Седьмая казнь - Джеймс Роллинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинет Сафии ворвался человек в маске, выстрелил в хранительницу музея из ружья-транквилизатора – вонзил ей в грудь два оперенных дротика, – затем пустил в экран пулю из обычного пистолета; из него же преступник убил двух сотрудников музея, в том числе мелькнувшую на видео молодую женщину, младшего хранителя.
Когда подоспела помощь, Сафии в кабинете не было.
Пейнтер остановил запись и уставился на последний кадр: доктор аль-Мааз тянет руку к экрану.
– Если б ее хотели убить, то убили бы, – пробурчал Монк. – Похитителям от нее явно что-то нужно.
– А что с ней сделают потом? – возразила Кэт.
– Хорошо бы нам успеть раньше, – помрачнел Коккалис.
Кэт глянула на часы на мониторе.
– Куда подевался Грей? У вас через тридцать пять минут самолет в Лондон.
Монк пожал плечами.
– Он в больнице, с отцом и братом. Обещал подъехать прямо на аэродром.
– Как отец Грея?
– Не очень. – Монк провел рукой-протезом по бритой макушке. – Но главная проблема не в отце, а в брате.
16 часов 14 минут
Не одно, так другое…
Коммандер Грейсон Пирс сидел у постели отца. Они только что вернулись в дом престарелых из больницы «Холи кросс» после медицинского обследования. Даже простая поездка в машине «Скорой помощи» далась старику тяжело.
Грей наблюдал, как сиделка подтыкает простыни вокруг отца, и силился разглядеть в нем того жесткого техасского нефтяника, который некогда тиранил семью. Человек суровый и грубый, он бурно отстаивал свою независимость – даже после аварии на буровой, когда ему отсекло ногу по колено. Раньше Грей с отцом часто сталкивались лбами, оба слишком упрямые для уступок, слишком гордые. Эти-то баталии и занесли Грея далеко от дома – сперва в армию, потом в десантники и, наконец, в «Сигму».
Пирс рассматривал морщины, избороздившие старческое лицо, подмечал землистый цвет кожи, ввалившиеся глаза. Сиделка начала взбивать подушку, отец глубоко вдохнул, грудь высоко поднялась… Обычно это предвещало тираду ругательств. Бегают тут вокруг него, понимаешь! С Джексоном Пирсом нечего цацкаться, он вам не такой!.. Однако грудь покорно опала – на возражения просто не осталось сил.
Грей решил прогнать сиделку сам:
– Достаточно. Отец не любит, чтобы над ним тряслись.
Девушка отошла.
– Мне еще нужно промыть центральный катетер, – сообщила она Грею.
– Давайте через пару минут? – Он бросил взгляд на часы.
Только пара минут у меня и осталась.
Нужно бежать, его ждали на аэродроме. Грей покосился на двери.
Где же Кенни?
Наверное, по дороге из больницы брат где-нибудь завис. Решил посмаковать последние минуты свободы. Раз Грей улетал, то дежурство переходило к Кенни. Па-дежурство – так они звали между собой эту обязанность. Со временем она становилась все тяжелей для обоих братьев.
Грей нетерпеливо осмотрел палату. Лучше всего к ней подходило определение «спартанская», да и то с большой натяжкой. Платяной шкаф, разделительная занавеска на потолочных роликах, тумба на колесиках – вот и вся обстановка. Эта комната станет для отца домом на ближайшие шесть недель.
Месяц назад отец поскользнулся, упал и глубоко распорол культю ноги. Старика отвезли в травматологию, наложили швы. Все уже вроде было в порядке, вот только откуда-то вдруг взялась устойчивая субфебрильная температура. Поставили диагноз – вторичная костная инфекция и легкий сепсис, довольно распространенное осложнение у пожилых пациентов. Еще одна операция, стационарное лечение – и отца направили сюда, на шестинедельный курс внутривенной антибиотикотерапии.
Грей виновато вздохнул:
Может, оно и к лучшему. Здесь, по крайней мере, ему обеспечат круглосуточный уход, пока меня не будет.
Кенни даже в лучшие времена был не самой ответственной сиделкой.
– Я готов уйти, – проскрипел старческий голос из кровати.
– Пока нужно побыть здесь, пап, – сказал Грей. – Предписание врача.
В последнее время отец воспринимал действительность смутно. То, что начиналось как приступы забывчивости – потеря ключей, повторение одних и тех же вопросов, путаница между «право» и «лево», – в конечном итоге привело к диагнозу «болезнь Альцгеймера». Еще один удар для человека, который отчаянно цеплялся за независимость. В прошлом году Грей попробовал – на свой страх и риск – экспериментальное лечение: выкрал из лаборатории лекарство, сулившее надежду при дегенеративных нейропатиях, и оно вдруг сработало. Целый ряд позитронно-эмиссионных томографий подтвердил отсутствие новых амилоидных бляшек в мозге. Болезнь перестала прогрессировать.
Однако повернуть процесс вспять волшебное лекарство, увы, не смогло. И это оказалось палкой о двух концах. Отец мыслил относительно ясно, был контактен, но так и не стал собой прежним. Болезнь разрушила его личность. Пирс-старший застрял где-то посередине, заблудился в вечном тумане.
– Я хочу к Гарриет, – вновь произнес отец, уже настойчивей.
Грей тяжело вздохнул. Мама погибла несколько лет назад. Он не раз рассказывал об этой трагедии отцу, и тот явно понимал – в определенной степени. Отец часто горевал по маме или вспоминал вслух какие-нибудь забавные истории с ней. Грей дорожил такими минутами. Однако, когда Пирс-старший уставал или нервничал – как сейчас, – он терял представление о времени.
Грей погладил отца по руке. Позволить ему и дальше заблуждаться? Или вновь поведать горькую правду? Грей взглянул в голубые глаза старика – такие же голубые, как у него самого, – и вздрогнул. Они светились умом, как раньше.
– Пап?..
– Я готов уйти, сын, – отчетливо повторил отец. – Я… я очень скучаю по Гарриет. Я хочу к ней.
Грей примерз к полу, утратив дар речи. Отец вечно воевал с миром, во всем усматривал неуважение к себе и злился, злился – даже на собственного упрямца-сына. Откуда вдруг такое смирение? Оно совсем не вязалось с образом того жесткого человека, который растил Грея.
Не успел он ответить, как в палату вихрем влетел Кенни. Семейное сходство братьев было налицо. Одинаковый рост, одинаковые густые темные волосы, одинаково цветущий вид, свойственный уроженцам Уэльса. Только программист Кенни, в отличие от стройного коммандера Грея, отрастил себе внушительный пивной живот – спасибо сидячей работе и частым ночным попойкам.
– Вот, журналов отцу прикупил. – Кенни помахал пакетами из «Севен-илевен». – «Спортс-иллюстрейтед», «Гольф-дайджест». И перекус привез. Чипсы и конфетки.
Он подтащил к кровати стул и упал на него. Дышал Кенни тяжело, будто после марафона. Грей уловил явственный аромат виски. Младший братец явно прикупил не только то, что перечислил.
– Можешь идти, теперь моя очередь. Я присмотрю за отцом. – В голосе Кенни прозвучал легкий упрек. – Должен же кто-то о нем заботиться, верно?
Грей скрипнул зубами. Кенни знал, что он работает на правительство, но без подробностей о «Сигме». Если честно, Кенни вообще не очень-то интересовался старшим братом.
Как только Грей встал, отец одарил его суровым взглядом и едва заметно покачал головой. Послание было ясно. Старик не хотел, чтобы Грей упоминал об их разговоре. Видимо, трогательное признание предназначалось исключительно для ушей старшего сына.
Ладно, одной тайной больше.
Он склонился над кроватью, обнял старика на прощание. Почувствовал себя неловко: и потому, что отец полулежал, и потому, что публичные нежности были между ними редки.
Пирс-старший высвободил руку, похлопал сына по спине.
– Задай там перцу. – Так уж вышло, что отец знал правду о работе Грея.
– А как же. Навещу тебя, когда вернусь.
Он встал. Внутри словно что-то щелкнуло, начался мысленный настрой на предстоящую операцию. Годы в десанте научили Грея мгновенно переходить от отдыха к делу: падать с койки при свисте подлетающей бомбы, нырять в укрытие при щелчке снайперского выстрела…
Когда солдату приходит время действовать, он действует.
Вот и сейчас время пришло.
Уже в дверях Грея остановил голос отца – на удивление сильный, словно голос прежнего Джексона Пирса.
– Дай мне слово.
– Какое? – Грей оглянулся, наморщив лоб.
Отец заморгал. Привстал на локте – но даже это усилие было для старика слишком тяжелым: он задрожал и рухнул назад в подушки. На лице проступила знакомая растерянность.
– Па? – позвал Грей.
Слабым взмахом руки его отпустили.
– Слушай, Грей, если уходишь, то уходи, – подлил масла в огонь Кенни. – Дай отцу отдохнуть. Кончай тянуть кота за хвост.
Грей стиснул кулаки, завертел головой – куда бы ударить?! Передумал и молча вылетел из палаты. На улице он глубоко задышал и поспешил к своему мотоциклу, «Ямахе V-макс». Взгромоздился на железного коня, натянул шлем и завел двигатель. Тот гортанно рыкнул.
Грей позволил мотору порычать всласть, выплеснуть бессильную злобу хозяина. От грохота завибрировала каждая клеточка, и Грей рванул с места. Резко вывернул со стоянки на улицу, низко положил мотоцикл, затем выровнял и дал газу.