Прощание в Дюнкерке - Лариса Захарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Историю о том, как в Верховину, чтобы вступить в деловые отношения с галущаковским «трестом», выехал лично мистер Дорн и исчез по пути, Галущак выслушал с сочувствием, охая и сокрушаясь.
— Такие времена, такие у нас времена, все может быть, верю, верю… — причитал мебельный фабрикант.
. — Мы полагаем, мистера Дорна приняли за кого-то другого и поступили с ним несколько несообразно его положению, — мягко сказал Фернандес.
— Думаете, это могли сделать наши люди? И доказательства есть? — с опаской спросил Галущак.
Фернандес молчал. В наступившей паузе стало явственно слышно, как зазвонили на колокольне православного собора.
— Хорошо тут у вас… — задумчиво сказал Фернандес, — красиво…
— Неужели вы в наших краях впервые?
— Да, прежде не приходилось.
— Ну, а в Венгрии-то бывали? Это рядышком, тоже красивые места, можно сказать, на весь мир известные, но у нас тут лучше.
— Не был и в Венгрии.
— Вот и хорошо. Выпьем-ка по чашке кофе, — неожиданно сказал Галущак и, сняв телефонную трубку, коротко бросил несколько фраз по-венгерски.
Галущаку и в голову не приходило, что его собеседник, олонецкий карел Николай Минин, владел венгерским, так отдаленно похожим на его родной язык. В Барселоне генерал Лукач не раз удивлялся его произношению.
«Найдите мне Золтана, тут появился один тип, его надо пощупать», — насчет кофе Галущак так и не распорядился.
Фернандес невольно отвел глаза. Галущак тоже избегал прямого взгляда и, положив трубку, сказал:
— Так вот, за своих людей я отвечаю. Скорее, с мистером… Дорном бед наделали люди Волошина. Они, знаете ли… Озорные.
Фернандес вспомнил физиономии под мазеповками с трезубцами.
— Мы считаем, — сказал Фернандес, — что мистера Дорна держат в качестве заложника. Мы готовы заплатить выкуп в долларах.
— Гм…
— Но, с другой стороны, дело может принять в связи с событиями и политическую окраску. Видите ли, пропал человек, чья фирма квартирует не только в Берлине, но и в Лондоне. Германские власти крайне заинтересовались судьбой мистера Дорна. В то время как две страны радеют об интересах вашей земли, здесь, понимаете ли, с предпринимателем, который всячески укрепляет деловые контакты Германии и Великобритании, происходит неведомо что!
— Только этого нам не хватало! — притворно испугался Галущак.
— Мне известно также, что в ваши края выехал агент тайной полиции рейха.
— Гестапо?! Ай, как нехорошо! Чем же я-то виноват? — Галущак, понял Фернандес, начал ерничать. — Неужели мистер Дорн прямо ко мне ехал? Не списавшись? Странно.
— Общая ситуация вам известна. А мистер Дорн весьма дальновидный коммерсант. Предвидя скорую самостоятельность вашего лесного края, он, очевидно, решил быть первым, кто выведет ценную карпатскую древесину на мировой рынок. Не исключаю также, что именно этому благому порыву мистера Дорна кто-то решил воспрепятствовать.
В лице Галущака мелькнула искра настоящей заинтересованности. Он хотел что-то сказать, но в это время в комнату зашел молодой человек в щеголеватом полувоенном френче.
— Знакомьтесь, Ракоши, — сказал ему Галущак, — господин Стеншельд. Прибыл к нам от пана Крауха из Праги…
— Вот мои документы, — остановил Галущака Фернандес.
Ракоши молча забрал документы Фернандеса и направился к двери.
— Ты надолго, Золтан? — в замешательстве проговорил Галущак по-венгерски.
— Не беспокойтесь, господин Галущак, — ответил тот по-немецки, глянув на Фернандеса.
— Вот так вот… — начал Галущак. — О чем мы? А… Мировой рынок… Заманчиво. Но бог его еще знает, как бы нас не захомутали. Этот старый козел Бенеш, извините за выражение, доведет дело до войны. И по нашим кровиночкам пойдет Красная армия. Господин Волошин недавно вернулся из Варшавы, ему рассказывали, что это такое. А какую ноту большевики написали пану Беку! Читали газеты? Я не думаю, конечно, что господин Бек и в душе своей отказался от исконно польских земель, которые Бенеш еще при Масарике добыл в Париже, у него ведь там все свои, все свои! Он, наверное, еврей. В Париже ведь все евреи! А пану Беку не хватает железной руки. Вот он и увел войска с чешских границ, как только русские цыкнули. Толи дело маршал Пилсудский! Умел заставить уважать себя. Не случайно к нему на похороны специально ездил сам господин Геринг. А вот Лаваль завернул проездом из Москвы. С какими мыслями этот французский премьер стоял у гроба после прокачки в Кремле? И договор с русскими подписал, этот договор нам теперь все дело путает! Карпатская Русь, конечно, поначалу будет невелика. Но господин Волошин… О! Это железная рука. О нем еще заговорят мировые политики. Йозеф Тисо перед ним бледнеет. Словак! Кстати, человек, которым вы интересуетесь, какой национальности?
— Господин Дорн немец, — бесцветно ответил Фернандес. Он понимал, Галущак тянет время. — Вы, кажется, обещали кофе.
— Это хорошо, хорошо… Я думаю… — Галущак не закончил, в комнату стремительно вошел молодой человек во френче. Он многозначительно глянул на Галущака и подошел к Фернандесу:
— Вот, пожалуйста, ваши документы. Извините за беспокойство.
— Господин Ракоши, не будем терять время, — сказал Фернандес — Я должен повидаться с господином Крюндером, возможно, он мне что-то прояснит.
— А вы знаете, Золтан, за этого немца Дорна обещают вознаграждение. В долларах, — проговорил Галущак по-венгерски и по-немецки добавил: — Не думайте, господин Стеншельд, что мы вам помочь не можем. Можем, я уверен!
Фернандес улыбнулся. Ракоши все понял и сказал:
— Да, господин Стеншельд, слово «доллары» на всех языках звучит одинаково. Но в нашем общем деле важнее бескорыстная помощь. Барона Крюндера в Карпатах уже нет. Вчера он уехал в Будапешт, оттуда — в Париж.
«С одной стороны, повезло, — обрадовался Фернандес, — я мог и вчера сунуться к Галущаку. С другой стороны, нехорошо, что Дост стабильно идет впереди», — он изумленно поднял брови, услышав от Ракоши:
— Мы с бароном проработали местную ситуацию. Скорее всего, барону может помочь доктор Коленчук.
— Да, — вмешался Галущак, — доктор Коленчук — человек знающий. Он недавно был здесь, провел совещание с Волошиным. Скоро он со своими хлопцами вольется в нашу рать. Но пока еще вынужден следить за французскими пособниками Бенеша. Тяжелый ему достался удел — вдали от дома, в вертепе!
«Занятный этот тип Краух, — думал Фернандес, слушая трескотню Галущака. — Как он сказал Гофману, передавая документы на имя Стеншельда: «Дружба между нами останется дружбой, но Прагу может занять и вермахт и Красная армия, а Иржи Краух хоть и немец, но пражанин, и хочет в любом случае жить, и жить дома». Видимо, господин Золтан, забрав у меня документы, бегал звонить в Прагу и справлялся у Крауха, как вести себя со мной. Так, значит, следующая остановка — город Париж…»
X
Он обнял теплые плечи Нины. Как давно они идут по этому лесу, нигде ни огня, но она знает дорогу.
— Давай присядем, хоть на минуту, я устал.
Она повернула к нему лицо и покачала головой.
— Еще немного, — ответила шепотом. Ему захотелось немедленно найти ее губы. Он остановился, привлек ее к себе. Милое, любимое лицо… Девочка моя…
— Пойдем, — зовет она.
И они опять пошли, чтобы остановиться у следующего поворота. Там он снова поцелует ее. И все же надо ненадолго присесть. Нет, здесь они не найдут ночлега.
Но что это? Большая поляна, впереди, за перелеском, он видит поле. Какие-то странные островерхие крыши домов. Или это не дома? Почему не светит ни единый огонек? Ему показалось, он припоминает, что когда-то бывал здесь. Он видел все это. Ну конечно, вот орел, расправивший крылья над обелиском. Он очень хорошо помнит, что бывал здесь. Только вот где они? Они уже вышли из леса, Нина взяла его за руку, как ребенка. Если бы она знала, как он устал! Не торопила бы так. Но ему стыдно признаться.
— Где мы, Ниночка?
— Разве ты не видишь? Это поле Бородина.
— Куда мы идем?
— К могиле…
Да, вот, впереди — кресты. Кто тут лежит? Французы? Батарея Раевского дальше, значит, здесь французское кладбище. Да, он отчетливо слышит французскую речь. Кто-то служит мессу по убитым.
— Нина, разве ты не слышишь? Нина, куда ты?
Он заметался. Это поле… Оно такое опасное. Там могилы… Зачем она привела его сюда? Блиндажи… Она упадет, сломает ноги… Какая глупая девочка, бегать ночью по полям сражений…
— Стой! — закричал. — Вернись! — и проснулся.
Этот кошмар снился какой уж раз. Наверное, потому, что подсознание готово принять: путь из этой каталажки один — в могилу. А Нина является, чтобы он мог проститься с ней. Сколько он уже в крепости? Сад за окном поблек, вот-вот пожелтеют листья, но еще солнечно и тепло.
Тогда на перроне его явно сильно ударили по голове. В первые дни, очнувшись, Дорн решил, что он в госпитале. Мучили мигрени. Видимо, на вокзале, думал он, тогда, на пустом ночном перроне, на него напали грабители. Но когда начались допросы, он все понял. И понял главное — он провален. Но как разведчик рейха или как советский разведчик? Первое время от него допытывались, кто пытался спасти канцлера Шушнига. Доказать, что не имел никаких связей с австрийской эмиграцией или другими противоборствующими аншлюсу силами, он смог легко. От него быстро отстали. Хотя временами он боялся, что эти люди располагают, допустим, показаниями кого-то из пожарных… Потом появился бритоголовый крепыш с вкрадчивым голосом. Представился как доктор Коленчук.