Ливонское зерцало - Сергей Михайлович Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не слышал призывов рыцарь Хагелькен, ибо слышал сейчас он только лиру свою. Лира плакала.
Чудо из чудес!.. Пока доблестный рыцарь Хагелькен играл на башне, не могли русские — бесчисленные и сильные, решительные и злые — взять Радбурга. Все старания их разбивались о высокую стену, о крепкие башни; падали ратники со стен, скатывались с лестниц, роняли оружие, валились снопами.
— Сражайся, рыцарь!..
Но играл, всё играл, будто ворожил, Хагелькен, будто видел и понимал, мастер, более других.
Между тем разгорался сильнее в башне пожар. Жадный огонь быстро захватывал новые перекрытия. И уж за спиной у рыцаря прорывался он над кровлей беспощадной, всепожирающей короной. И вот не выдержали, лопнули струны на лире, и изогнулся, сломался смычок, загорелась рука, вспыхнул плащ, осенённый крестом Христовым, задымились седые волосы. Не унизив себя предсмертным криком, пал рыцарь, где стоял, смолкла его музыка на высокой, героической ноте. И уже ничто более не могло остановить русских.
Прорвались-таки русские ратники на стену, и пошла здесь резня жестокая, потекла ручьями кровь.
Поток штурмующих воинов казался неиссякаемым. Будто из земли русские ратники вырастали. Их сбрасывали на землю, но выходили из неё, из глины, из камня и песка, из травы, другие десятки, сотни, тысячи; они, переступая через тела мёртвых, русских и ливонцев, быстро и ловко карабкались на стены, со свежими силами, с упорством пробивали в обороне брешь, разили и разили. Воеводы их в серебре и бархате сидели у своих великолепных восточных шатров и взмахами шестопёра посылали на штурм новые и новые полчища.
...Тут дрогнули ворота, и таран русский ударил в пустой проём. Это ополченцы-эсты, коими верховодил крестьянин Яан, улучив мгновение, сбросили тяжёлые засовы и открыли осаждающим путь. Злые, решительные, впустив русских, крестьяне обернулись с немудрящим оружием своим — косами и цепами — против кнехтов. И в едином, внезапном порыве они кнехтов потеснили и опрокинули. За кнехтами они опрокидывали каменных быков, загораживающих проход. Навалились на быков скопом: раз-два... раз-два... Дали русским ратникам возможность плотным потоком хлынуть в замок.
С галерей и со стен, из окон Radspeiche посыпались на штурмующих камни. Отчаянно сопротивлялась замковая стража... Громыхали аркебузы и мушкеты, гудели тетивы арбалетов и луков. Летели вниз тяжёлые копья, со стуком и треском пробивали щиты и панцири. Выпущенные из псарни собаки дрались вместе с хозяевами своими, с хрипом и лаем вгрызались в гущу чужих воинов. Из Медианы по эстам и русским едва не в упор палила пушка. Ломая латы и кости и вырывая внутренности, влетали в ряды штурмующих ядра. За звоном мечей не слышны были крики и стоны, не слышны были рычание и вой собак. Русские гибли без счёта, но продолжали штурм — они чувствовали, они видели, что победа близка. Поток ратников, вливавшийся во дворик замка, не ослабевал; вместе с пешими воинами уже прорывались внутрь всадники. Наиболее отчаянные из русских, крича призывы и брань, бежали по плечам, по головам своих же, карабкались по опрокинутым фургонам. Передавали вперёд мотки верёвок с крючьями и лестницы. Забрасывали крючья в окна и бойницы, приставляли лестницы к стенам. Гудело железо, сотрясалась земля от ударов по мостовой тяжёлых копыт, трещали кости кнехтов, пытавшихся сдержать напор хлынувших во дворик русских, ломались острые пики и алебарды, зло звенели мечи...
Вот в это время и показались на галерее, охватывающей Медиану, будто пояском, барон Аттендорн, Юнкер и Меа Кульпа, тащившие Удо. Увидев, что русским удалось много больше, чем они предполагали, увидев, что русские уже в замке, Юнкер и барон вмиг забыли про Удо и предприняли попытку исправить положение. Фон Аттендорн велел феллинским рыцарям спуститься к воротам и сделать всё возможное, чтобы их закрыть; велел он им, чтобы там они видели своё место и чтобы, будучи там, у ворот, suo loco, стояли насмерть. Юнкер кричал с галереи, чтобы прорвавшихся русских заманивали в другие дворики — с расчётом на то, что в нужный момент ливонцы выходы из двориков перекроют и русские тогда окажутся в западне. Но как ни старались ливонцы увлечь нападавших за собой, изображая в нужных местах паническое бегство, русские не устремлялись под арки, не шли в дворики-ловушки, как будто хорошо знали про их тайное назначение. Феллинские рыцари также не смогли выполнить приказ, как не смогли бы они остановить реку. Но они пытались. И сложили в короткой злой схватке свои доблестные головы.
Приставив к стенам Radspeiche десятки лестниц, русские ратники непрерывным потоком взбирались по ним на галереи, лезли в окна, разя защитников замка направо и налево. Иные падали, сражённые пулей или алебардой, арбалетной стрелой. Другим удавалось подняться наверх, и тут они, крепкие воины, схватывались с ливонцами насмерть, крутились волчками, отражая удары со всех сторон..,
...Ногой ударив изнутри в дверь Медианы, выбежал на галерею Николаус, вооружённый мечом. Праведным гневом горели у него глаза, искали недруга, меч сверкал. В шуме, стоявшем вокруг, Удо и барон услышали треск двери у себя за спиной и оглянулись. Увидя Николауса, Удо обрадовался, на лице же у барона отразилась тревога. Марквард Юнкер, который был здесь же, который кричал кнехтам и рыцарям ударить по русским с двух сторон — из северо-западного и юго-восточного двориков — и тем самым взять неприятеля в клещи... заметил нависшую над ним опасность лишь в последнюю секунду. Николаус, оттолкнув Удо и обежав стороной барона, набросился на Юнкера — целя в голову ему, ударил мечом.
Юнкер, не готовый к столь стремительному нападению, в последний миг успел всё же закрыться щитом. Искусный он был воин. Но от первого — неожиданного — натиска со стороны башни он упал. Недоумение мелькнуло в глазах у Юнкера при виде Николауса, только что оставленного на дыбе, но необъяснимым образом оказавшегося на галерее, едва не в гуще сражения. Впрочем недоумение быстро сменилось решимостью и злобой. Пока Николаус замахивался для нового удара, Юнкер вскочил на ноги и подхватил боевой молот, оброненный здесь кем-то. Рыцарь, увернувшийся в своей жизни от многих ударов, увернулся и от этого. Меч Николауса просвистел в пяди от его плеча.
Улыбнулся Юнкер, нехорошо улыбнулся — так волк улыбается, предвкушая лёгкую добычу. И, прикрываясь щитом, коротко и зло махнул он молотом. Этот молот в руке его лежал как влитой, этот молот будто выкован был под руку его, молот, тяжёлый, с острым клювом с одной стороны, на длинной рукояти, был
