Вечный странник - Вартан Вартанян

С глубочайшим уважением, преданный Вам Оскар Флейшер

Председатель Международного музыкального общества, заведующий кафедрой музыки Берлинского Королевского университета».

Трудно было сказать, что испытал Комитас после прочтения этого письма. Было л;и это чувство ученого, беспристрастно констатирующего решение сложной задачи? Или он торжествовал в душе победу? Или испытывал гордость за свой народ? Что бы то ни было, он мог быть доволен — в споре с таким противником, как Оскар Флейшер, он победил, и оружием его победы была беспристрастная наука.

Через три дня он получил еще одно письмо, прибывшее в официальном конверте. По содержанию оно очень походило на письмо Флейшера. Подпись под письмом была ему знакома — доктор Макс Зайферт, секретарь берлинского отделения Международного музыкального общества, профессор кафедры истории музыки Имперского университета. Особенно запечатлелись слова, которые автор не посчитал лишним подчеркнуть: «Вы дали нам возможность близко познакомиться с величественными творениями совершенно от нас далекой и высокоразвитой цивилизации... Ваше искусство ведения лекции и совершенное искусство пения... оказались в состоянии поразить нас и оно не сотрется в памяти всех Ваших слушателей».

Эта высокая оценка подтвердилась на деле. Международное музыкальное общество избрало Комитаса своим членом. Так он оказался в числе основателей этого общества. Это была огромная победа. Покинутый всеми армянский народ, чьим представителем он был, и его песня впервые получили международное признание. Но сколько ему предстоит еще сделать, чтобы доказать всему миру, что армянский народ имеет свою самобытную песню и музыку, которая родилась вместе с ним, никому не принадлежит, создана им самим...

Пребывание Комитаса в Берлине подходило к концу. Он вместе с любимым профессором составлял план дальнейшей работы на родине. Теперь он спешит как можно быстрее попасть домой.

Настал день расставания. В доме у Рихарда Шмидта собрались на прощальный ужин. Рюмка в руках у профессора чуть подрагивала, выдавая его волнение.

— Представляя Комитаса на выпускном празднике в Гамбурге, я с гордостью говорил: Комитас — уже сейчас мастер, и я горжусь им. Чувствую, что буду жить в его делах. Ныне за этим прощальным столом хочу добавить: он вернется домой, и Европа потеряет в его лице великого композитора, великого певца, великого музыканта. Но взамен его родина найдет в его лице истинного первооткрывателя, прокладывающего новые пути в музыке, за которым рано или поздно пойдут все живущие там народы. В добрый путь, любимый Комитас...

Глава 3

Прекрасный вид открывался из Бюракана на Араратcкую долину. В дымке жарких солнечных лучей лежала равнинная земля.

На своей даче, в прохладной тени старого тутового дерева сидел католикос Хримян Айрик — он писал стихи, время от времени поднимая глаза на простирающуюся перед ним равнину. Углубленному в свое занятие седовласому католикосу вдруг показалось, что он наяву слышит мелодии к своим стихам. «Воображение разыгралось»—отложив в сторону свои записи, подумал он и окликнул девочек, гонящихся за бабочкой. Девочки — это были его внучатые племянницы — подбежали к нему.

—Уже полчаса я слышу звуки музыки, песни. Может, мне это кажется?

Девочки прислушались. Действительно доносилось пение, и можно было даже определить откуда. Девочки сорвались и побежали, поднялись на пригорок. Отсюда с вершины им открылось необыкновенное зрелище — внизу, по узкой и каменистой деревенской улице тащилась в гору необычная подвода. На ней было пианино, рядом — какие-то люди. Среди них дети узнали своего отца, потом разглядели и остальных. Это были художники Фанос Терлемезян и Егише Тадевосян, и Комитас, который, сидя перед открытым пианино, играл и пел любимую песню католикоса.

Утром рано встанем,

Пожнем щедрые дары полей,

Будем веселиться и петь

Наши сельские песни...

Вечером, умиротворенные,

Мы возвратимся домой

И за столом будем

Продолжать веселиться и петь.

Окружив странную повозку, веселой оравой шли рядом с ней деревенские дети. К ним понемногу присоединялись и взрослые — крестьяне и крестьянки... Услышав о приезде своего племянника Хорена и Комитаса, вышел им навстречу Хримян Айрик. Два достойнейших мужа — две щедрые души — встретившись, крепко расцеловались. Обнимая Комитаса за плечи, Айрик подвел его к тахте, усадил рядом с собой и, улыбаясь сказал:

— Не зря Айрик испытывает к тебе особую любовь и благоволенье. Сегодня ты выполнил свое обещание. Хоть не скоро, но сполна... Вернулся с победой... Я знаю как трудно бывает иногда сдержать данное слово, но ты эти трудности одолел... Обещать и выполнить обещанное — это ли не путь к добродетели?

Сказав, он поднял глаза на своего воспитанника и уже озабоченно продолжал:

Худой ты стал, как общипанная птица. Рассказывай, как там было. Может быть, тебе немка приглянулась, так привез бы ее с собой... Простили бы... Трудно было с деньгами? Потратил бы деньги, которые тебе Хорен дал на пианино. Пианино не дороже твоего здоровья...

Комитас, зная, что патриарх предпочитает говорить на западноармянском наречии, и отвечал ему на нем:

Хотелось бы мне в добродетели быть достойным его святейшества и доказать это на деле... Я и деньги Хорена эфенди сохранил и в своем деле добился успеха. Даруй вам господь долгую жизнь, а общипанная птица тут скоро оперится... Вдали от отечества все мне там чуждым казалось...

Пока они беседовали, Хорен, Фанос и Егише с помощью деревенских ребят перетащили пианино во двор. И Комитас, не заставив себя просить, сел за инструмент. Он играл и пел старинные и новые песни. Крестьяне сначала с недоумением разглядывали черный сундук на бронзовых лапах, но прониклись к нему уважением, услышав исполненные на нем свои песни. Музыка зажгла людей — задвигались они и растянулись в цепочку, вскинулись и сплелись их руки, качнулись сбитые в ряд плечи влево... потом вправо... Ряд танцующих, топнув ногой, тронулся с места, дробя песок под ногами и вздымая пыль, дразня и маня одетого европейцем молодого священника. Комитас оставив инструмент, присоединился к танцующим. Перехватив у ведущего цветастый платок, он запел и сам повел танец. Это был танец трехлетней его разлуки с отечеством. Танцевал он задорно, притоптывая ногами, прямя спину, двигая плечами...

Целую неделю продолжалось веселье на даче католикоса. Деревенские музыканты, славившиеся своим искусством вырезать свирели, преподнесли молодому священнику очень ценный для него подарок — свирель. Она была вырезана из абрикосового дерева, которое считалось лучшим для этой цели. Комитас обещал сохранить подарок, а для первого исполнения выбрал соответствующую песню — "Цирани цар" («Абрикосовое дерево»).