Твари, подобные Богу - Мария Спивак

Перед глазами кадрами из фильма замелькали сцены их недолгого романа. Красиво, даже не верится… протопоповская тяга к роскоши, предмет ее вечных насмешек, пришлась очень кстати. Судьба, надо отдать ей должное, на редкость талантливо срежиссировала «историю небывалой любви и удивительных путешествий кавалера Протопопова и Прекрасной дамы». Не удивительных — фантастических, феерических, головокружительных и… да, гламурных, так ли уж это плохо? Есть что вспомнить. С мужем Тата несколько раз ездила в Париж, столицу Франции, один из крупнейших европейских городов, и это, oh yes[3], было здорово и замечательно, но Париж — тот самый, который «увидеть и умереть» — открылся ей только с Протопоповым.

Моя личная «бель эпок», почти без иронии подумала Тата.

Она вспомнила тот свой сюрреалестический день рождения и необъятный букет мелких душистых роз, поцелуи, холодное осеннее солнце, завтрак в кондитерской. Пока она, растягивая удовольствие, любовалась пирожными и изящной фарфоровой чашечкой с ароматным кофе, Протопопов, счастливо сияя, фотографировал ее с улицы, сквозь стекло. Она рассеянно улыбалась в ответ, уверенная, что ничего не чувствует, лишь скользит над собственным горем в невидимом, наглухо задраенном батискафе — а на самом деле уже тогда исцелилась. Ее батискаф был не чем иным, как недавно обретенной личной свободой, индивидуальным пространством, которое по определению замкнуто.

Тата всегда считала, что к мужчине надо прилепиться душой и телом, стать половиной — к тому и стремилась, — но от Протопопова отгородилась полностью, инстинктивно: иначе стало бы невозможно ее актерство, игра в любовь. Ей это казалось нечестным — но в итоге она не сократилась до половины, осталась отдельной, цельной человеческой единицей. И поездку восприняла ярче, сочней, всеми фибрами. С Иваном часть рецепторов неизменно отвлекалась на его реакции, с Майком тоже, а вот Протопопов в ее воспоминаниях попросту отсутствует. Размытое пятно сбоку, абстрактный спутник, фон. Зато виды, здания, музеи, картины прорисованы в памяти с удивительной четкостью.

Вот так: либо единая плоть и прощай половина мозга, либо гордый суверенитет в железяке для спуска под воду. Третьего не дано?

Когда в день ее рождения они гуляли по улицам, целовались у церкви Сакре-Кер, глядя с высоты на город, ужинали в кафе на Монмартре, среди художников и толп народа, Тата испытывала неизъяснимое, сокрушительное, полномасштабное счастье… А с кем, вроде бы и не помнит… Почему? Потому что сознание вытеснило Протопопова как предателя?

«Ведь он предатель, не забыла?» — зло усмехнулась Тата. — «Уж больно активно ты по нему ностальгируешь». «Но я сама подставилась под удар», — тут же ответила она себе. — «Прекрасно знала, как Протопопов остался совладельцем фирмы. А предавший однажды предаст дважды — это аксиома».

Ждала от Протопопова, человека с гибкой моралью, нравственных подвигов? С какой стати? Слишком много о себе понимала, вот с какой. Думала, это он с ними со всеми так, а я для него — святое. Кстати, похоже, сейчас, с Майком, напрашивается на аналогичные неприятности…

Тата недовольно поморщилась и открыла глаза. К чему этот сеанс самоанализа в день презентации? Ей, в конце концов, велено хорошо выглядеть. Да и времени уже много. Сейчас она встанет, примет душ, наденет свое замечательное платье и пешком прогуляется до Валерки. Ну, и перехватит что-нибудь по дороге, в кафе. Надо развеяться, отрешиться.

Она вышла из парикмахерской в некотором смятении — так сделалась хороша. На нее смотрели. Шелк платья мягко льнул к телу, туфли делали что-то необыкновенное с походкой, глубокий вырез тревожил воображение, и встречные мужчины поневоле прикипали к нему взглядами.

Красота — это страшная сила, в панике подумала Тата и после десяти минут пытки вниманием не выдержала: взяла такси.

Майк ждал ее у входа в гостиницу, высокий, обаятельный, элегантный. Он поглядывал по сторонам нетерпеливо, как раньше, в дни первых московских свиданий. Тата встрепенулась; сердце забилось чаще. Она и забыла, что так бывает. Нет, все разногласия — ерунда, пока есть это юное, счастливое предвкушение…

Майк, увидев Тату, в первую секунду обомлел, но затем вобрал пристальным взглядом ее облик, помрачнел и, едва коснувшись губами подрумяненной щеки, сухо сказал:

— Прекрасно выглядишь.

И через мгновение добавил:

— Вырез великоват. — Взял под локоть и не повел, а буквально потащил к вращающимся дверям отеля, при этом словно пытаясь загородить от окружающих.

«Он что, стесняется меня?» — взволновалась Тата. Ему не нравится платье? Но он видел его дома, она примеряла, и он одобрил, а сейчас в лице переменился… значит, дело в другом… Она слишком сильно накрашена? Майк не любит «разрисованных». Тата красилась редко и совсем чуть-чуть, и сегодня макияж не показался ей ярким. Но сейчас ее охватили сомнения: вдруг в искусственном освещении салона она чего-то не рассмотрела? Захотелось спрятать лицо. Она открыла сумочку и, склонившись, начала бессмысленно перебирать содержимое.

— Эй, красотка, что потеряла? — раздался над ухом веселый голос Митчелла. Тата подняла голову — и успела заметить, как ее издатель тоже переменился в лице. Будто испугался чего-то: взгляд на мгновение метнулся в сторону. Боже, да в чем дело? Что не так? У нее на носу вскочил страшный прыщ?

— Выглядишь… — его голос осип; Митчелл закашлялся. — Сногсшибательно, — наконец, договорил он.

Значит, не прыщ. Уже легче.

Митчелл повернулся к Майку, молча протянул руку. Майк неохотно ее пожал. Какая муха их укусила? Митчелл всегда так приветлив, а Майк безупречно вежлив…

— Я ненадолго. — Майк, не дожидаясь ответа, направился к туалетам в гостиничном холле и, только отойдя шагов на десять, крикнул через плечо: — А вы идите наверх.

Удивленная его поведением Тата пошла к лифтам, стараясь не отставать от Митчелла. Тот с деревянным упорством смотрел прямо перед собой.

— Слушай, что происходит? — не выдержала напряжения Тата. — Я как-нибудь не так выгляжу? Неподходяще?

Митчелл вздрогнул, впервые открыто посмотрел на Тату и — слава тебе господи! — ослепил ее своей фирменной улыбкой.

— С ума сошла? — Он выдержал паузу. — Еще как подходяще! Даже чересчур!.. Не выдумывай ерунды. Пойдем лучше я тебя познакомлю с одним нашим спонсором. Ему очень понравился твой альбом, он мечтает с тобой познакомиться.

Они вошли в зал, и у Таты перехватило дыхание, так все показалось красиво. «Свечи, плечи, встречи и речи создавали атмосферу великосветского бала». Очередная цитата. Нет, свечи не горели, просторное помещение заливал мягкий, золотистый свет с улицы — две смежные стены были стеклянными, и зал казался палубой корабля, плывущего по Манхэттену, — но плечи, встречи и речи наличествовали в избытке. В гуле множества голосов звенело веселое предвкушение, будто собравшиеся действительно ждали бала. Рядом с входом, у стены, стоял элегантно сервированный длинный стол.