Лед и пламя - Франсуаза Бурден

– Милая девочка, я согласен. Она обожает парк и часто приходит поболтать со мной. К тому же она прелестна, как птичка. Сам Ангус смягчается, когда с ней разговаривает.

Дэвид никогда не говорил ни о ком плохо. Тем не менее его последняя фраза была намеком на властный характер Ангуса, который он в течение долгих лет испытывал на своей шкуре. Но для него, как и для Мойры, возможность жить в Джиллеспи представляла большую удачу. Что бы они делали сейчас без щедрости своего брата и кузена? Ангус радушно принял их, предоставил им реальное место в клане, спас их от одиночества. Конечно, и они были ему полезны, поскольку отвечали за управление как особняком, так и всем, что его окружало, и возможно, великодушие Ангуса сочеталось с определенным эгоизмом, однако такое положение вещей всех устраивало.

Когда Кейт вернулась, неся кранахан – шотландский сливочный десерт, сдобренный малиной и спрыснутый виски, Скотт заметил, что действительно она стала просто восхитительной. По сравнению с прошлым годом, когда она сюда приехала, девушка сильно изменилась, выросла, ее по-детски неопределенные черты лица оформились в прелестное девичье личико. Он словно впервые увидел ее большие карие глаза с золотыми крапинками, окаймленные длинными ресницами, красиво очерченные губы, нежную, хотя и немного бледную, кожу. Через какое-то время она сокрушит не одно мужское сердце, но пока ей было всего лишь пятнадцать лет, и наверняка она еще и думать не думала о любви.

Она повернула к нему голову, и их взгляды встретились, страшно смутив Кейт, которая тут же залилась румянцем.

– В этом торте очень мало алкоголя, – усмехнулся он, – тебе тоже можно его есть.

Удивительная застенчивость девушки-подростка вызвала у Скотта прилив нежности к ней. Скотт всегда старался, чтобы ей было здесь как можно комфортнее. Трудно было поверить, что она воспитывалась тем же человеком, что и ее братья. А между тем Амели уделяла дочери куда меньше внимания, слишком занятая тем, чтобы обихаживать любимых мальчиков. От кого Кейт переняла эти изысканные манеры, изящную и сдержанную улыбку? Неужели от ее таинственного отца, о котором она никогда не говорила?

– Когда ты готовишь этот десерт, ты – моя самая любимая тетя на свете! – заявил он, подмигнув Мойре.

Он с удовольствием заметил, как она оживилась вне себя от счастья, что получила долгожданный и столь искренний комплимент.

– А теперь, – добавил он, – если вы, конечно, простите меня, я должен уйти. Сегодня я ночую в Глазго и завтра, вероятно, тоже.

– Будь осторожней на дороге, – машинально заметила Мойра.

Подойдя и поцеловав ее, он шепнул ей на ушко:

– Ну что, ты справишься сама?

– Ангус и Амели вернутся утром. Надеюсь, до этого времени все будет хорошо.

Попрощавшись с Дэвидом, проходя мимо Кейт, он легонько похлопал ее по плечу.

– Скотт! – окликнула его Мойра. – Когда же ты представишь нас всех Мэри?

Кейт впервые услышала имя таинственной подруги Скотта, и ей показалось, что ее ударили прямо в сердце.

– Я не хочу приглашать ее сюда… пока… – ответил Скотт вполголоса.

Кейт поняла, что он имел в виду ее мать, братьев, может, и ее тоже. Сама мысль о том, чтобы представить своей подружке весь этот шумный и не слишком воспитанный мир, должна была вызывать у него раздражение.

– Ангус пришел бы в восторг, зная, что ты обручен, – пошутила Мойра. – Ведь он ждет с нетерпением, когда ты наделаешь много-много маленьких Джиллеспи!

– Я пока не на той стадии.

Уставясь на свою тарелку, Кейт больше не хотела на него смотреть. Интересно, выглядел ли он счастливым, когда говорил об этой Мэри? Спешил ли он поскорее уехать, чтобы пораньше встретиться с ней? Это у нее он оставался на ночь в Глазго? Тысячи вопросов, самых разных, теснились в ее головке, а некоторые заставляли гореть ее нежные щечки. Когда она осмелилась поднять голову, оказалось, что Скотт уже ушел, и сразу мир наполнился пустотой. Мойра любезно предложила ей съесть еще порцию десерта, и она поспешила согласиться, надеясь, что виски поможет ей быстрее заснуть. Каждым вечером, лежа в постели, она думала о Скотте, мечтала о нем, выдумывала разные прекрасные истории. Она понимала, что это всего лишь бесплодные мечтания, что Скотт не будет ей предназначен жизнью, но не могла помешать себе мечтать о нем все смелее и смелее. Жизнь под одной крышей, безусловно, подогревала эти мечтания, каждая обращенная к ней улыбка лишь усиливала ее одержимость, а как же теперь? Теперь все будет гораздо хуже, ведь она знает, что другая покорила сердце Скотта, и будет постоянно терзаться ревностью. Ведь она была абсолютно бессильна перед судьбой: во-первых, ей еще не исполнилось и пятнадцати, а во-вторых, она была дочерью Амели, и оба препятствия были непреодолимыми! Через несколько месяцев или лет ей предстоит присутствовать на свадьбе Скотта, возможно, она даже будет подружкой невесты, и ей останется только пожелать им обоим счастья!

Расстроенная, она постаралась отогнать мрачные мысли, встала и принялась помогать Мойре убирать со стола.

Как всегда, элегантная, Мэри была одета в очень коротенький килт, черные плотные колготы и высокие сапоги. На ней было одно из последних ее творений: кремовый свитер с большим воротом «хомут», отделанный серебристыми нитями.

– Ты потрясающа… – прошептал Скотт, сжимая ее в объятиях.

Он говорил ей эти слова каждый раз при встрече с обезоруживающей искренностью.

– Налить тебе виски? – спросила она. – Как ты уже заметил, я на этот раз выбрала «Джиллеспи»! Пришлось немало потрудиться, чтобы найти, ведь вы поставляете его в очень ограниченном количестве… Как дорога?

– Скользкая. Мокрая. Но пока не обледеневшая. Мне кажется, к завтрашнему утру стоит быть особенно внимательными.

Завтра утром они планировали вдвоем поехать на своих машинах до фабрики, где Скотт собирался провести утро, прежде чем отправится на одну из своих винокурен в Гриноке[7].

Пока она готовила бокалы, он не отрывал от нее взгляда, счастливый, что находится рядом. Маленькая квартирка Мэри была современной, уютной и какой-то жизнерадостной. Необычная обстановка для Скотта, привыкшего к внушительной мебели особняка, его огромному пространству, закоулкам и крытым галереям.

– Старший из сыновей Амели вчера вечером снова устроил скандал. Да еще и воспользовался этим, чтобы разбить очень ценную китайскую лампу.

– До чего же отвратительный мальчишка!

– Если бы я в его возрасте позволял себе такое безобразие, мне быстро бы объяснили, что к чему. Но теперь отец совсем околдован новой женой, он ни во что не вмешивается и закрывает на все глаза.

– Если лампа стоила дорого, он их снова откроет, – шутливо предсказала Мэри.

– Не уверен. Амели найдет для сынка оправдание. Она не понимает, что, потакая детям во всем, скоро сделает их просто невыносимыми. Я говорю о мальчишках, разумеется, потому что Кейт – очень