Безрассудная страсть - Джейн Арбор

Никола неизменно находила теплый отклик. Столь неформальным приемом были особенно восхищены — прямо как дети — американцы. Опасения Курта, что кто-то станет предлагать ей чаевые, не оправдались. Хотя подарков — цветов, духов и тому подобного — было много: щедрость гостей не знала предела. Приглашения посетить Штаты сыпались как из рога изобилия: «Приезжайте, милочка, в любое время — вы всегда встретите у нас радушный прием!»

Это ее трогало, смущало и пугало — поочередно. Она испытывала чувство вины за обман, которое доводило ее до исступления в короткие часы ночи. Но днем Никола должна была появляться в прекрасной форме и играть роль Дианы. «Я просто обязана справиться с этой ролью!» — приказывала себе Никола. И она справлялась! К тому же довольно успешно, особенно когда имела дело с теми гостями, которые раньше не знали Диану. Но с Куртом или с работниками его компании этот номер не прошел бы. Да Никола и в мыслях не допускала, что она когда-либо смогла бы так вжиться в роль Дианы, что те поверили бы ей. Как бы она ни старалась, результат будет один. К тому же и мозг ее не давал покоя. Все время нудил: «Ты — Никола Стерлинг… Англичанка… Ты — чужая, по сути, никто для человека по имени Курт Тезиж. Никто! И он — никто для тебя. Просто нанял тебя на пикантную работу. И больше ничего!» Интересно, почему эта мысль стала причинять боль?

…Стояла прекрасная погода. Солнце светило все сильнее. На фешенебельных курортах, расположившихся вдоль Женевского озера в районе Уши, царило оживление: на террасы выставлены яркие зонтики-грибы; в бассейнах звенели счастливые голоса отдыхающих. Излюбленным курортом Тезижей был мыс Бельрив. Именно сюда и привез Курт Николу, когда однажды у него выдалось свободное время до обеда и ему захотелось поплавать.

Его гости присоединились к ним…

Никола плавала вместе с Гансом Дурером. Сегодня он повторил свое приглашение — попросил ее поужинать с ним.

На этот раз она приняла приглашение.

— С удовольствием, — сказала Никола. — Куда мне приехать? В «Голубое озеро»? — спросила она.

— О, нет. Я возьму машину и заеду за вами. И отправимся куда-нибудь, может в Веве. Вы вроде говорили, что учились там?

— Говорила не я, а, наверное, мой брат. Но я действительно была там года четыре назад.

— Года четыре? Так давно? — с сомнением покачал он головой. — Этого не может быть: вы тогда были еще слишком юная, чтобы закончить школу! — воскликнул Ганс.

Никола засмеялась.

— Тем не менее все было именно так. — И она говорила правду. — Мне было восемнадцать. Чему вы удивляетесь? Я что, выгляжу недорослем?

— Недорослем?! Что вы, мадемуазель?! — Его голубые глаза полезли на лоб от ужаса. Как вы могли подумать?.. Я хотел сделать комплимент. Вы такая юная… чистая, свежая, что я…

Ганс совсем смутился и умолк. Никола отвела взор в сторону, злясь на себя за глупую шутку, которая спровоцировала бурный взрыв чувств. Курт ведь предупреждал ее, чтобы она не возбуждала Ганса, не подавала ему надежды, а ее жеманство сыграло именно такую роль. У Николы отлегло от сердца, когда после минутного молчания Ганс обратился к ней уже значительно спокойнее:

— И с тех пор вы что, чем-то занимались дома или ездили за границу, развлекались?

Она выбрала ту часть вопроса, на которую могла ответить правдиво.

— Да, я за это время побывала в нескольких странах: в Италии, Франции, Шотландии, на Кипре…

— Англию вы тоже наверняка знаете? Вы так хорошо говорите по-английски!

— Вы тоже, — улыбнулась ему Никола.

Ганс был доволен.

— Вы так считаете? Я рад. Потому что, если бы я не владел этим языком, то как же бы мы общались? Мой французский — дело швах, — и он повернул большой палец вниз, — а итальянский и того хуже.

Они сидели на краю бассейна, болтая ногами в воде. Но вдруг Ганс вскочил и протянул Николе руку.

— А не окунуться ли нам еще разок, а потом пройти в бар и выпить чего-нибудь прохладительного?

Она позволила Гансу помочь ей подняться и сняла солнечные очки. Но как только Никола ступила в сторону, чтобы положить их на полотенце, она заметила в нескольких метрах от себя Курта. Он стоял один; большой палец левой руки был засунут за пояс плавок, а правой рукой Курт закрывал глаза от солнца, стремясь кого-то рассмотреть. Ему навстречу шла женщина, театрально раскинув руки.

— Курт! Курт Тезиж! — воскликнула она. Ее низкий голос поразительно походил на мужской. — Сколько же времени мы не виделись?! Помнишь, как мы провели лето на Лазурном берегу, в Антибе? Да конечно, с какой стати тебе помнить? Ты наверняка мгновенно забыл обо мне! — Женщина говорила по-английски, но с каким-то непонятным для Николы акцентом.

Курт вроде бы начал узнавать ее, однако пока ничего не произнес в ответ.

Никола упала коленями на полотенце и распласталась на нем, закрыв лицо руками, — столь велико было желание спрятаться от глаз людских. Страх охватил ее с головы до пят; по спине пробежали мурашки. Эта женщина знает Курта, причем настолько хорошо, что позволяет себе так фамильярно приветствовать его, обращаясь к нему на «ты»! Она, безусловно, знакома и с Дианой — подлинной Дианой… Вот и произошло то, чего опасался Курт. «Как будто он не мог всего этого предвидеть!» В состоянии шока Никола винила Курта во всех смертных грехах.

Она оглянулась через плечо. Ганс стоял у края бассейна, ожидая ее. «Надо исчезнуть, пока ни Курт, ни незнакомка не увидели меня!» — пронеслось в голове у Николы. Она по-пластунски поползла к бассейну, на какой-то краткий миг поднялась на ноги, нырнула и проплыла под водой на другую сторону.

Тут же появился и Ганс.

— Ну что, поплывем за прохладительным? — спросил он.

— Не сейчас! Мне и здесь хорошо! — И Никола уплыла от него к стайке купающихся.

Среди массы качающихся на волнах можно на какое-то время найти спасение. Но конечно же только на какое-то время. Да и это, скорее всего, было самообманом: она же не могла оставаться в бассейне вечно. Рано или поздно придется выйти, и что тогда?

Барахтаясь в воде, Никола оглянулась на тех двоих. Если раньше — против солнца — виден был лишь один силуэт женщины, то теперь ее можно разглядеть как следует. Нечего сказать: высокая, стройная, длинные ноги, красивые руки, плечи; открытый купальник; бронзовый загар, который нельзя было получить в Лозанне и за одну неделю, когда светило весеннее солнце, — а до того здесь и подавно дул пронизывающий северный ветер. Прическа модная — растрепанная; волосы, как и у Курта, — светлые, причем со лба назад идет широкая серебристо-белая прядь. Лицо слегка вытянутое, нос орлиный, губы тонкие. С Куртом она говорила по-английски, но жестикуляция и выражение глаз были чужими. Когда она смеялась, все поворачивались к ней — так необычно звучал ее голос. Курт внимательно слушал ее, не сводя с нее глаз.