Пламенное сердце - Райчел Мид

– Что ты делаешь?! – выдохнула она.

Я сосредоточился и пустил в ход принуждение.

– Ничего. Просто убрал блок. Это очень болезненный опыт для тебя, он вызывает замешательство.

Глаза Ровены на миг остекленели, и затем она кивнула. Я отпустил магию, теперь лишь внезапная пустота внутри свидетельствовала, как много сил я вложил в исцеление и принуждение. Когда мой мозг утихомирился, Ровена принялась баюкать пострадавшую руку, а нас окружили примчавшиеся однокурсники.

– Ну и ну! – вырвалось у кого-то. – Ровена, ты как?

Ровена скривилась.

– Вроде ничего… ну, в смысле, больно, но не настолько, как сначала.

– Тебе надо показаться врачу, – продолжал настаивать какой-то парень. – У тебя перелом.

Ровена вздрогнула. Видимо, ее посетили те же страхи. Я знал, что теперь ничего серьезного нет, но пришлось подыграть, поскольку предположение было вполне резонное.

– Давай ключи, – сказал я Ровене. – Больница кампуса открыта.

В очереди нас держать не стали, поскольку уронить на руку тридцатифунтовый бетонный блок – это вам не шутки. Но после осмотра и рентгена врач лишь пожал плечами.

– Она в порядке. Наверное, блок не такой тяжелый, как вы думали.

– О, нет! – возразила Ровена, но облегченно вздохнула. Мне даже почудилось, что в ее глазах заблестели слезы. – Все потому, что ты быстро его снял. – Судя по всему, исцеление выветрилось у нее из головы.

– А еще я мужественный и храбрый! – торжественно заявил я.

Ровену отпустили; когда мы уже покидали больницу, появилась ее девушка, Касси. Ровена красива, но Касси оказалась сногсшибательной. Она обняла Ровену, и я печально покачал головой.

– И как ты только отхватила такой приз?

Ровена ухмыльнулась мне поверх плеча Касси.

– Говорю же тебе: мой острый ум и очарование всегда в деле.

Мы решили, что закончим работу над проектом завтра, и я отправился к себе. Мир был полон жизни и света, и когда я зашел в квартиру, я буквально плыл по воздуху. Как дух может быть чем-то плохим, если он дает мне подобные ощущения? Они поистине великолепны. Я давно не чувствовал себя настолько живым.

Я наугад вытащил из коробки пластинку. «Пинк Флойд». Нет, не то настроение. Я заменил ее на «Битлз» и с новой энергией принялся за автопортрет. Точнее, за автопортреты. Потому что остановиться я не мог. Краски яростно ложились на холст, я экспериментировал с различными концепциями. Один автопортрет был абстрактным – изображение моей ауры, какой ее описывали Соня и Лисса. Другой получился более достоверным и настолько реалистичным, насколько это возможно, когда ориентируешься на фото в мобильнике – хотя нарисовал я себя в красно-синих тонах. И так далее.

Понемногу энергия начала иссякать. Кисть моя замедлилась, и, наконец, я опустился на диван, опустошенный и измотанный. Я уставился на свои произведения, пять сохнущих полотен. У меня заурчало в животе, и я попытался вспомнить, когда же я ел в последний раз. Может, я уплетал маффин в той забегаловке с Ровеной? Я становлюсь хуже Сидни. Я сунул пиццу в микроволновку, и пока я следил, как она готовится, мои мысли свернули в другое русло.

День рождения Сидни. Как я мог про него забыть? Хотя, нет. Дата намертво отпечатана у меня в памяти. Пятое февраля. Вот чего я не сообразил, так это что надо купить подарок. Я повернулся к ящику стихийно купленных пластинок и посмотрел на них с отвращением. Внезапно я возненавидел их за дыру, которую они проделали в моем месячном бюджете. Сидни была права: дурацкая покупка. Что я мог бы приобрести для нее вместо груды винила – для себя? Я представил себе дюжину роз, отправленных анонимно к ней в общежитие. Или две дюжины. Или даже три. Не менее привлекательной была мысль о бриллиантовом браслете на ее изящном запястье. Изысканном и стильном, разумеется. Ничего нелепого она не наденет.

Подумав о бриллиантах, я вспомнил про запонки тети Татьяны. Проигнорировав писк микроволновки, докладывавшей о готовности пиццы, я рысцой кинулся в спальню. Запонки лежали на прежнем месте, ослепительно сверкая красным и белым в свете люстры. «Продай их, и будут тебе деньги на жизнь», – пошутила Сидни. Не просто на жизнь или на взносы за машину. Я смогу купить ей подарок. И не один. Розы, браслет, романтический ужин.

Нет. Никаких появлений на публике. Эта мысль придавила меня. Я погрузился в размышления о нашем совместном будущем. Есть ли оно у нас? Что у нас за отношения? Мы всегда будем встречаться тайком? Сидни слишком рассудительна, чтобы это могло длиться вечно. Постепенно она поймет, что пора покончить с нашим романом. Покончить со мной. Я положил запонки обратно в коробочку, понимая, что никогда их не продам, и внезапно меня накрыла удушливая волна.

С пользователями духа такое иногда случается. Когда я вернул Джилл к жизни, я едва-едва дополз до кровати. Плата за возможность распоряжаться огромным количеством энергии была велика, и разум получал свою отдачу. Ну, мой, во всяком случае. У Лиссы драматических взлетов и падений не бывало. Ее охватывала более ровная мрачность, и несколько дней, пока та не развеивалась, Лисса ходила унылая и подавленная. У Сони было нечто среднее.

«Мой маленький задумчивый художник, – со смешком говорила тетя Татьяна, когда на меня находило подобное настроение. – Кто сегодня залез к тебе в голову?» Она говорила с нежностью, будто речь шла о чем-то восхитительном. Мне почудился ее голос, привиделось, будто она находится рядом со мной. Судорожно вздохнув, я закрыл глаза и прогнал ее образ. Ее здесь нет. Поцелованные тенью действительно могут видеть мертвых. Чокнутым они лишь мерещатся.

Я съел пиццу, стоя у кухонного стола и твердя себе, что мое состояние пройдет – обязательно. По-другому не бывает. Но до чего же муторно дожидаться! Когда же марево развеется?

Затем я вернулся в гостиную и посмотрел на картины. То, что выглядело чудесным и вдохновенным, теперь казалось пошлым и дурацким. Полотна выводили меня из равновесия. Я собрал их и кучей сунул в угол, наплевав на невысохшие краски и риск порвать холст.

Потом я забрался в бар.

Я успел приложиться к бутылке с текилой, развалившись на кровати и слушая «Пинк Флойд», когда через пару часов дверь спальни отворилась. Увидев Сидни, я улыбнулся. Текила успешно приглушала дух и смягчала депрессию. Не сказать, правда, что я был весел и энергичен, но мне уже не хотелось забиться в темную нору. Я победил дух, и при виде прекрасного лица Сидни настроение мое поднялось.

Сидни улыбнулась мне и молниеносно оценила происходящее. Она стала серьезной.

– Ох, Адриан! – произнесла она.

Я поднял бутылку.