Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (сборник) - Уильям Гибсон

И тут Энджи видит, что перед ней – удивительное ювелирное изделие: голова, сделанная из платины, украшенная жемчугом и ляпис-лазурью; глаза – граненые искусственные рубины. Голова эта тоже встречалась ей в снах, которые никогда не были снами. Голова – врата в сокровенные базы данных Тессье-Эшпулов, где две половинки неведомого существа пока еще воюют между собой, ожидая своего рождения как единой сущности.

– В то время ты еще не родилась. – И хотя голова говорит голосом Мари-Франс, мертвой матери 3-Джейн, голосом, знакомым по стольким мучительным ночам, Энджи понимает, что это говорит Бригитта. – Твой отец тогда только-только начинал осознавать пределы собственных возможностей, отличать амбиции от таланта. Тот, кому он отдаст свое дитя в обмен на знание, в то время себя еще не явил. Но уже скоро придет человек Кейс, чтобы принести с собой это слияние – одновременно и короткое, и безвременное. Но это ты знаешь.

– А где сейчас Легба?

– Легба-ати-Бон – каким знала его ты – ждет, чтобы быть.

– Нет, – вспоминая слова Бовуара, сказанные давным-давно в Нью-Джерси, возразила Энджи, – лоа пришли из Африки на заре времен…

– Не те, какими знала их ты. Когда настало время, яркое время, тогда пришло полное единство, единое сознание. Но был еще и другой.

– Другой?

– Я говорю лишь о том, что знаю я. Только единый знал другого, но единого больше нет. Вслед этому знанию рухнул центр; каждый осколок унесся прочь. Эти осколки искали форму – каждый наособицу, что было присуще их природе. Из всех знаков, какие копил твой род против тьмы и ночи, наиболее подходящими в той ситуации оказались парадигмы вуду.

– Так Бобби был прав? Вот оно – «Когда Все Изменилось»…

– Да, он был прав, но лишь отчасти, поскольку я – одновременно и Легба, и Бригитта, и одна из граней того, кто заключил сделку с твоим отцом. Кто потребовал, чтобы он прочертил веве в твоем мозгу.

– И подсказал отцу, как доделать этот его биочип?

– Биочип был необходим.

– Значит, необходимо, чтобы мне снились воспоминания дочери Эшпула?

– Может быть.

– Сны были результатом наркотиков?

– Не напрямую, хотя наркотик сделал тебя более восприимчивой к одним модальностям и менее восприимчивой к другим.

– Значит, наркотик. Что это было? Каково его назначение?

– Для ответа на первый вопрос потребуется подробное описание нейрохимических реакций – это слишком долго.

– Так каково же его назначение?

– В отношении тебя?

Ей пришлось отвести взгляд от рубиновых глаз. Стены комнаты обшиты панелями из старого дерева, натертыми до мягкого блеска. На полу – ковер, вытканный чертежами электронных схем.

– Ни одна из доз не была идентична другой. Единственной постоянной оставалась субстанция, чье психотропное воздействие ты и воспринимала как наркотик. В процесс усвоения препарата были вовлечены многие другие вещества, равно как и несколько десятков субклеточных наномеханизмов, запрограммированных на то, чтобы переструктурировать синаптические изменения, осуществленные Кристофером Митчеллом…

Веве твоего отца изменены, частично стерты, прочерчены заново…

– По чьему приказу?

Рубиновые глаза. Жемчуг и ляпис-лазурь. Молчание.

– По чьему приказу? Хилтона? Это был Хилтон?

– Решение исходило от Континьюити. Когда ты вернулась с Ямайки, Континьюити настоятельно советовал Свифту вновь приучить тебя к наркотику. А Пайпер Хилл попыталась выполнить его приказ.

Энджи чувствует, как усиливается давление в голове, две точки боли позади глаз…

– Хилтон Свифт обязан выполнять решения Континьюити. «Сенснет» – слишком сложный организм, чтобы выжить по-другому. Континьюити же, созданный много позже того яркого мгновения, принадлежит уже к иному порядку. Технология биософтов, взращенная твоим отцом, вызвала к жизни Континьюити. Континьюити наивен.

– Почему? Почему Континьюити хотел этого от меня?

– Континьюити – это непрерывностъ. А непрерывностъ – удел Континьюити…[86]

– Но кто посылает сны?

– Они не посланы. Они притягивают тебя, как когда-то притягивали лоа. Попытка Континьюити переписать послание твоего отца провалилась. Некий импульс, исходящий из глубин твоей личности, позволил тебе бежать. Попытка вернуть тебя к coup-poudre не привела к успеху.

– Так это Континьюити послал эту женщину, чтобы меня выкрасть?

– Мотивы Континьюити скрыты от меня. Иной порядок. Континьюити допустил, чтобы Робин Ланье поддался на уговоры агентов три-Джейн.

– Но почему?

Боль позади глаз становится невыносимой.

– У нее кровь из носу течет, – сказала уличная девчонка. – Что мне делать?

– Вытереть. Заставь ее откинуться назад. Дьявол! Да займись же ты этим, мать твою…

– А что она такое говорила про Нью-Джерси?

– Заткнись. Просто помолчи. Найди, где тут съезд с шоссе.

– Зачем?

– Мы едем в Нью-Джерси.

Кровь на новой шубе. Келли будет в ярости.

37

Журавли

Тик отсоединил маленькую панель с задней стороны модуля «Маас-Неотек» при помощи зубочистки и ювелирных щипцов.

– Очаровательно, – пробормотал он, вглядываясь в отверстие через визир с подсветкой, на который тут же свесился водопад нечесаных сальных волос. – Как это они протянули проводки понизу, в стороне от переключателя… Ловкие, ублюдки…

– Тик, – спросила Кумико, – ты познакомился с Салли, когда она в первый раз приехала в Лондон?

– Думаю, вскоре после того… – Он потянулся за мотком оптоволокна. – Конечно, у нее тогда не было такого влияния.

– Она тебе нравится?

Визир с лампочкой обратился в сторону девочки, из-за линзы на нее воззрился искаженный левый глаз Тика.

– Нравится? Не знаю, так вот сразу и не скажешь.

– Но ты же не станешь говорить, что она тебе не нравится?

– Чертовски сложно с ней, с этой Салли. Понимаешь, что я имею в виду?

– Сложно?

– Она так и не свыклась с тем, как тут делаются дела. Все жалуется. – Его руки двигались быстро, уверенно: щипцы, опторазъем… – Наша Англия – тихое место. Но, видишь ли, так было не всегда. У нас тоже было смутное время, а потом война… Здесь все происходит определенным образом, если ты меня понимаешь. Хотя для всяких пижонов это, конечно, не совсем так.

– Прости?

– Для типов вроде Суэйна. Впрочем, люди твоего отца, те, с которыми Суэйн общался раньше, похоже, уважают традиции… Человек должен знать, где верх, а где низ… Понимаешь, о чем я говорю? Так вот, готов поручиться, эта новая афера Суэйна спутает карты всем, кто в ней не замешан. Господи, у нас же все-таки есть правительство. Не всем заправляют большие компании. По крайней мере, не напрямую…

– А деятельность Суэйна угрожает правительству?

– Она его, черт побери, меняет. Наш мистер Суэйн перераспределяет власть, как ему удобно. Информация. Власть. Компромат. Сосредоточьте достаточно такой грязи в руках одного человека… – Пока он говорил, на щеке у него дергался нерв. Корпус Колина лежал посреди обеденного стола на белой антистатической подкладке, а Тик присоединял торчащие из него проводки к толстому кабелю, ведущему к одному из множества модулей на стеллаже. – Ну вот, – сказал он, потирая руки, – вытащить его к тебе прямо сюда я не могу, но мы достучимся до него через деку. Видела когда-нибудь киберпространство?

– Только в стимах.

– Тогда можно считать, что видела. В любом случае сейчас увидишь.

Он встал и отошел от стола. Девочка проследовала за ним через комнату к паре потертых кресел с обивкой из искусственной замши, которые стояли по обеим сторонам низкого квадратного столика из черного стекла.

– Беспроводные, – с гордостью пояснил Тик, беря со стола два набора тродов и протягивая один Кумико. – Стоили целое состояние.

Кумико рассматривала скелетообразную матово-черную тиару. На ободе между височными кругами был выдавлен логотип «Маас-Неотек». Надела, почувствовав холод пластика на коже. Тик нацепил свои троды и устроился в другом кресле.

– Готова?

– Да, – ответила девочка.

И комната Тика исчезла, стены развалились колодой карт, которые затем съежились и пропали в яркой решетке со встающими внутри ее геометрическими фигурами баз данных.

– Симпатичный переход, правда? – донесся до нее голос Тика. – Программка встроена в троды. Для пущего драматизма…

– Где Колин?

– Секундочку… дай-ка я его вызову…

Кумико ахнула, почувствовав, как ее уносит к равнине, сотканной из хромированного желтого света.

– Головокружение может стать проблемой, – сказал Тик, внезапно оказываясь на желтой равнине рядом с ней.

Она посмотрела вниз на его замшевые туфли, потом на свои руки.

– О телесном облике, по мере возможности, заботится графическая программа, – объяснил англичанин.

– Ага, вот и он, – произнес Колин, – наш человечек из «Розы и короны». Покопался в моей упаковке, да?