Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE) - Лобсанг Рампа

Рождение есть страдание, говорил Гаутама. Рождаясь, ребенок приносит боль себе и матери. Только испытав боль, можно появиться на этой Земле. Старение есть страдание. Человек становится старше, и его тело не может больше сопротивляться разрушительным влияниям. Начинается увядание, внутренние органы работают с перебоями, проявляются возрастные изменения, и страдание продолжается. Никто не может стареть и при этом не страдать.

Болезнь есть страдание. Когда орган отказывается правильно работать, появляется боль. С помощью страдания орган заставляет тело приспосабливаться к новым условиям. Вот почему болезни так мучительно переживаются людьми. Смерть есть окончание болезни. Смерть освобождает тело от воздействия страданий. Но условия, которые приводят к смерти, сами по себе болезненны. Таким образом, нашим страданиям нет конца.

Страдания вызывает также присутствие того, что мы ненавидим. То, что нам не нравится, всегда держит нас в состоянии напряжения, и мы испытываем разочарование. Мы становимся несчастными, когда разлучаемся с теми, кого любим. Разлука с тем, кто нам дорог, и неизвестность в отношении того, когда мы встретимся с ним снова, заставляют нас испытывать душевные муки и разочарование.

Стремиться к чему-то и не получать желаемое — вот причина страдания, причина уныния и скорби. Таким образом, желать и не получать — означает страдать и беспокоиться.

Только смерть приносит спокойствие, только смерть приносит освобождение от страданий. На грани смерти человеку становится ясно, что, держась за существование, он держится за страдания, за все то, что делает его несчастным».

Индийский Учитель посмотрел на нас и сказал:

— Будда, наш благословенный Гаутама, не был пессимистом. Скорее, он был реалистом. Он представлял, что тот, кто не примет его учения о страдании, не сможет обрести душевное равновесие. Пока человек не поймет, что именно является причиной страдания, он не сможет стать на Серединный Путь.

Я подумал, что все Учителя слишком много внимания уделяют страданию. Я хорошо помнил, как однажды мой дорогой Наставник, Лама Мингьяр Дондуп, сказал мне:

— Лобсанг, давай разберемся, в чем заключается истинный смысл учения Гаутамы. Он никогда не говорил, что жизнь является причиной страдания. Вопреки всем священным писаниям и рассказам великих Учителей, Гаутама никогда не утверждал этого. В действительности он говорил, что жизнь означает лишь возможность страдания. Каждое событие жизни может стать причиной страдания. Может! Но это не означает, что все должно приносить боль.

Как много непонятного в том, о чем говорят, вернее, о чем умалчивают великие люди! Гаутама, например, считал, что страдания и боль не ограничиваются только физическими причинами. Он всегда подчеркивал, что страдания духовные, вызванные плохими эмоциями, намного превосходят дисгармонию, возникающую при появлении физической боли. Гаутама учил:

«Если я чувствую себя несчастным, то это происходит лишь потому, что я веду неправильный образ жизни, существую в разногласии со своим естеством. Если я живу негармонично, это значит, что я не научился принимать жизнь такой, какой она есть, со всеми ее недостатками и возможностями для страдания. Я смогу достигнуть счастья, только осознав причины такой жизни и избавившись от них».

Мысли об этом не выходили у меня из головы. Кроме того, ужасная вонь, которую производила злополучная мазь, полностью выводила меня из равновесия. Учитель снова подошел к кафедре и произнес:

— Это была первая Благородная Истина. Займемся теперь второй.

«Гаутама прочитал проповедь своим ученикам, тем своим бывшим друзьям, которые разочаровались в нем, когда он перестал быть для них сенсацией. Теперь они стали учениками Гаутамы. Он сказал им:

— Я могу научить только двум вещам — пониманию страдания и освобождению от страданий. Вот Благородная Истина, повествующая о причинах страдания. Именно страстное устремление порождает круговорот рождения и смерти. Речь идет о страстном устремлении в совокупности с чувственными удовольствиями и поисками мимолетного удовлетворения. Оно может принимать формы стремления к процветанию и мирскому богатству.

Как мы уже знаем, страдания появляются, если мы делаем что-то неверно. Они являются результатом неправильного отношения к миру. Сам по себе мир не плох, просто многие люди считают его плохим. Именно наше отношение, наши заблуждения заставляют мир выглядеть плохо. Каждому присущи страсти, стремления и вожделения, которые заставляют нас совершать поступки, приводящие к страданиям. Только освободившись от стремлений и страстей, мы освобождаемся от таких поступков.

Смысл Великого Учения Будды состоит в том, что тот, кто стремится, не может быть свободным, а тот, кто не свободен, не может быть счастливым. Другими словами, освобождение от стремлений — это большой шаг в направлении счастья.

Гаутама учил, что каждый человек должен найти свое счастье. Он говорил, что обычное мирское счастье не приносит успокоения, потому что удовлетворение при этом очень мимолетно. Это тот тип счастья, которого человек достигает, постоянно изменяя свои желания, постоянно бросаясь от одного к другому в поисках свежих впечатлений, новых знакомств. Удовлетворение при этом быстро проходит. Истинное счастье приносит глубокое удовлетворение, полностью освобождает душу от беспокойства. Гаутама говорил:

— Нужно избегать такого счастья, которое требует проявления плохих качеств и забвения хороших. Настоящее счастье достигается тогда, когда на смену плохим качествам приходят хорошие.

Мы должны прекратить гоняться за бесполезными вещами, удовлетворяющими желания плоти. Они не позволяют нам вырваться в другой мир. Мы должны перестать удовлетворять свои стремления, которые возрастают с каждым днем. Мы должны наконец задуматься над тем, что действительно ищем и как нам этого достичь? Мы должны задуматься над природой наших стремлений, над их причинами. Узнав причины, мы сможем искоренить их.

Было видно, что этот предмет очень занимал Учителя. Однако ему, вероятно, очень досаждал запах моей мази, потому что он сказал:

— Прервемся на несколько минут. Я не хочу перегружать ваши мозги, которые, как я вижу, не могут сравниться по вместимости с мозгами моих индийских учеников.

Он собрал свои бумаги, сложил их в портфель, аккуратно закрыл замок и поспешно вышел, задержав дыхание, когда проходил мимо меня. Несколько мгновений все сидели тихо, ожидая, пока его шаги не стихнут в коридоре. Затем один из учеников повернулся ко мне и сказал:

— Фу! Лобсанг, как от тебя несет! Это, наверное, потому, что ты путаешься с дьяволами, летая с ними по небу.

Я ответил, стараясь быть как можно сдержаннее:

— Если бы я был действительно связан с дьяволами, я бы не смог летать с ними по небу, однако все знают, что я летал.

Когда все разошлись, я встал и выглянул в окно. Я не мог понять, что Наставник делает в монастыре Роуз-Фене, и как мне вынести еще несколько занятий с Индийским Учителем, которого я терпеть не мог. Я подумал, что если бы он действительно был таким буддистом, каким себя считает, то лучше бы понимал чувства маленьких мальчиков.

Пока я стоял, размышляя, в комнату вошел молодой лама.

— Лобсанг! — сказал он. — Пойдем скорее! Высочайший хочет видеть тебя.

Вдруг он остановился и нахмурился:

Фу! Что с тобой случилось?

Я рассказал ему о травяной мази.

— Давай поспешим к врачу и посмотрим, что можно сделать, чтобы избавить тебя от этого зловония перед тем, как тебя увидит Высочайший. Идем! Скорее!

Глава 5

Аудиенция у Далай-Ламы

Меня готовят к визиту — Незабываемая встреча — Похвала Высочайшего — Неужели в такой день можно учиться? — Святой Восьмеричный Путь — Неприятный разговор — Учителя из Индии вызывают к Настоятелю

Мы вместе помчались по коридору, направляясь в комнату Врачевателя. Вместе? Не совсем так! Молодой лама действительно мчался, а я плелся за ним на непослушных ногах. Он держал меня за край мантии и тащил за собой. Я бормотал что-то про себя и, тяжело дыша, едва поспевал за ним. После моих злополучных полетов сначала с крыши на землю, а затем обратно, каждый думал, что может обращаться со мной, как с воздушным шариком.

Да! Теперь я уже сам поверил в то, что со мной произошло. Правда, я не знал, что обо всем этом думает Высочайший. Вдруг ему все известно!

Мы повернули за угол и ворвались в комнату. Врач ел тсампу. Когда мы появились, он оторвался от еды и посмотрел на нас. Снова увидев меня, он широко раскрыл рот. Его рука замерла над чашкой.

— Опять ты?! Что случилось на этот раз?

Молодой лама, задыхаясь от возбуждения и беспокойства, буквально взорвался целым каскадом слов. Он говорил с такой скоростью, что, казалось, слова сами срываются с его языка.