Семья Спеллман расследует… - Лиза Лутц

Идет третья неделя мая, я уже три месяца встречаюсь с Бывшим парнем № 6. Имя: Шон Райан; занятие: бармен в «Красной комнате»; хобби: честолюбивый писатель. Увы, не единственное его хобби. Но об этом позже.

Мы с мамой пятый день шпионим за Мейсоном Уорнером. Уорнер – тридцативосьмилетний ресторатор, владелец популярного бистро на Норт-Бич. Нас нанял его инвестор, заподозривший, что Уорнер получает больше прибыли с закусочной, чем говорит. В этом деле куда больше пригодился бы бухгалтер-криминалист, однако инвестор не хочет лишней огласки. Уорнер изнежен и красив, как голливудская звезда, носит хорошие костюмы – следовательно, моя мама убеждена в его невиновности. Мне нравится за ним шпионить, потому что он почти всегда куда-нибудь едет, и я не сижу в машине по восемь часов кряду, выслушивая мамино нытье: «Ну когда ты приведешь в дом такого же парня?»

Вслед за Уорнером я захожу в офисное здание на Сансом-стрит. На мне бейсболка и солнечные очки, поэтому я без опаски сажусь с ним в лифт, к счастью полный, и нажимаю кнопку последнего этажа – двенадцатого. Мейсон едет на седьмой. Иду за ним, снимаю кепку, очки и выжидаю, пока он свернет за угол. Он заходит к психоаналитику по имени Кэтрин Шунберг. Я жду в фойе: включаю рацию и сообщаю маме, что ждать придется минут пятьдесят; она заходит выпить чашечку кофе. Сажусь на кожаный диван и читаю газету. Через пять минут Уорнер снова в фойе, идет на улицу.

– Объект вышел, – говорю я по рации.

– Понятно. Я до сих пор в кофейне, – отвечает мама.

По идее мы должны были дать Уорнеру фору метров в двести, а потом сесть ему на хвост. Но мамы нет, и мне приходится следить за ним в одиночку. Бросаю газету и выхожу из здания. Внезапно Уорнер разворачивается и идет прямо ко мне. Я копаюсь в сумке и достаю пачку сигарет: курить я бросила несколько лет назад, но все равно сигарета – лучшая маскировка в неожиданной ситуации. Хлопаю себя по карманам в поисках спичек. Уорнер протягивает мне зажигалку.

– Хватит за мной следить, – говорит он, очаровательно улыбнувшись. И уходит спокойным шагом.

Надо было сразу догадаться: такие мужчины не посещают психоаналитиков.

В тот же вечер мы с Бывшим парнем № 6 сидим в «Философском клубе», стариковском баре в Вест-Портал. Для дешевого кабака тут слишком чисто, но деревянные панели на стенах и спортивные постеры с проставленными датами ясно говорят, что сливки общества здесь не тусуются. Однажды мы с Петрой возвращались на трамвае с ее дня рождения[4] и увидели вывеску «Философского клуба»: полный бокал мартини. Что-то в этом рисунке нас зацепило, и мы провели в баре всю ночь – в основном благодаря бездонным коробкам арахиса и попкорна, которые подавал наш теперь любимый бармен Майло. Это произошло за шесть лет до того, как мы с Бывшим парнем № 6 заглянули в «Философский клуб», и за семь лет до сегодняшнего дня. Я по молодости была у них завсегдатаем. Но Бывшего парня № 6 привела сюда только потому, что выиграла в орлянку.

– Как прошел день? – спрашивает Бывший парень № 6.

– Меня засекли на слежке.

– То есть спалили? – хвастается он своим жаргоном.

– Угу.

– Ты как-то сказала, что тебя нельзя спалить.

– Редко – можно. Я, кажется, говорила, что всякое бывает.

Подходит Майло и наливает мне еще виски. Ему около шестидесяти. Он американец итальянского происхождения, ростом примерно пять футов семь дюймов, волосы каштановые с проседью. На нем только брюки со стрелками, рубашка с коротким рукавом, фартук и – в последнее время – спортивная обувь, которая придает его наряду более-менее современный вид. Вам может показаться, что мы с Майло просто знакомые, но это не так. Последние семь лет я вижу этого человека дважды в неделю и считаю чуть ли не лучшим другом.

Бывший № 6 указывает Майло на свой стакан. Тот злобно на него смотрит и медленно наливает виски. Бывший расплачивается.

– Я в туалет, – уходя, бросает он.

Майло провожает Бывшего взглядом, и наигранная улыбка исчезает с его лица.

– Не нравится мне твой парень, – шепчет он.

Я его не слушаю: Майло недолюбливал всех парней, с которыми я встречалась последние шесть лет.

– Даже разговаривать об этом не хочу, дружище.

– Что ж, твое дело…

Иногда мне кажется, что не мое.

На следующее утро я сижу в конторе и печатаю отчет о недавней слежке. Мама ждет Джейка Хэнда, двадцатичетырехлетнего хиппи, гитариста и продавца в секс-шопе, которого мы иногда нанимаем, если слишком перегружены. Папа с дядей Рэем расследуют дело в Пало-Алто. Часы бьют восемь: Джейк и его татуировки бодро заходят в кабинет.

– Миссис Спелл, гляньте на время.

Мама смотрит на наши часы размером со школьные и говорит:

– О, ты не опоздал! Дай я тебя расцелую.

Джейк думает, что она серьезно, и подставляет щеку. Она быстро его чмокает и принюхивается.

– Ты что, даже душ принял?

– Все ради вас, миссис Спелл.

Джейк тайно влюблен в мою маму, что видно из его попыток перед встречей навести на себя лоск. На самом деле в Оливию влюблено большинство наших знакомых мужского пола. Темно-рыжие волосы (теперь уже крашеные) подчеркивают голубизну ее глаз и белую кожу. Возраст выдают только морщинки на переносице. Но Джейк не видит в маме никаких недостатков, разница в тридцать лет ему тоже не мешает, поэтому у Оливии есть действительно преданный помощник, что в наши дни большая редкость. Я часто спрашиваю себя, какие повороты принимает их разговор после восьми часов совместной слежки.

– Изабелл, когда закончишь с отчетом, потряси хорошенько своего братца, ладно? – говорит мама, собирая необходимое оборудование.

– По поводу?

– По поводу двадцати тысяч, которые должна нам его фирма за Крамера.

– Он скажет мне то же, что и всегда: они заплатят, когда им заплатят.

– Уже три месяца прошло! Мы своих шесть тысяч потратили – и зачем? Я даже счета не могу оплатить.

Вручая мне деньги, папа любит напоминать, что на работе частного детектива состояния не сколотишь. Видите ли, детективам платят в последнюю очередь. Любой организации необходимы помещение, канцелярские товары, оборудование, а без частного сыска вполне можно обойтись. И хотя родители живут вполне достойно, порой у нас бывают серьезные финансовые трудности – чаще всего, когда мы работаем на фирму Дэвида.

– Вот и прочитай ему лекцию. Он твой сын, – говорю я. – Можешь поиграть на чувстве вины.

– На Дэвида лучше действуют кулаки, чем слова. Вздуй его, если надо, но без денег не возвращайся.

Мама застегивает сумку и выходит за дверь вместе с Джейком. Вдруг оборачивается:

– Ах да, и поцелуй его за меня.

Я решаю заехать к Дэвиду в час и заодно напроситься на бесплатный обед. Когда я вхожу в офис, секретарь Линда («тайно» влюбленная в Дэвида) сообщает, что недавно приехала моя сестра. Линда, как и прежние секретарши, свято верит, будто в один прекрасный день Дэвид ответит ей взаимностью. Однако все альфа-самцы полагают, что моногамия – это период в жизни между сорока годами и пенсией. Если искать в моем братце недостатки, то вот он, единственный: Дэвид – убежденный бабник.

Я залетаю в кабинет и тут же накидываюсь на Рэй:

– А ты что здесь делаешь?!

– Так, в гости забежала, – отвечает сестра, ни капельки не растерявшись.

– Почему не в школе?

– Отпустили пораньше. – Она закатывает глаза.

– Покажи ей справку, – говорит Дэвид.

Рэй вручает мне мятую бумажку – официальное уведомление из школы. Конечно, она знала, что Дэвид потребует от нее доказательств. Я ни разу не ловила Рэй на прогулах, но мы все-таки родственники, поэтому мои подозрения вполне оправданны.

– Ну все, я уматываю. До встречи в пятницу, Дэвид. Пока, Изабелл.

Когда она уходит, я вопросительно смотрю на брата:

– В пятницу?

– Она заглядывает по пятницам, – объясняет он.

– Зачем?

– Так… проведать. В основном.

– А еще?

– Ну, просит денег на карманные расходы.

– Дэвид, она зарабатывает десять баксов в час. Зачем ей твои деньги? Давно это?

– Почти год.

– Каждую неделю?

– Вроде да.

– И сколько?

– Обычно десять, иногда двадцать. В последнее время стараюсь давать поменьше.

– Получается, в этом году ты дал ей около пятисот баксов?

– Тебе вообще известно слово «доллар»?

– Не смешно.

– Изабелл, зачем ты пришла? – резко меняет тему Дэвид.

– За деньгами.

– Ясно. Выбивать долги. – Он улыбается. Чувство юмора его пока не подводит.

– Точно. Могу сломать палец или два, посчитать ребра, мама только просила не трогать твою мордашку. Двадцать штук, Дэвид. Пора платить.

– Ты же знаешь политику нашей фирмы: мы платим, когда нам платят. Могу выписать чек от своего имени, если хочешь.