Горячий Генерал или Дневник путешественницы во времени - Марина Де Бурбон

себя, когда лжет. Поэтому я радостно накинулась на ближайшие заросли кустов, что зеленели прямо на белом снегу. Я присела рядом и коснулась черно-синих ягод, свисающих с веток.

— Юниперус коммунис, — пояснила я генералу.

— Что? — Тан Ке Ши удивленно переводил взгляд с меня на ягоды.

— Это на латыне. Эти ягоды называются юниперус коммунис.

По-нашему это звучит можжевельник, но я не стала вдаваться в подробности.

Генерал вскинул брови, не зная, что ответить.

— Они могут быть ядовиты при больших дозах, — ляпнула я.

Знаете, я имею кое-какое образование. Я училась на ландшафтного дизайнера, и немного знаю о растениях. Но в обычной жизни мне это не пригодилось, потому что я не смогла найти работу по специальности.

Тан Ке Ши остановился. Его глаза блеснули. Я подумала, что его лицо — беспокойное, нервное и всегда живо изображающее эмоции и правда выдает в нем легкую степень безумия. Или не легкую. Этого я еще не знала.

— Мату, — сказал Тан Ке Ши, — отец… господин канцлер говорил мне, что ты ученый. Ты разбираешься в травах и даже знаешь их латинские названия. А ты молодец! — при этом он хлопнул меня по плечу.

Я скривилась от боли. Как же эти мужики любят так сильно хлопать. Натянув улыбку, я сорвала пару ягод.

— Так ты, должно быть, знаешь много ядовитых растений? — продолжил Тан Ке Ши.

— Конечно. Белладонна, белена, шалфей, рута.

Я произнесла эти названия также на латыне.

— Как ты сказал бел-ла-до-на, — по слогам повторил Тан Ке Ши, — как она выглядит?

— Как красивая женщина, — съязвила я.

Белла Донна на латинском означало красивая женщина. Название такое дали этой траве из-за галлюцинаций, которое оно вызывало.

Тан Ке Ши скорее всего не понял моего сарказма.

— Похоже на эти ягоды, — я продемонстрировала генералу ладонь с темными ягодами, — человек умирает через 10–20 минут.

— Кстати, а генерал Баян или Тал Тал говорили тебе что-нибудь?

— Что-нибудь это что, господин генерал?

Тан Ке Ши недовольно посмотрел на меня. Может, я переборщила с дерзостью?

— Особые указания, — пояснил он.

— Нет.

Мысленно я выдохнула. Вот как. Тан Ке Ши подозревает этих двоих в измене канцлеру. Что ж, он прав, но я не собираюсь их выдать.

— Вечером у императора званный ужин, — сказал Тан Ке Ши, — ты мне будешь нужен. Подойдешь ко мне. Бел-ла до-на… — пробурчал он.

Я кивнула, поклонилась, и мы расстались. На душе было неспокойно.

Званный ужин в императорском дворце.

Император принимал канцлера, его сыновей, некоторых важных чиновников и наместников, монгольских князей и иностранных гостей. Сам Тогон-Темур восседал на золотом возвышении на троне и там отдельно от остальных вкушал изысканные яства и охлаждался ароматными напитками. Внизу на полу в два ряда выстроились маленькие столики для каждого гостя. Евнухи сновали из главной залы в кухню и коридор, разнося угощения. В нишах за колоннами прятались музыканты, издающие затейливое бренчание.

Я входила в число младших евнухов, подающих блюда. Как и было условлено я улучила время, чтобы оказаться рядом с семьей канцлера. Сам Эль-Тимур мне ничего не сказал. Зато Тан Ке Ши, когда я наклонилась к его столику, чтобы налить чай, громко проговорил:

— Мату, возьми этот чайник с нашего стола и передай его господину Тал Талу.

Я удивленно посмотрела на него. Талахай указал мне на фарфоровый дымящийся чайник.

— Что это? — спросила я.

— Ты что оглох, придурок, — вспылил Тан Ке Ши, — господин канцлер хочет оказать честь генералу Тал Талу, отнеси ему чай с нашего стола. И поживее.

— Хорошо — хорошо, господин генерал, — я взяла поднос с чайником.

Я бросила взгляд вперед. Напротив через ковровую дорожку восседали Тал Тал и Баян. Сейчас они не обращали на нас внимание, занятые беседой с каким-то вельможей.

— Отсюда я прослежу выпил ли наш чай Тал Тал, — улыбнулся Тан Ке Ши.

— Но господин генерал, почему вы решили передать ему чай, — спросила я.

— Господин Тал Тал верно служит моему отцу и из-за него… — Тан Ке Ши состроил злорадную физиономию, — у нас все хорошо.

Я замялась. По всему выходило, что дело не чисто. Неужели он задумал просто передать чай, с чего бы это. Тан Ке Ши ясно дал понять утром, что подозревает Баяна и Тал Тала. А теперь он просит отнести ему чай.

— Смотри мне, — Тан Ке Ши неожиданно сжал мою руку, — я отсюда прекрасно вижу все, чтобы ничего не случилось, и ты донес чай. Если ты его случайно прольешь, я также случайно отрублю тебе руки.

Я сглотнула.

— Я все сделаю, господин генерал.

Взяв поднос, я отошла не так далеко, чтобы услышать, как Тан Ке Ши сказал Талахаю:

— Я уже позаботился о том, чтобы вся вина легла на этого евнуха. Я скажу, что сам видел, как он рвал в саду ядовитые ягоды и рассуждал об их свойствах. К тому же он сэму, и из мести отравил генерала.

Талахай радостно кивнул. Вот сволочи, что они задумали. Мои руки задрожали, но чтобы они не обратили на меня внимание, я медленно пошла дальше. Тан Ке Ши не сводил с меня взгляда.

А в моей голове крутились мысли о том, как утром я рассказывала о знакомых мне ядовитых растениях. Что же я сказала: белладонна, рута, шалфей, ягоды можжевельника. От страха воспоминания путались в голове. Неужели Тан Ке Ши отравил этот чай. И он хочет, чтобы я поднесла его Тал Талу. Тогда он умрет, а меня обвинят в отравлении и казнят.

Для того чтобы попасть на сторону, где сидел Тал Тал необходимо было зайти за трон, обогнуть его и тогда уже появиться на той стороне зала. Это было сделано, чтобы евнухи не мелькали перед глазами императора. И место за троном было недолгим укрытием, где Тан Ке Ши не сможет меня увидеть.

Мои щеки запылали от паники, руки сильно дрожали, а ноги стали будто ватные. Я должна вылить чай, когда окажусь там.

Но что я тогда поднесу Тал Талу. Тан Ке Ши сидит почти напротив него и увидит, если я ничего не принесу. Что же делать…как же быть. Как же мне спасти и себя и Тал Тала.

А я уже оказалась за троном. Сначала я думала выплеснуть злосчастный чай прямо на пол. Но здесь сновали десятки евнухов. Они бы все увидели. Кто-то мог прикрикнуть, и Тан Ке Ши услышит. Да и как я расплескаю чай, можно, конечно, уронить поднос, но тогда чайник разобьется, и я ничего не смогу сказать в свое оправдание. Тан Ке Ши поймет,