Мой старый дом - Владимир Арро

Аэропорт

Во всём доме тихо. Во всём городе тихо. То трамваи звенели, машины урчали, а тут всё пропало. Тишина. А Саня Скачков сидит в своём бывшем доме, в своей бывшей парадной, на выщербленном, изрезанном подоконнике и вспоминает.

Да разве ж не помнит он то утро, когда отец уезжал? Был июнь, половина ребят уже разъехалась на дачу.

Саня проснулся в то утро и первым делом услышал, как Файзула поливает двор из шланга, вода трещит и клокочет, и Саня тотчас хотел мчаться ему помогать.

Но из кухни вышел отец, и Саня всё вспомнил.

— Ага, проснулся, — сказал отец. — Вставай скорей, будем завтракать! Ты что, забыл, что я уезжаю?

— Нет, не забыл! А где мама?

— Она на работе. Поедешь провожать меня в аэропорт?

— Конечно поеду! — воскликнул Саня. — Пап, а ты на каком, на ТУ или на ИЛе?

— Сейчас посмотрю, — сказал отец и достал билет. — На ТУ-сто тридцать четыре.

— Во здорово! Сколько ж тебе часов лететь?

— Да там такая путаница с часами, — сказал отец. — Вылечу в полдень, часов пять пролечу, а будет уже почти полночь.

— Я знаю, я знаю! — вскричал Саня. — Это из-за поясов! Мы проходили. Солнышко-то оттуда к нам движется!

— Вот видишь, какой ты у меня образованный. Большой и умный.

Они вместе позавтракали и вымыли посуду. Потом вынесли чемодан и рюкзак на улицу и стали ловить такси.

В машине они уселись рядом, на заднем сиденье, и одной рукой отец его обнял. О чём-то Саня его расспрашивал, о чём-то сам рассказывал, всё время болтал. А отец его слушал и вроде не слушал, он курил и смотрел по сторонам, на прохожих, на дома, мимо которых они проезжали. Иногда он только сжимал Санино плечо…

В аэропорту Саню больше всего поразило, что перед ними сами собою раздвинулись двери. Потом он с удивлением разглядывал громадный зал со множеством ярусов и переходов. Высоко вверху, в стеклянных цилиндрах, пронизанных солнцем, летали воробьи. Вокруг мраморного бассейна вились растения. И вообще здесь было полно чудес, от которых у Сани голова пошла кругом.

Чемодан и рюкзак отца вдруг провалились под пол. А Саня с отцом на лифте вознеслись на галерею и очутились в кафе. Саня и не заметил, как в руках у него оказались две плитки шоколада, а перед глазами, за стеклянной стеной, простёрлось бетонное поле с ревущими самолётами. Большие серебряные машины одна за другой взлетали и садились, а по полю сновали какие-то тележки и автобусы. Спокойный женский голос по радио называл разные города и время отлёта.

И всё это вместе было необъяснимо прекрасным миром. Отец уже принадлежал ему, а Саня только, как свидетель, шёл рядом.

И вдруг всё это кончилось. Отец, о чём-то говоря и в чём-то напутствуя Саню, вывел его на улицу и посадил в такси. Он дал водителю денег и назвал их адрес.

Саня кивал, улыбался, махал рукой, а как только машина тронулась и в окне замелькали деревья, он вдруг понял, что всё было не так, всё было неправильно! И не нужны были никакие волшебные двери, ни галереи и стеклянные стены, ни вьющиеся растения, ни шоколад, который он держал в руках. А просто нужно было, чтобы отец не уезжал.

…Саня вышел из парадной и прошёл через весь двор, не подымая глаз на окна. Ему было всё равно, видят его или не видят.

В подворотне ему попался Тентелев.

— А-а, дорогой враг!.. — вскричал он. Но тут же смолк. — Что с тобой, Скачков?

— А что?

— На тебе лица нет!..

Саня сказал:

— На мне? На мне лица нет? А это что, не лицо? Вот оно, лицо, вот! Или, другими словами, физиономия. Или, проще сказать, рожа! А что это весёлая рожа, так я тебе просто ручаюсь. Гляди, как я смеюсь: ха-ха-ха-ха!.. Гляди, как я улыбаюсь: гы-ы-ы!.. Или тебе этого мало? Иди своей дорогой!

Тентелев совсем ошалел от этих Саниных речей. Он покачал головой и посмотрел ему вслед.

Весёлый водитель

За Саниной спиной стучал и дребезжал трамвайный вагон. Были в нём люди или не были? Видели Саню или не видели?

Какая разница. Ведь если человек стоит на задней площадке и плечи его трясутся, то это оттого, что весь вагон трясётся, и больше ни отчего.

За вагоном оставалось ущелье улицы. Дома расплывались, кривились, как будто по стеклу хлестал дождь. Бывает ведь так — по стеклу хлещет дождь и всё, что за ним, меняется.

Вслед за трамваем по мостовой, не обгоняя и не отставая от него, давно уже шёл грузовик. Саня вдруг увидел, что водитель смотрит на него и корчит ему рожи. На остановке, притормозив вслед за трамваем, водитель бросил руль и стал помогать себе руками. Рожи у него выходили одна уморительнее другой. Саня никогда таких не видел. Отворачиваться было некуда, поэтому ему ничего не оставалось делать, как смотреть.

Сделав на прощанье печальную рожу и покачав головой, водитель свернул в боковую улицу. Саня зачем-то запомнил номер его машины: ЛЕБ 54–22.

Трамвай въехал на мост, и по обе его стороны раскинулись крылья Невы.

Домашние разговоры

Всё, что происходило с ним дома, — все разговоры с мамой, расспросы, упрёки, его собственные ответы — как-то не задевало его, не задерживалось в голове.

Где был? Да в их старом доме, у Михеева. Сказано было, чтобы не ходил в тот дом? Да он больше и не пойдёт. Вот только зуб съездит долечит, надо долечить, раз уж начал. Что, свет оставил в ванной? Ах да, действительно, сейчас выключит. Всё никак не привыкнет. Почему в школе говорят, что он ничего не делает? Брехня это, он делает то же, что и все.

Конечно выучил.

Конечно подготовился.

А как же!

Ещё бы!

Ну разумеется!

Как математика зовут? Сергей Сергеевич. Нет, кажется, Семёнович. Ну да, Спиридонович! Нет, всё прекрасно слышит. И сейчас слышит. И всё понимает. Ну пожалуйста, он повторит: математика зовут Сергей Спиридонович.

Ах нет, не это? Ну, тут много о чём говорилось. Ах да, не пойдёт! Нет-нет, ни за что не пойдёт в их старый дом. Конечно, там нечего делать. А друзей и здесь заведёт.

Не надо быть слишком привязчивым. Не надо.

Не надо быть слишком доверчивым. Конечно, не надо.

Здесь прекрасная спортивная площадка. Отличная! О такой можно было только мечтать. Зимой — коньки. Да и лыжи. Летом — ролики. Здесь можно вести спортивно-оздоровительный образ жизни. В здоровом теле здоровый дух. Не от случая к случаю, а целую спортивно-оздоровительную систему. Система вообще лучше случая. Утром — бег, гимнастика, тёплый душ. Замечательно. Он согласен.

Кого не задевает, его? Ещё как задевает. Ещё как трогает.

Собака — хорошо, собаку заведём. Собака дисциплинирует. И встанешь вовремя, и ляжешь вовремя. И погуляешь. И домой вернёшься вовремя — собаку ведь не бросишь. И не тронет никто. Собака охраняет. Собака дисциплинирует. Собака — друг человека. Пуделя или колли. Можно и короткошёрстную. Пойнтера, например. Нет, нисколько не равнодушен. Что с ним происходит? Да ничего, ей-богу, не происходит. Ничего не болит. Замечательно себя чувствует. Ничего не происходит. Тут и объяснять нечего. Ничего не происходит. Значит, показалось. Ничего не происходит.

«Выйди-на-кры-леч-ко-ты-моё-сер-деч-ко…» Фальшивое пение? Нисколько. По радио поют, вот он и подпевает.

Утро в новом районе

Утро в новом районе начинается рано. Людям не терпится, всем не хватает времени.

По пустырям, радуясь простору и воле, носятся породистые собаки.

По узким проездам, брызгаясь во все стороны, дробя новый асфальт и расщепляя пешеходные доски, снуют тяжёлые грузовики. Неподалёку строят ещё один дом.

Бульдозер, рыча и волнуясь, набрасывается на кучу строительного мусора. Самосвал вываливает на газон чёрную плодородную землю.

Дворники и пенсионеры сажают липы, акации и тополя.

Пешеходы, поругиваясь, прыгают с камня на камень, с бруска на брусок. Кто-то из ранних покупателей несёт уже с рынка целую сетку холодных антоновских яблок. Иной только ещё выходит из парадной и, зажав под мышкой утренние газеты, пробирается к автобусу. По школьному стадиону бежит немолодой и не слишком резвый спортсмен.

Начинался обычный день в обычном новом квартале.

Новосёлы, каждый по-своему, осваивали новое жильё, и хотя всё ещё здесь было в самом начале, быт понемногу налаживался. Все этого, разумеется, хотели, и все для этого что-нибудь делали.

Может быть, самым безучастным и единственно посторонним здесь человеком был Саня Скачков.

Вот он вышел на улицу — в лёгкой куртке с капюшоном, с портфелем в руке. Потоптался у парадной, оглядываясь кругом, как бы вспоминая, где он, куда попал. Его охватил утренний холодок, он поёжился, зевнул и, не обращая внимания на свирепые самосвалы, прямо по грязи стал выбираться из квартала.

Основной поток школьников уже схлынул к этому времени, и по тропинкам, срезая путь, бежали лишь опоздавшие. «Замечание сейчас получат», — подумал Саня.