(не) Мой Боно (СИ) - Ельская Ингрид

— Я внимательно тебя слушаю, — в глазах Доминики мелькает страх, но я пока не могу понять, чем он вызван. Но скоро страх сменит ненависть и мне предстоит пережить новый приступ истерии. Как же она меня задолбала, но при этом дышать без нее сложно.

— Мне пришлось организовать похищение собственного ребенка, потому что только так я мог развязать себе руки, — морщусь, отпивая несладкий чай с каким-то добавками и начинаю раскрывать душу.

Н — недосказанность. Главный спонсор всех моих бед. По долгу службы мне приходится жертвовать отношениями с близкими людьми, и я уже давно смирился с тем, что от меня отворачиваются родные, потому что я по другую сторону. И как же порой хочется крикнуть в спину: стой, это всё работа, я на задании! Я никакой не убийца и не убивал тех, кого мне приписывают! Но приходится молчать. Стискивать челюсть, колотить боксерскую грушу, но молчать про то, как всё обстоит на самом деле.

Любой близкий человек — моя Ахиллесова пята. Я не имею право иметь уязвимые места, поэтому о наличии ребенка знали только некоторые коллеги, но никто и никогда не видел Игоря. Мне пришлось нанять девчонку, которую посоветовал один из сотрудников и платить ей хорошие бабки, чтобы она заменила пацану мать.

И Лиза хорошо справлялась, пока в один прекрасный момент я не заметил, что она считает Игоря своим ребенком. С одной стороны, это хорошо, а с другой — от этого могут быть дополнительные проблемы. И они начались, наваливаясь на меня, подобно снежному кому, как только я приехал в этот гребанный город и начал работать на Хмурого. Девка не только начала активно ко мне клеиться, но и закатывать ревностные скандалы. Я начал думать, что няню ребенку нужно менять, но не успел.

— Всё слишком быстро завертелось, как в моей жизни снова появилась ты, — цежу, прокручивая в голове встречу на СТО, — девочка, которая поверила в то, что сможет арестовать Романа Боно, — ухмыляюсь, вспоминая свои эмоции в тот день, — из-за тебя я чуть не провалил дело. Из-за твоей жажды меня накрячить начались все проблемы.

— Прости, — Люцик виновато опускает глаза в пол и начинает ломать свои пальцы, а я готов рычать от негодования. По идее, она должна была уже как минимум, один вопрос задать и мне было бы легче. Но девка витает где-то в своих мыслях, заставляя меня продолжать процесс покаяния.

— Ты не должна просить прощение, Люцифер, — протягиваю руку, чтобы сжать ее ледяную ладонь, — я сам виноват перед тобой. Хотя бы потому, что не уберег.

Лиза до жути ревновала меня к Доминике. Я не знаю, каким боком, но девчонка выяснила, кем является Люцик и начала выносить мне мозг на тему того, что я собираюсь вернуться к Нике. Она сразу почувствовала соперницу. Женщины чувствительны на такие вещи. И Лиза начала переживать, что я отберу у нее ребенка и уйду к Люцику. Если бы не тот факт, что за ней и сыном начали следить, а я потерял башню от Доминики, и слишком резко начался шантаж, у меня бы получилось раскидать проблему с няней еще на зачаточном уровне.

— Ты попросил Волкова похитить мальчика? — догадывается Доминика. — И меня специально к нему отправил?

— Я не знаю, как вы встретились так быстро. Изначально был уговор, чтобы он вывез и тебя и сына. Но та встреча в степях случайна, — сам не верю в случайность, но добавить мне нечего.

— Мне Назар сказал, что он везет мальчика в детский дом….

— Нужно было сыграть на твоем материнском инстинкте, Люциферушка. Прости, — с каждым предложением мне становится сложнее, но пути назад уже нет, — мне нужно было, чтобы вас не было в городе, чтобы никто не смог причинить вам вред. Пойми, я бы не пережил, если с тобой или Игорем что-то случилось. И так чуть не потерял тебя, — наблюдаю за загруженным выражением лица девчонки и готов волком выть.

Перемещаюсь со стула на пол, присаживаясь перед своей зеленоглазой бестией на пол и поддеваю большим пальцем ее подбородок, заставляя посмотреть на меня. Когда сталкиваюсь с застывшими слезами на глазах, не выдерживаю:

— Б@ть, Люцифер! — рычу на нее. — Скажи мне, что ты знаешь, что я хочу тебе сказать. Черт! — смотрю на нее взглядом побитой собаки и впервые испытываю желание разрыдаться, как сучка от отчаяния или уйти в панцирь, но не продолжать этот разговор. Я столько раз хотел ей признаться, но не мог. Не находил подходящего случая, откладывая на потом, а теперь слишком сложно решиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты сможешь достать с кухонного гарнитура кое-что? — Ника меня удивляет своим вопросом и сбивает с настроя. Видя мой ступор, она поясняет. — Я закинула одну вещь под потолок, чтобы не достать. У меня рост же маленький, даже со стула не дотянусь, а ты высокий. Достанешь?

Ника

Знаю, что он считает меня идиоткой, но после его длительного монолога, мне как глоток воздуха нужно, чтобы он достал эти гребанные бумаги из-под потолка. Я еще никогда не видела Рому таким затравленным, с бегающими глазами и до меня начало постепенно доходить, что он желает мне сообщить. Но для этого мне нужен конверт, который Боно уже достал со шкафчика, чихая от количества пыли наверху.

— Отдай сюда, — вскакиваю на ноги, выхватывая из его рук конверт и отворачиваюсь к угловой раковине, чтобы разорвать цельную упаковку. Дрожащими руками вытащила документ изнутри и впилась глазами в строчки.

«Родство установлено».

Осторожно положив листок на столешницу я развернулась к Боно и пристально уставилась на него. Он напряженно смотрел на меня, стоя на расстоянии вытянутой руки и ждал мои комментарии. В его уставших глазах цвета серого моря читалась обреченность. Он не дурак и догадался, что было внутри этого конверта и терпеливо ждал, когда меня бомбанет.

Мне бы хотелось накричать на него, но сил уже не осталось. Всё, что я могу, это замахнуться для пощечины, но в процессе передумать и сложить руки на груди. Для него это будет слишком просто и ожидаемо.

— Ты украл моего сына? — решаюсь уточнить, прежде чем наброситься на него. — Почему он оказался у тебя, а я оплакивала своего мальчика, приезжая к нему на могилку?

— Я своими глазами видел отказную от Игоря, — Боно достает телефон и показывает мне экран, на котором я могу ознакомиться с отказной от ребенка. Читая строки с незнакомой подписью о том, что я отказываюсь от своего малыша, у меня начали дрожать руки и Рома успел поймать телефон, который чудом не упал на кафельный пол, — прости, Люцик. Я не мог сказать сразу, потому что ты бы захотела его увидеть, а тогда не было такой возможности.

— Папа, — шепчу себе под нос, вспоминая, как отец уговаривал меня сделать аборт, но я отказалась. Он сильно изменился после роддома, стал более внимательным, будто пытался искупить свою вину передо мной. Тогда мне казалось, что это жалость. Но теперь понимаю истиную мотивацию его состояния. Никогда не прощу этого человека. Ни за что…

— Забудь и отпусти, Люцик, — Рома делает то, что мне сейчас больше всего нужно: прижимает к себе, начиная гладить волосы, — ты же помнишь, что месть до добра не доводит. Главное, что сейчас твой сын рядом с тобой и никто его у тебя не отнимет. Слышишь меня?

— Даже ты? — поднимаю взгляд, робко смотря на него. — Ты тоже не отберешь?

— Дура, — грустно ухмыляется и делает то, что я от него больше всего не ожидаю — опускается передо мной на колени, — прости.

— Тебе не нужно извиняться, — растерянно бормочу, бегая глазами из стороны в сторону, — наоборот, спасибо за то, что не отказался от нашего мальчика. Мне нужно было догадаться, но я поверила отцу. Безоговорочно. Какая же я дура…

Меня переполняли странные чувства: облегчение вперемешку с усталостью на фоне всех навалившихся проблем. Все мои мечты, как по щелчку пальцев стали реальностью — Боно и мой ребенок жив и они рядом, но беспокойство не покидало. Казалось, что еще не все испытания мною пройдены. И дело в Лизе, которая тоже бьется за Игоря.