Пыль - Максим Сергеевич Евсеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько до центра? – спросил я у пожилого дядьки в Нексии.
– Пропуск есть? – ответил он довольно неожиданно.
Что-то такое я читал в интернете, но должного внимания не уделил и вид теперь имел самый дурацкий.
– Не могу без пропуска везти, – подытожил водила, видимо догадавшись, чем вызвано мое молчание. – Остановят и у меня оштрафуют.
– За что? – делано удивился я. – Ты знаешь как он должен выглядеть?
Таксист медленно покачал головой, пытаясь понять куда я клоню.
– Ну, естественно! У тебя ведь рабочий пропуск. – я скорее утверждал, чем спрашивал. – А я тебе сказал, что пропуск у меня есть. И даже показал тебе что-то на телефоне. Но ты же не полиция.
– Ээээ… – он улыбался и я понял, что мы договорились. – Не поверят и тебя арестуют. Что так сильно надо?
Он повертел головой, и поскольку других клиентов у него явно не предвиделось, кивнул в сторону задней двери:
– Туда садись – стекла темные, может и не заметят.
Я влетел на заднее сидение и заерзал на чехле из кожзама, стараясь усесться поудобнее, но меня по-прежнему трясло, и я бросил эти попытки – мне теперь было в принципе неудобно и никакое кресло не могло бы мне помочь.
– Гонятся за тобой? – строго поинтересовался водила и даже, как мне показалось, притормозил.
– От жены сбежал, – буркнул я якобы расстроено и сам подивился скорости, с которой работала моя голова.
– Ааа… Бывает.
Он помолчал некоторое время, но как это бывает с таксистами, выдержал недолго.
– В центр не езжу обычно. Я – таксист, но как бы не таксист. Понял да? От метро через МКАД вожу людей и обратно вожу, если остановят гаишники: расценки знаю – мы платим. А теперь с этим карантином: людей – нет, денег – нет, работы – нет… Родственник лицензию сделал, что я на фирме курьер. Я спрашиваю: ”Давай я поработаю курьером?” – а он – “Справка есть, работы – нету” Понял, да? Я бы от жены тоже бы убежал… Но не могу. Вдовец я. Понял, да?
Он продолжал рассказывать о себе, о своей покойной жене, о московской полиции, попутно он оглядывался по сторонам и высматривал пост на обочине или патрульную машину. Он не спросил меня куда мне надо, а я и не настаивал.
– Доедем куда сможем. Хорошо? – спросил он, глядя в зеркало заднего вида.
–Хорошо. Если что – я пешком.
И водитель снова пустился в рассуждении о жизни и медицине:
– Что вот они устроили из-за какого-то гриппа? Как это не дать людям возможность заработать? “По домам сидите”, а кушать что?
На Андроньевской площади стоял патруль.
– Всё дальше не поеду.
Водила высадил меня и развернувшись укатил назад в сторону Новогиреево.
Глава шестая
Я стоял на тротуаре и смотрел на колокольню храма Сергия Радонежского. Когда-то давно, еще студентом на рождество не помню какого года я впервые увидел этот храм – нас туда увлёк мой товарищ поэт и хороший человек Серёжка Геворкян: я стоял в толпе верующих, пахло воском и слова священника, и нестройный хор верующих и лики на иконостасе были для меня торжественным и утомительным ничем. “Может я сплю? – подумалось мне”. Нет, я не спал. Я знал это наверное, но исщипал себе руки и лицо до боли и синяков. “Почему я?” – вот что интересовало меня теперь. Списать все на безумие и галлюцинацию – это был бы может самый правильный вывод, но во-первых, он ничего не менял, а во-вторых, врач психиатр одной из московских клиник уверил меня, что я абсолютно здоров. Поэтому было бы нелогично одновременно не доверять себе, полагая себя безумцем и не доверять врачу, который заверял меня в обратном.
– Нет, дружочек, – проговорил я. – Ты не думаешь, что ты сошел с умы, ты на это надеешься.
Не думаю, что полицейских хоть как-нибудь заинтересовала моя одинокая фигура, но на всякий случай, я обошёл площадь с левой стороны и выбрел к Николоямской улице. Далее мой путь должен был бы лежать мимо таганской площади к бульварному кольцу и в центр. Спроси меня кто-нибудь, почему я иду в центр, я бы ничего вразумительного и ответить бы не смог, но спрашивать меня было некому, а какой-то конкретной цели у меня и быть не могло. Как не было друзей, к которым я мог бы попроситься переночевать, женщины, которая из симпатии или жалости приютила бы меня или хотя бы собутыльника, который бы потерпел бы меня за ради компании. “А и так не плохо” – подумалось мне.
Я ведь люблю этот город: люблю его в любое время года, люблю его и вечером и ранним утром, люблю усыпанным снегом, люблю утопающего в зелени, но больше всего люблю его весной. Даже такой весной, как эта. Весной ведь так легко надеяться. Осенью – грустить, зимой – ждать, летом – торопиться, а весной – надеяться. Сказать, что я надеялся на избавление было нельзя – мертвый в спортивном костюме виделся мне чем-то неизбежным и неотвратимым, – но какой именно будет эта неизбежность? Как все произойдет – вот что представилось мне вдруг чрезвычайно вариативным. В конце концов я ведь могу залезть на какое-нибудь высокое здание, сделать всего один шаг и фиг они меня после этого достанут. Или достанут? Я заинтересованно огляделся в поиске высокого здания, чтобы поподробнее прикинуть этот вариант отступления и опять натолкнулся взглядом на храм Сергия Радонежского и мне показалось, что в окнах под куполом промелькнул свет. Совсем, знаете ли, чуть-чуть, совершенно призрачно промелькнул, но этого намека мне показалось достаточно, чтобы я изменил свои планы и повернул назад.
Когда подходил, я был уверен, что мне придется перелезать через забор, но калитка во двор церкви оказался открыта и я тихо прикрыв её за собой за собой я зашагал по уложенной плитками дорожке. Шел я стараясь не шуметь и все время оглядывался: уж не знаю чего я боялся и на что надеялся, но в последние время мелкие бытовые страхи, которые пугали меня раньше, уступили место всепоглощающему подлинному ужасу и если мне казалось, что
