Я, Майя Плисецкая - Майя Плисецкая

На премьеру, для финального выхода на публику, я надела вечернее платье, сшитое и подаренное мне к этому случаю княгиней Ириной Голицыной. Платье было роскошное, пышное, все словно из газовых розово-золотых шарфов, шалей. К ночи на Каракаллах всегда поднимается ласкающий ветерок. И Ирина это хорошо знала. Тогда мое шалевое платье начинало жить своею собственною жизнью. Может, расслышала княгиня Голицына вещие слова Марины Цветаевой, что красиво на женщине лишь то, что летит на ветру?..

Надевать на дышащее платье Маргаритин плащ мне сильно не хотелось. Мы совали его из рук в руки и в конце концов оставили, как бы невзначай, в артистической. Все же утром Маргаритин плащ настиг-таки меня в квартире Паолы. Итальянки — сродни грузинкам!..

Пригласила я на постановки и иных хореографов. «Петрушку» поставил Николай Березов, отец Светланы, в лондонской квартире которой мы впервые тайно свиделись с Руди Нуриевым после его бегства на Запад. Березов славился необыкновенной памятью. Это был как бы одушевленный видеомагнитофон. Он не просто показал труппе фокинскую версию балета Стравинского, но и занятно прокомментировал множество движений: такой-то добавлял здесь субрессо, такая-то любила задержаться в выворотном пассе… Преклонный возраст никак не лимитировал желания и возможности Березова проделать каждое «па» самому. Вот она, закваска старой школы. Труппе Березов понравился.

«Федру» на сцену римской оперы перенес Жан Сарелли. Он долгие годы работал с Сержем Лифарем и знал почти весь его репертуар назубок. В балетном мире Сарелли числили ближайшим доверенным лицом Лифаря. Канонический текст «Федры» был сохранен в строгой неприкосновенности.

Однако при первой же встрече Сергей Михайлович приветствовал меня прохладнее обычного. Это еще с чего?

Почему, Майя, Вы не пригласили меня самого на постановку моей собственной «Федры»? Я знаю балет не хуже Сарелли.

Но я думала, что Вам некогда. Вы занятой человек.

Для своего любимого чада я всегда выкрою время. Запомните сие на будущее.

Балет «Лебиш» (музыка Пуленка), которым прославилась в начале двадцатых годов Бронислава Нижинская — сестра легендарного Вацлава, поставила ее дочь Ирина. Она безраздельно отдала свою жизнь творениям матери. Меня еще раз поразило, как современно, дерзко-атакующе был сочинен балет еще аж в 1923 году. Нещадно расточительно обошлась Россия со своими колумбами, Магелланами…

Другие постановки в тот сезон осуществили Брянцев, Альберто Алонсо. Я перенесла в оперу еще и бежаровскую «Айседору». Не такой уж бездеятельный год прожила со мной балетная труппа римской оперы.

Следующим по моему плану был «Щелкунчик». Этот балет на Западе принято давать к Рождеству. Рождественская история — елка, гости, подарки, новогодние сновидения.

Я договорилась с Ириной Колпаковой, что она возьмет на себя осуществление этой постановки. Вайноненский «Щелкунчик» издавна шел в Мариинке, и Колпакова много его танцевала. У меня же осень отведена на премьеру «Дамы с собачкой». И выездные «90 дней» мною уже полностью исчерпаны. Итальянцы согласились. Колпакова тоже. Сроки всем подходят. Все складывается отлично.

До Рождества еще далеко, но… мне снится пугающий сон.

На сцене римской оперы долгожданная премьера «Щелкунчика». Я в ложе в новом голицынском платье. Рядом Ира Колпакова. И на ней роскошное платье тоже, верно, от Голицыной. В волосах искрящиеся снежинки. Маша — кажется, это Маргарита Парилла — танцует необыкновенно хорошо. Получает в подарок куклу-щелкунчика. Публика очарована. В музыке тревога. Дьявольские тремоло, крещендо. Елка вырастает до гигантских размеров. Мне страшно. Сейчас выход Короля мышей. Кто его танцует? И… о ужас, на сцену в большом жете впрыгивает Георгий Александрович Иванов. Он в облегающем балетном трико, в балетных туфлях с розовыми тесемками. Но голова без привычной мышьей маски. Лысая, круглая, серьезная, совсем без грима; Точно такая, как в своем кабинете в Министерстве культуры. Публика недоумевает. Вскакивает с мест. Протестующие крики на итальянском. Иванов прекращает танец и выходит на рампу. Складывает пальцы рупором:

— Синьоры, я здесь перед вами, чтобы не допустить тлетворных влияний Запада на наш великий русский советский балет…

Кто-то из партера метко кидает в него спелым помидором. Иванов не успевает увернуться. Я явственно слышу звук лопающегося овоща об аккуратно выбритую щеку товарища замминистра. Этот звук меня будит. Просыпаюсь. Щедрин приподнимается с подушки:

— Что, сон плохой приснился?

— Иванов сорвет мне «Щелкунчика»…

В руку был сон. Началась гнусная, тягомотная волокита с оформлением Колпаковой на поездку в Рим.

Ну за что можно зацепиться? К чему придраться? Чайковский. «Щелкунчик». Классическая постановка Вайнонена. Колпакова — Герой Социалистического Труда, народная артистка СССР. Прима Мариинки. Выездные дни у нее в резерве еще есть. Казна получит с римской оперы свободно конвертируемую деньгу. Неужто просто месть? Мне месть? Что не пресмыкаюсь, не лизоблюдствую?..

У наших нелицеприятных взаимоотношений с товарищем Ивановым за спиною целая история. Плохая история. Моя собственная маленькая повесть о капитане Копейкине.

Пиком схватки с Ивановым был 1978 год.

Мой творческий вечер в Большом. 35 лет, как я на его сцене танцую.

Повсеместно принято, что юбилярша сама называет программу. Лучшее из прежнего репертуара и что-то совсем новое. Так заведено. Вот мой проект: второй акт «Лебединого озера» и бежаровские «Айседора» и «Болеро». В Москве — вообще в советской стране — моего «Болеро» еще не видели. Хотя партию «аккомпанемента» наши московские танцо ры знают. Для недавних австралийских гастролей по желанию импресарио Майкла Эджли в Сидней прилетал солист бежаровской труппы Петр Нарделли. И за несколько дней разучил с нашими мужчинами всю партию. Шесть раз мы станцевали «Болеро» в Австралии. Эджли не просчитался — оно имело успех. Впрочем, шло «Болеро» в Австралии, естественно, тайно, без разрешения Москвы.

Репы пареной проще догадаться, что директор театра Иванов не пропускает на сцену Большого «Болеро».

Станцуйте что-то другое.

Зачем другое?

Москвичам это чуждо.

Мой вечер. В мою честь.

В театре нет стола.

Стоимость постройки стола для моего танца я оплачу из своего кармана.

«Болеро» Бежара на сцене Большого театра идти не может.

Почему?

Исполните вместо «Кармен-сюиту». Вы же ее, кажется, любите?

Но я хочу в свой юбилей станцевать что-то новое. То, что я хочу.

Достаточно «Айседоры».