В лучших семействах - Рекс Стаут

— Это не единственный способ, — возразил я.

— А я и не говорил, что единственный. Я знаю, что у него свои мерки и он щепетилен до привередливости. Вот потому-то я и не могу поверить, что он заинтересовался отравлением собаки — тем более настолько, что послал вас сюда на уик-энд. И я крайне сомневаюсь, что Кэлвин Лидс, судя по тому, что я о нём слышал, в состоянии предложить Вульфу достаточно привлекательный гонорар. Его кузина, миссис Рэкхем, — иное дело, но она никогда не любила сорить деньгами, скорее наоборот. Конечно, мы собираемся расспросить и самого мистера Вульфа, но я думал, что сэкономлю время, если сначала задам эти вопросы вам. Я призываю вас сотрудничать с нами, чтобы раскрыть это трусливое и подлое убийство. Как вам известно, я имею право настаивать на этом; однако, зная Вульфа и вас, я предпочитаю воззвать к вам как к законопослушному гражданину, а также частному детективу с лицензией на право работы в нашем штате. Повторяю, я не верю и никогда не поверю, что вас послали сюда только для того, чтобы вы расследовали дело об отравлении пса.

И они принялись пожирать меня глазами.

— Не только, — спокойно ответил я.

— Ха, вот, значит, как!

— Да, чёрт возьми. Как вы сами изволили подметить, мистера Вульфа это не заинтересовало бы.

— Опять наврал, каналья, — злорадно ощерился Нунан.

— Вы, как всегда, заблуждаетесь, — сказал я с наилюбезнейшей улыбкой. — Вы же не спросили, зачем меня сюда послали, и даже не намекнули, что вам это было бы интересно. Вы всего лишь спросили, расследую ли я дело об отравлении пса, и я ответил, что потратил на него всего час, что было сущей правдой. Вы также спросили, что я успел выяснить, и я чистосердечно признался, что ничего особенного. Потом вы захотели узнать, что я видел и слышал за ужином и после ужина, и я выложил все начистоту. Конечно, это был самый дурацкий и нелепый допрос, что мне приходилось слышать, но ничего, со временем научитесь. Прежде всего надо…

— Ах ты, чёртов… — вырвалось у Нунана.

— Не сметь! — цыкнул на него Арчер. И обратился ко мне: — Могли бы и сами сказать, Гудвин.

— Нет уж, дудки, только не ему, — отрезал я. — Однажды я сглупил и поступил именно так, но он остался недоволен. К тому же, я сомневаюсь, что у него хватило бы мозгов понять.

— Что ж, посмотрим, пойму ли я.

— Да, сэр. Миссис Рэкхем позвонила в четверг днём и договорилась о встрече с мистером Вульфом. Она приехала вчера утром, в пятницу, в одиннадцать, и с ней был Лидс. По её словом, когда она вышла замуж за Рэкхема три года и семь месяцев назад, у них повелось, что всякий раз, как он просил, она давала ему денег на карманные расходы, но аппетиты его постепенно возрастали, и она стала давать меньше и меньше, пока, наконец, второго октября прошлого года он не попросил пятнадцать тысяч и она отказала совсем. Дала ему шиш. С тех пор за последние семь месяцев он ничего не просил и не получал, но тем не менее продолжал много тратить, а это её сильно мучило. Она наняла мистера Вульфа для того, чтобы выяснить, как и откуда её муж добывает деньги, а меня послали сюда взглянуть на мужа и, по возможности, разнюхать, что к чему. Мне требовался только предлог, чтобы приехать, так что отравление пса подвернулось кстати, хотя, согласен, предлог несолидный. — Я махнул рукой. — Вот и все.

— Вы говорите, Лидс был с ней? — резко спросил Нунан.

— Вот что я имел в виду, — повернулся я к Бену Дайксу, — когда говорил о манере Нунана вести допрос. А ведь он прекрасно слышал, как я сказал, что Лидс был с ней.

— Да, — сухо согласился Дайкс. — Но не стоит так язвить по этому поводу. Здесь не пикник. — Он перевёл взгляд на Нунана. — А сам Лидс упоминал об этом?

— Нет. Впрочем, я не спрашивал.

Дайкс встал и обратился к Арчеру:

— Может, стоит послать за ним? Он ушёл домой.

Арчер кивнул, и Дайкс вышел.

— О, Господи, — с чувством и расстановкой произнес Арчер, адресуя эти слова гражданам Нью-Йорка, поскольку на нас он не глядел. Какое-то время он сидел, кусая губы, потом спросил меня:

— Это все, чего хотела миссис Рэкхем?

— Это все, о чем она просила.

— Ссорились ли они с мужем? Угрожал ли он ей?

— Она не говорила.

— Что в точности она говорила?

Это заняло полчаса. Для меня — пара пустяков извлекать из памяти нужные сведения, не забывая, впрочем, про наказ Вульфа не упоминать о колбасе. Арчер не подозревал, на что способна моя память, поэтому я не стал утруждаться дословным изложением разговора с миссис Рэкхем, хотя мне это было раз плюнуть, правда, он все равно не поверил бы, решив, что я приукрашиваю. Тем не менее, когда я закончил, он знал всю подноготную.

Потом меня оставили для очной ставки с Лидсом, которого привезли, когда я только начинал рассказ, но продержали в гостиной, пока я не закончил. Так что, хотя меня, наконец, и допустили к праздничному столу, это случилось слишком поздно, чтобы я успел услышать что-то новое. У Лидса, который практически считался членом семьи, им надо было выяснить не только подробности посещения Ниро Вульфа, но и обстоятельства, тому предшествовавшие, так что на это ушло ещё полчаса и даже больше. Сам Лидс, по его словам, понятия не имел, откуда у Рэкхема деньги. Личное расследование, которое он предпринял по настоянию кузины, не принесло плодов. Он никогда не был свидетелем ссор и не слышал о ссорах между кузиной и мужем. И так далее. Что касается того, почему он не сказал Нунану о визите к Вульфу и о настоящей причине моего приезда в Берчвейл, так ведь Нунан об этом и не спрашивал, а он предпочёл подождать, пока его спросят.

Наконец окружной прокурор Арчер решил, что на сегодня достаточно, встал, потянулся, потер покрасневшие глаза, задал Дайксу и Нунану несколько вопросов, отдал распоряжения и обратился ко мне:

— Вы остановились у Лидса?

Я ответил, что пока особо там не задерживался, но моя сумка и в самом деле там.

— Хорошо. Тогда продолжим завтра… Вернее — сегодня.

Я сказал, что да, непременно, и вышел вместе с Лидсом. Бен Дайкс предложил подбросить нас, но мы отказались.

Вместе с Лидсом, не переговариваясь, мы срезали угол и двинулись прямиком к лесной тропинке, не петляя по извилистым дорожкам. Забрезжил рассвет; вот-вот должно вынырнуть солнце. Ветерок стих, о чем радостно поведали ранние птахи. Темп, который задал Лидс, поднимаясь вверх по пологому склону и по ровному участку, уступал его привычному галопу, что меня вполне устраивало. Не то у меня было настроение, чтобы затевать гонку даже ради того, чтобы побыстрее добраться до постели.

Внезапно Лидс замер как вкопанный, так что я чуть не налетел на него. Впереди нас на тропинке, ярдах в тридцати, маячила фигура мужчины, стоявшего на четвереньках. Заприметь нас, он поднялся и крикнул:

— Стойте! Кто вы такие?

Мы представились.

— Что ж, — сказал он, — придётся вам изменить маршрут. Пройдите кругом. Мы здесь только начали. Ни свет ни заря, ха-ха!

Мы полюбопытствовали, какова протяженность запретной зоны, и он сообщил, что ярдов триста и что на противоположном конце уже работает его напарник. Мы покинули тропу и направились вправо, в обход, что замедлило продвижение, хотя лес был не такой уж густой. Через пару минут я спросил Лидса, сможет ли он узнать то злополучное место, и он утвердительно кивнул.

Вскоре он остановился, и я поравнялся с ним. Я и сам узнал это место, поскольку его отгородили веревками, натянув их полукругом между деревьями. Мы приблизились вплотную к веревкам и молча остановились.

— А где Геба? — спросил наконец я.

— Им пришлось послать за мной, чтобы увести её. Сейчас она в клетке Нобби. Ему она больше не понадобится. Полиция забрала его.

Мы пришли к безмолвному согласию, что больше нас там ничего не интересует, и возобновили путь, не приближаясь к тропинке, пока не поравнялись с напарником, отмечавшим конец запретной зоны. Напарник не только остановил нас грозным окриком, но ещё долго и придирчиво выяснял, как это таким кровопийцам и лжецам удается столь успешно прикидываться добропорядочными гражданами. Наконец он смилостивился и отпустил нас.

Я был рад, что Нобби увезли, поскольку при мысли, что мне придётся опять войти в крохотную прихожую и увидеть его труп на лавке, на душе стало муторно. В остальном дом был такой же, каким мы его оставили. Лидс задержался у псарни, а я поднялся в свою комнатенку и уже стаскивал брюки, которые в суматохе натянул поверх пижамы, как вдруг ослепительная вспышка за окном заставила меня вздрогнуть. Я подошёл к окну и высунул голову наружу: оказывается, солнце решило надо мной подшутить, возвестив таким образом о своём пробуждении. Я взглянул на наручные часы, убедился, что они показывают 5:39, но, как я уже говорил, у меня не было уверенности в том, что я наблюдал настоящий горизонт. Не опуская гардину, я лег на кровать, вытянулся и сладко зевнул, едва не вывихнув челюсть.