Склонен к побегу - Юрий Ветохин

Вместе с лыжными тренировками, которыми я занимался по выходным дням, у меня получалось, что спортом у меня были заняты 6 дней в неделю. Через месяц я заболел. Я потерял сон и у меня начались сердцебиения, спазмы и головокружения. Вновь появилась отрыжка желчью. Я пошел в поликлинику. Врач осмотрел меня и стал выписывать бюллетень о нетрудоспособности.

— Не выписывайте бюллетень, пожалуйста, — остановил я его. — Без работы мне есть будет нечего!

— Но у вас прединфарктное состояние! Вам надо лежать! — возразил врач.

— Если я буду лежать, то умру с голода, — сказал я, поблагодарил его и ушел.

Однако, теперь я знал, что со мной. Пришлось пропустить несколько тренировок в бассейне и временно не ходить на лыжах. Я не стал глотать никаких лекарств. Я только молился Богу и соблюдал диету. Бог помог мне и на этот раз. Постепенно состояние мое улучшилось и я опять возобновил тренировки. Для того, чтобы не перетренироваться, я сократил время плавания на 5 минут.

Эти 5 минут я стал посвящать прыжкам в воду с вышки. Умение прыгать с высоты могло мне пригодиться.

— Можно мне прыгнуть с вышки? — спросил я тренера после его похвалы.

— Вообще-то мы не разрешаем вашей группе прыгать, но так и быть — после того, как я сейчас подам команду выходить из воды — ныряйте, но только один раз!

Я залез на 10-ти метровую вышку и как только люди под вышкой вышли из воды, нырнул «солдатиком».

Глава 52. Снова подготовка к побегу

Однажды я вынужден был не идти на работу. Дворник принес мне и вручил под расписку такую повестку:

«Г-ну Ветохину Ю.А. явится в Ленинградское УКГБ 21-го марта 1977 года к 9 часам утра по адресу: улица Воинова, 10. В случае неявки вы будете приведены силой».

Тотчас самые разные догадки родились в моей голове. Предположение о том, что КГБ узнало о моей подготовке к побегу было маловероятно. Я соблюдал строжайшую конспирацию и ни с кем о побеге не говорил. Однако КГБ есть КГБ! Могли вызвать для выяснения моего мировоззрения, могли предложить сотрудничество, а в случае отказа — могли и взять! Поэтому я приготовился в тюрьму. Я надел на себя всю одежду, которую имел, в том числе свитер и зимнее пальто, несмотря на то, что на улице была оттепель. Потом я поехал на улицу Воинова, 10. Это оказалось бюро пропусков КГБ. Я сунул в окошко свою справку взамен паспорта и одетый в форму КГБ аппаратчик взял ее.

— А паспорта вы все еще не получили? — спросил он.

— Нет.

Аппаратчик куда-то позвонил и только после этого выписал мне пропуск.

— Вторая парадная от Литейного, — лаконично сказал он.

Ленинградское УКГБ состоит из нескольких зданий, в том числе — двух высотных, построенных при советской власти на месте взорванной церкви. Поэтому в народе Ленинградское УКГБ называют не иначе, как Большой

Дом. Но название это имеет еще и скрытый смысл. Он заключается в том, что «с него Колыму видно!» Вид у всех зданий, принадлежащих КГБ, такой, как будто там и людей нет и никто не живет. Ворота заперты наглухо, без щелочки, стекла в окнах зарешечены и замазаны масляной краской. Еще недавно вокруг зданий ходили часовые и не разрешали прохожим приближаться к ним. Теперь часовых заменили милиционерами.

Я открыл указанную мне в бюро пропусков парадную и сразу столкнулся с часовым. Часовой взял у меня пропуск и позвонил. Спустился с лестницы молодой лейтенант. Часовой проверил пропуск и у лейтенанта тоже и только тогда разрешил ему взять меня с собой.

Лейтенант, оказавшийся «товарищем» Жерлицыным (волк в Лужском лесу тебе товарищ!) завел меня в свой кабинет, предложил сесть и без вступления начал:

— Вы писали письмо в Крымское УКГБ?

«Так вот зачем они меня вызвали!» — подумал я с облегчением, вспомнив о том, что написал туда письмо с просьбой вернуть мне вещи, конфискацию которых отменил Верховный Суд.

— Писал, — ответил я.

— Крымское УКГБ сообщает, что все ваши вещи были сданы для реализации в комиссионные магазины. За них, за все, выручено 69 рублей. Напишите по этому адресу и вам вышлют деньги. Он протянул мне листок бумаги с адресом. Затем лейтенант продолжал:

— Крымское УКГБ поручило передать вам еще вот это!

«Товарищ» из Лужских лесов протянул мне что-то знакомое. Я взял у него и тогда вспомнил: мои научные статьи, правда, не все. Только две и странного вида… Но времени разглядывать не было: лейтенант повел меня к выходу. Дома, приглядевшись, я обнаружил, что у брошюр отсутствовали заглавные листы с фамилией автора. Откровенно говоря, я был рад, что отделался только этими листами, да еще одной научной статьей, почему-то арестованной. Черт с ними! Хорошо еще, что душу не теребили, не вели никаких «собеседований»! Потом я вспомнил, что КГБ не вернуло мне авторские свидетельства на техусовершенствования и рацпредложения, почетные грамоты и книги. И деньги они могли отдать мне сами, когда меня увозили из спецбольницы, не дожидаясь моего запроса!

Не лучше было дело и с вещами из моей старой комнаты. Слова Хмирова о том, что он сдал их на хранение в домоуправление, оказались ложью, а сам Хмиров временно уехал из Ленинграда. Мне пришлось апеллировать к прокурору. Ответ на свое заявление я получил как раз в этот день, но уже не от прокурора, а от какой-то пешки из райжилуправления. Пешка писала мне, что «все мои вещи были выброшены на помойку, так как специальной комиссией было обнаружено, что они все (??) были изломаны, изрезаны и приведены в полную негодность». Об этом, якобы, был составлен акт, который подписал квар-тироуполномоченный Хмиров. Письмо заканчивалось словами о том, что если я не доволен ответом, то могу жаловаться в суд. А то я не знал советский суд?! Я мысленно послал их всех к черту и решил развеяться— сходить в Районный психдиспансер, раз уж не пошел в этот день на работу из-за вызова в КГБ.

В психдиспансер Дзержинского района меня послал военкомат, когда я пришел туда становиться на военный учет. Правда, сперва они без слов поставили меня на военный учет и хотели сразу направить на военные сборы, но на медкомиссии произошла заминка. Врачи разных специальностей осмотрели меня и каждый написал на бланке: «годен, 3-я категория». То же самое написал и врач-психиатр, а потом уже спросил меня:

— Есть жалобы на здоровье?

— Жалоб нет, — ответил я, — но, может быть, вам не-безинтересно знать, что я девять лет находился в психиатрической больнице специального типа?

Психиатр с большим удивлением посмотрел на меня, а потом повел к председателю комиссии. Они посовещались между собой и председатель решил:

— Мы не будем сегодня давать заключение о вашей годности к военной службе и не пошлем вас на военные сборы до тех пор, пока не получим официальной бумаги с диагнозом вашей болезни.