Смерть и рождение Дэвида Маркэнда - Уолдо Фрэнк

- Я ничего не могу сказать, - проговорил он. Он вдруг почувствовал усталость, точно внутренний взор его провидел гору и тело знало, что должно взойти на нее.

- Иди ложись спать, - ласково сказала она.

Он разделся, погасил свет и лег на свою постель. Он заснул почти мгновенно. На улице стало совсем тихо, влажный ветер пригнал с юга тучи, и в полночь они разразились дождем над городом. Внезапно проснувшись, Маркэнд приподнялся на постели и склонился над Элен. Рука его сжимала край ее одеяла, словно хотела сорвать его прочь. Элен неподвижно лежала на спине и дышала так тихо, что он не мог сказать с уверенностью, спит ли она. Но преграда между ними... Он отодвинулся на свою постель и долго лежал с открытыми глазами.

2

Маркэнд силился понять, что с ним происходит. В чем же дело?.. Но это ему не удавалось, и однажды он понял почему: он не знал, где искать ответа на этот вопрос. - Черт возьми! - сказал он себе. - Я так же беспомощен, глядя внутрь самого себя, как если бы глядел на звезды, желая без телескопа определить их движение. - Он бормотал до тех пор, пока мисс София Фрейм, его помощница и секретарь, не оглянулась на него из-за своего стола.

- Не могу ли я чем-нибудь помочь вам? - спросила она. Он повернулся к ней: мужская фигура, длинное умное лицо, глаза, скрытые очками.

- Нет, благодарю вас. Это я, должно быть, со сна.

Она сдержанно рассмеялась его шутке, а Маркэнд в это время спрашивал себя: - Когда она спросила, не может ли она помочь мне, почему я прежде всего поспешил взглянуть на ее тело? Разве мне нужна женщина? Нет, не то. Если б это было так просто! Чего не хватает ее телу? Знаю. Много плоти, мало жизни. Может быть, в этом - ключ к разгадке? Жизнь... мне нужна жизнь.

На столе у Маркэнда стояла шкатулка, подарок Элен, всегда наполненная душистым английским табаком. В ящике лежало несколько трубок; он выбрал из них одну, раскурил и втянул пьянящий дым. Было уже после полудня, он с утра напряженно и долго работал. Дым трубки показался ему необыкновенно сладким, может быть оттого, что он устал: но вернее потому, что сегодня в нем как-то необыкновенно обострены были все чувства. Завтрак был необычайно вкусный, горький эль оставил особое терпкое ощущение во рту; на улице он обращал внимание на встречных девушек, и почти все казались ему хорошенькими; их лодыжки, округлые груди, щеки, пылающие от холода (март на исходе снова вернулся к зиме), тревожили его и смущали. Он выпустил облако дыма и посмотрел в окно. Его контора помещалась в верхнем этаже здания, близ западного конца Уолл-стрит, и ему видна была река, видны были пароходы на ней, видны были темные шумные грязные улицы, осененные Бруклинским мостом. Все это было прекрасно: радужная окраска сумеречных вод, дым пароходов, повисший в воздухе под громадами туч. Он сделал долгую затяжку - что за трубка! - и выдохнул дым. Предположить, что вот в эту минуту у него отняли бы табак. - Как бы я дрался за него! - Значит, табак нужен ему. В это мгновенье он понял, как непрочна его жизнь. Он отложил трубку и вдруг вспомнил, что работает в табачной промышленности. - Когда я в последний раз думал об этом? - Казалось, до сих пор он никогда не осознавал все так отчетливо. Ну конечно! И он, и "Дин и Кo", и ОТП занимаются табаком. Что ж, это не так плохо. Табак - вещь, приятная на вкус, помогает сделать сносной жизнь, о которой ему ровно ничего не известно. Но весь этот сложный механизм... гроссбухи, отчеты, векселя, торговые сделки, махинации... все это без остатка поглощало табак! Именно здесь, в этой стороне дела, заключалось нечто, о чем он никогда до сих пор не задумывался, - и именно здесь что-то было не так. - Отчего в табачном предприятии ни малейшего места не занимает табак, самый вкус его? Что же составляет жизнь нашего предприятия? Табак? Ничуть не бывало! Цены, сделки, недвижимость, реклама... все, кроме табака.

Он знал, что эта мысль бесспорна и сентиментальна.

- Как вы полагаете, мисс Фрейм, достаточно я поработал для одного дня?

- Без сомнения, мистер Маркэнд, я бы даже сказала, что на полтора дня хватит.

Умная, великодушная мисс Фрейм! Она любила работать для него. Он хотел задать ей несколько вопросов, но понял, что они непристойны. Почему? Они приблизили бы ее к нему, он увидел бы ее жизнь. И она поняла бы их. И ушла бы? Из-за этого она могла лишиться места, если б почувствовала себя оскорбленной или решила, что должна почувствовать себя оскорбленной. Последнее вернее. Лучше не стоит. Жизнь чересчур сложна, никто не осмелится подойти к ней вплотную. Его аналогия со звездами: в ней есть смысл. Их движение, изучение жизни. Астрономия чувства и бытия? Он и все прочие - просто мелкие барышники, а не астрономы жизни. Кто же астрономы в таком случае? Газеты? Государственные деятели? Руководители делового мира? Церковь? Элен... Да, она нашла свою вселенную. Что с того, если система несколько устарела... солнце вращается вокруг земли, а земля, плоская, как тарелка, как... как, бишь, его звали? Птолемей... мертва, как Птолемей? Для Элен система действует. И черт возьми, как она может быть мертвой, если Элен... Элен, которая читала все книги на свете, ученая Элен, работавшая в знаменитом Магнум-институте...

- Мисс Фрейм, будьте добры, найдите мне номер телефона. Доктор Конрад Вестерлинг... Нет, не телефон, а адрес.

Много лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз. Маркэнд вспомнил свои размышления перед женитьбой: - Вестерлинг больше любит ее, чем я, достойнее ее, чем я, - решение отстраниться и уступить ему место; и упрек Корнелии Реннард, который теперь, после ее смерти, казался ему вещим: "Вы должны продолжать встречаться с Элен. Отступить теперь было бы оскорбительно. Как вы смеете вести борьбу с Элен в интересах другого?" Они послали Конраду приглашение на свою свадьбу; позднее, устроившись в своем новом доме, они не раз звали его к себе; но он постоянно отказывался. "Мне думается, Конрад не хочет бывать у нас", - сказала наконец Элен. Десять лет... Мисс Фрейм отложила толстый справочник, в нерешительности взялась за другой. Но он по-прежнему работает в институте. Не так давно Маркэнд читал о нем в газетах.

- Вестерлинг. Конрад, доктор, вот. Он живет в Бруклине. - Мисс Фрейм положила перед Маркэндом листок бумаги с выписанным адресом.

- Позвоните ко мне домой. Скажите миссис Маркэнд или горничной, что я, вероятно, запоздаю. К обеду пусть меня не ждут.

Элен, астрономия, церковь. Маркэнд шел по Нассау-стрит. Дома походили на людей, каких встречаешь на тротуарах трущоб, - серых, небритых, сгорбившихся людей сомнительной профессии, в рваных брюках и обвисших засаленных пиджаках. И у таких людей есть свои страсти, волнующие их в тайный час! Так и эти дома. Унылые и ветхие, они стоят по сторонам, но страсть, оживляющая их, видна каждому: эта страсть - людской поток, брызжущий из дверей. Вместе с ним Маркэнд торопливо подвигался к мосту. Как страстно рвутся домой все эти люди, как далеки их страсти от их трудовой жизни! Маркэнду пришла в голову новая мысль: - Если б это не было так, их тела и платье были бы иными, город стал бы красивее, Нассау-стрит не напоминала бы серых сгорбленных людей. Но, дойдя до середины моста, он оглянулся назад на Манхэттен. Башни его сверкали на солнце, которое от тумана становилось все огромнее и огромнее, пока не истекло кровью, заливая все небо. Гавань стала плеядой трепещущих шафранных и сапфирово-синих отражений. Он увидел, как все это прекрасно... когда смотришь издалека. Дома и толпы, вытекающие из них точно черная кровь, не были видны отсюда. Виден только огромный сверкающий контур... когда смотришь издалека.

Когда мост титаническим взмахом пронес Маркэнда сквозь сказочный мир прекрасного и опустил в неказистой Бруклинской уличке, он нанял такси до Колумбия-Хайтс и вскоре стоял в нерешительности перед серым деревянным домом. Последний раз он видел Вестерлинга на обеде у Дейндри перед самой своей помолвкой с Элен. Вестерлинг развивал свои своеобразные взгляды на медицину с некорректной горячностью, чем вызвал корректный упрек со стороны Джадсона Дейндри. И сердце Маркэнда решительно склонилось на сторону длинного худого ученого, Выйдя вместе с ним из дому, он высказал ему свое сочувствие, чем заслужил от доктора упреки, значительно менее корректные, чем те, которые доктор слышал от мистера Дейндри.

Служанка сказала ему, что доктора Вестерлинга нет дома.

- Он, верно, скоро вернется. Уж к обеду-то он всегда дома.

- Можно мне подождать?

Она провела его в комнату, окна которой выходили на гавань. Солнце зашло, редкие башни (среди них новый небоскреб Вулворт-Билдинг, самый высокий из всех) клонились от массивного неба к кипящим водам гавани. Они вдруг показались Маркэнду непрочными и легковесными от блеска огней. Комната была высокая, холодная, проникнутая утонченным самоутверждением. Все в ней, даже мебель, гравюры и книжные переплеты, было бледно. Потом Маркэнд увидел перед собой хозяина этой комнаты.