Мёртвая вода - Инна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остальные стояли в проходе молча, прислушиваясь к разговору. Слова сопровождались свистом, громыханием и приближающимся треском пожара.
Карие глаза спикера сейчас казались чёрными – может быть, потому, что его лицо словно залили гипсом. Такого безмолвного, загнанного вглубь отчаяния, Озирскому ещё не приходилось видеть. Впрочем, нет, он видел… И слышал сейчас мелодичный голос Сальмы Эфендиевой, кстати, внешне очень похожей на нынешнего собеседника. Видимо, они приходились друг другу роднёй.
«Всё должно быть внутри. Даже если убивают твоего ребёнка, надо стоять с каменным лицом…»
– Если мы терпим поражение, значит, я не сделал всего, чтобы не допустить поражения…
Бойцы Андрея расступились, и несколько секунд смотрели вслед ушедшим. Их командир с трудом отнял руку от берета. Всё время разговора он стоял навытяжку, как в Почётном карауле.
– Серёга! – Озирский нашёл глазами Макаркина и выразительно откашлялся. – И кто ещё здесь есть патриоты… Ещё раз – никакого нацизма я не потерплю! На братских могилах крестов не ставят.
– Ты это чего? – даже испугался Брагин. – Мы не стадо, чтобы гуртом в землю идти!
– Ромыч, я о другом. Я о том, что учение Пророка Мохаммада, да пребудет с Ним мир, есть высшее озарение. Настоящих мужчин, похоже, можно воспитать только по Корану. Да и женщины у них замечательные! – Озирский немного помолчал. – Так, теперь другое. Мы с Ромычем отправляемся на поиски Оксаны Бабенко и её матери. Леонид, Кондрат, Мирослав… Впрочем, и остальные могут помочь… Вам нужно обязательно встретиться с тем, кому я отдал записку. Встреча у председательского крыла здания. Он должен сообщить ответ.
– Ты что, их вывести и спрятать надумал? Президента и спикера? Или ещё кого-нибудь? – Мирослав Компанийц из Тирасполя, которого Андрей знал уже полтора года, смотрел недоверчиво, рассеянно. – А если согласятся, сможешь?…
– Так затараканю, что все ахнут. Жилплощадь есть, первые люди – тоже. Только вряд ли они на это пойдут. – Озирский сверился с часами. – Не знаю, сколько ещё продержится Дом. Скорее всего, до вечера. За это время нам нужно решить ещё много вопросов. Ромыч, за мной! Остальным делать то, что я сказал. По получении ответа ищите нас у Октябрины Михайловны в подсобке. Перед тем, как уходить, мы туда заглянем. Мне бы ещё вас в Тирасполь отправить! Если повезёт, конечно. Ромыч, дай мне твоих папирос покурить?
Брагин немедленно достал пачку «Беломора». До сегодняшнего дня Озирский эту дрянь не признавал.
– Ждите меня, помогайте тем, кто попросит. Но головами особенно не рискуйте – чай, не капуста.
– Есть! – вразнобой отозвались ребята. – Возвращайся целым, командир. Ром, береги его.
– Сберегу! – твёрдо пообещал Брагин.
Он всегда ходил за Озирским след в след. Так Роман пошёл и сейчас – готовый в любую минуту, особенно при проходе мимо разбитых окон, повалить Андрея на пол, прикрыть собой от снайперских и пулемётных «гостинцев». Кое-кто ещё пытался орать в мегафоны о миролюбии и Конституции. Отвечали им, чаще всего, выстрелами. Среди стекол, извести и пластиковых мятых бутылок валялись окровавленные бинты, одноразовые шприцы и тампоны.
– Андрей, Роман! Господи, да где же вы?!
Рыжая пышноволосая девчонка с модельной фигурой вылетела из-за угла и вцепилась холодными жёсткими пальцами им в рукава. На девчонке даже «камуфляжка» выглядела, как купальник из змеиной кожи.
– Говорят, войска и омонцы уже через несколько подъездов прорвались. И там, в холле, бой идёт! Как клево, что я вас встретила. Мне маму найти надо. Она в «стакане», в столовой…
– Ксюха, мы вас и ищем! – Брагин встряхнул девчонку за плечи. Сейчас он был больше всего похож на ресторанного «гоблина», успокаивающего пьяную красотку. И без того мощная челюсть булыжником торчала вперёд. Озирскому даже стало не по себе.
– Не ори – некогда. Быстро идём, ищем Октябрину Михайловну, а потом решаем, что делать…
Роман с Андреем договорились – Оксане об отступлении ничего не говорить, иначе выцарапает глаза. Лучше воздействовать на неё через мать – единственного человека, которого Оксана Бабенко безропотно слушалась. С Октябриной будет проще – ей не до высоких материй. В квартире на Звенигородском шоссе мать и старшую сестру ждали ещё трое ребят. И сердце Октябрины, естественно, рвалось к своим кровинкам через все кордоны. Если она захочет уйти отсюда, уведёт и дочку.
– Откуда про прорыв знаешь? – словно между прочим, спросил Озирский.
– Мы с мамой в Палате национальностей сидели, а потом нас попросили помочь. Ребята какие-то, в форме, незнакомые…
Оксана так и не выпускала их рукавов. Болотные, влажные, манящие глаза её вдруг начали дёргаться, выпячиваться, закатываться под лоб.
– Ой, что я видела! Честное слово, не вру…
– Что ты видела?
Озирский инстинктивно пригибался при каждом разрыве, сотрясающем стены Дома. Оксану била дрожь. Она пыталась вытереть свои пальцы когда-то влажной, а теперь просто грязной салфеткой.
– В мужском туалете трупы лежат. Там крови – по щиколотку! Все цивильные, в гражданском. Вроде, говорили, что там были раненые. Наверное, всех взяли и добили уже. Им пленные не нужны – сами говорили…
– А как ты в мужской туалет попала? – усмехнулся Андрей, чтобы снять напряжение. – Ай, нехорошо!
– Меня позвали помочь, я и пошла. Там валятюся руки и ноги за перегородками. Говорят, взрывами оторвало… – Оксана заплакала, прижимаясь к Озирскому. – Их класть уже некуда. А машины не выпускают, обстреливают. На первом этаже большой медпункт был. Я там сестричкам помогала капельницы ставить. И на третьем этаже – тоже…
– Все, все спускайтесь в подвал! – закричал в мегафон удалой казачок, одним своим видом вызывающий приступ истерического хохота.
Андрей не знал, как его звать. Помнил только, что вчера казачок усердно молился в парламентской часовне. А рядом стояли Оксана с Октябриной Михайловной и тоже просили Бога о помощи – своей семье и всем осаждённым в Доме.
– По верхним этажам бьют кумулятивными! Все тикайте, слышите? Из наших только пятеро осталось, мы – уральские. Полторы сотни было, а осталось пять всего…
Андрей не стал уточнять, убили остальных, и они просто разбежались – от греха подальше. Куда больше его потрясло сообщение о кумулятивных снарядах.
– Бронебойными, что ли? Точно? – Озирский не верил своим ушам.
– Ну! Мне сейчас сказали. Раненого оттуда принесли. А нам стрелять нельзя – можем в толпу у танков попасть. Так и помираем – задарма. Оксана! – Казачок, оказывается, отлично знал младшую Бабенко. – Мать твоя в столовой, на двенадцатом этаже. Я звал вниз – не идёт. Говорит, что ребят надо покормить. Я ей толкую что страшные снаряды рвутся, а она не верит. Говорит, раз до полудня дожила, значит, счастливая. Ты ищешь её?
– Павлик, спасибо! – заулыбалась Оксана. – Да, ищу. Ребята, пойдёмте вместе…
Оксана отбросила за спину свои потрясающие медные кудри. Она стояла на ступеньке лестницы, как на подиуме. Андрей даже засмотрелся на эту красоту, позабыв об обстреле. У каждого восстания должна быть своя Жанна д’Арк. Исступлённая юная дева, полумрак, сигареты, фонарики, баррикады из мебели, грохот боя. Сюда бы художника… А зачем? Он сам всё нарисует, когда всё кончится. Выберет время…
– Мы с тобой! – Роман, не слушая возражений, схватил Оксану за руку и потащил наверх. – Шевели копытами, вас с матерью надо вывести. – На первом этаже «быки» комковые уже, и какие-то козлы с арматурой. Так что не пищи и не говори, что хочешь здесь сдохнуть. Тебе-то достанется от них больше всех – сразу на «хор» поставят[18]!
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
БМП – боевая машина пехоты.
2
ЕЛЬЦИН – Ельцин Борис Николаевич (1931–2007), во время описываемых событий – Президент России.
3
БТР – бронетранспортёр
4
БМД – боевая машина десанта
5
ГЕКАЧЕПИСТЫ – члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), которые в августе 1991 года попытались отстранить от власти тогдашнего Президента СССР М. С. Горбачёва и ввели в Москву войска. После провала так называемого «августовского путча» арестованы российскими властями. В 1994 году амнистированы. В то время т. н. «Белый Дом» был центром сопротивления действиям ГКЧП, который включал в себя практически всё высшее руководство Советского Союза.
