцать радистов, программа связи с Москвой была вручена командиру взвода связи, который не знал шифра. Шифр знали только я, комиссар и начальник штаба. Ни один из радистов не получил дубликата и, имея рацию, не мог связаться с Москвой без командира взвода связи. Только в результате одного этого недостатка мы в течение шести месяцев были лишены связи с Москвой.

Шестого августа, имея пятьдесят пять человек и двадцать три грузовых мешка, заполненных боеприпасами, мы отбыли на прифронтовой аэродром в Юхново, где размещался авиадесантный полк, производивший выброску десантников на самолетах ТБ-3.

Даже такой большой отряд, выбрасываемый за линию фронта впервые, никто не сопровождал, а перед отправкой с нами никто не беседовал, если не считать пятиминутного разговора, который состоялся у меня в день выезда из Москвы с тов. И.И. Ильичёвым, являвшимся тогда комиссаром ГРУ.

Я прочитал сов. секретный приказ о своем назначении и о том, что в мою обязанность входило развитие массового партизанского движения в тылу врага. При этом указывалось, что при продвижении Советской Армии и отступлении фашистских войск возглавляемый мной отряд должен отходить на запад, продолжая выполнять поставленную задачу. Район выброски и пункты сбора были установлены в Москве. Всё ясно. Но меня обязывали перед вылетом явиться в штаб Западного фронта, которым тогда командовал маршал Тимошенко, а членом Военного совета был Булганин. Меня же беспокоило одно — благополучность выброски в намеченный пункт приземления. Это опасение росло с каждым днем, превращаясь в тревогу за благополучный сбор отряда за фронтом, а следовательно, и за успех в выполнении поставленной задачи. Это беспокойство и тревога увеличились еще больше, когда в разговоре с командиром авиадесантного полка я встретил полное непонимание стоящей перед ним задачи и пренебрежительно-за-знайское отношение к этой весьма серьезной десантной операции.

Мне было стыдно слушать, когда этот неумный, не подготовленный к занимаемой должности человек начал спорить о потребном количестве машин, необходимых для выброски людей и груза. При этом он абсолютно безответственно заявил, что произведет выброску на трех машинах. А когда ему вместе со мной начали возражать отдельные летчики и приводить элементарные расчеты, то этот, с позволения сказать, командир авиадесантной части начал увеличивать число машин, набавляя по одной, пока не дошел до шести, отказавшись дальше выслушивать доводы и соображения летчиков по существу вопроса.

Числа двенадцатого сентября на самолете У-2 я вылетел из Юхнова в штаб фронта под Вязьму. К моему несчастью, Булганина и Тимошенко в штабе не оказалось. Они были вызваны в Москву. Как долго они там задержатся, никто толком не знал. Я был принят начальником разведотдела фронта полковником Корневым. Передал ему пакет, адресованный командующему фронтом. Я попробовал получить у полковника пароли и явки — для встречи с надежными людьми за линией фронта, но он откровенно заявил, что у него их нет.