В плену королевских пристрастий - Марина Колесова

— Маленькая моя, так Господь это не их любовь… Господь это его любовь к тебе и твоя к нему… И чем больше ты ему отдаешь, тем больше в ответ получаешь… Вот о чем ты на службе думаешь? О том, когда она закончится, и что ты после нее делать будешь? А вот если б ты думала о том, как во время ее свою любовь до Господа донести, ты бы и не отвлекалась, и сестра Грета тебя бы не ругала, вместо всего этого, ты бы Его любовь почувствовала. Попробуй, и ты почувствуешь это.

— Так меня на службы теперь долго не пустят… Меня теперь в подвале держать будут… там даже встать нельзя… лишь на коленях стоять можно или лежать… в темноте… с тараканами, — она вновь всхлипнула.

— Вот и помолись там и попробуй свою любовь до Господа донести.

— Из подвала?

— А не все ли равно откуда? Господь везде и все слышит.

— Меня не слышит…

— Это почему же ты решила, что не слышит?

— Я просила его, что б забрали меня отсюда, так просила… так просила… но он не слышит меня.

— Глупенькая моя. Это не он должен выполнять твои желания, а ты исполнять Волю Его. Вот пройдет время, тогда может и поймешь, что то, через что ты прошла, да роптала, что не о том молилась, окажется, было и к общему благу и на пользу тебе…

— Алиночка, ты думаешь, если я попытаюсь любовь свою из подвала к нему донести, мне там легче станет?

— Обязательно станет, ласточка моя…

— Матушка, да скажите Вы ей, чтоб перестала Вас по имени звать, ведь накажут ее за это. Как пить дать накажут, — вмешалась Мария, — За непочтительное даже упоминание о родителях и то наказывают, а уж за такое тем более накажут.

— Мария, ну что ты все цепляешься… ты прям, как все они стала, — раздраженно проговорила Луиза.

— Луиза, Мария права: не стоит тут так обращаться ко мне… Здесь монастырь, и тем, кто здесь живет, необходимо соблюдать и его устав и правила. Раз я по закону твоя мать, не сочти за труд, здесь называть меня именно так.

— Хорошо, матушка, — Луиза глубоко вздохнула, — буду называть так…

— Вот и умница, дочка, — Алина улыбнулась.

В это время к ним подошла сестра Бернардина:

— Служба скоро, Ваша Светлость, Вы должны покинуть монастырь.

— Я, конечно же, отпущу дочерей на службу, но я не покину монастырь, пока не переговорю с настоятельницей.

— Тогда Вам придется ждать конца службы.

— Я подожду, — герцогиня встала.

— Хорошо, — кивнула сестра Бернардина и пристально посмотрела на девочек, — Пойдемте.

Алина перекрестила дочерей: — Идите с Богом, мои хорошие. Я постараюсь еще приехать к вам.

— До свидания матушка, — проговорили обе, и сестра Бернардина увела их.

Как только они ушли, герцогиня вновь опустилась на колени перед распятьем и стала горячо молиться. Она совсем потеряла счет времени и очень удивилась, когда услышала рядом голос:

— Вы хотели переговорить со мной?

Алина медленно поднялась и обернулась. Рядом с ней стояла высокая и стройная монахиня средних лет с достаточно грубыми чертами лица и очень пронзительным и жестким взглядом.

— Да, матушка, хотела, — чуть склонила голову Алина.

— Не Вам так называть меня, — строго прервала ее она.

— Как же обращаться к Вам позволите? — на губах Алины появилась лукавая улыбка.

— Ваше святейшество игуменья, — холодно проронила та.

— Ваше святейшество игуменья, я очень прошу Вас изменить меру наказания для моей младшей дочери. Я понимаю, она провинилась и вела себя неподобающим образом. Но она ребенок. И я категорически возражаю как против ее телесных наказаний, так и против того, чтобы ее держали в подвале.

— Как же Вы предлагаете ее наказывать?

— Лишите ее прогулок или иных развлечений, пусть читает Библию на коленях.

— Здесь не бывает развлечений, а Библию на коленях она читает и так. Еще есть предложения?

— Она ребенок, а Вы обращаетесь с ней словно с преступницей.

— Ваш супруг знал условия содержания в монастыре, делать для Вашей дочери исключения я не намерена.

— Сделаете. Вам передали приказ короля о том, что я имею право определять условия содержания здесь моих дочерей. И я их определю! Девочек не будут ни бить, ни сажать в подвал!

— Вы собственными руками роете им могилу! Мало того, что сами по уши в дерьме, еще дочерей в такое же дерьмо затащить хотите? У них есть шанс, души свои спасти, а Вы хотите его у них отнять. Злитесь, что у Вас такого нет и их за собой потащить ад пытаетесь?

— Шанс спасти душу есть у всех. Даже разбойник, к кресту пригвожденный, имел его. А потом насильно, с помощью наказаний в рай не ведут. Туда осознанно стремиться надо.

— Наказание необходимо, чтоб это осознание наступило, чтоб человек путь к спасению увидел и пошел по нему.

— Плох тот наставник, который бессилен другими способами, путь к спасению указать… Спаситель насильно за собой не вел никого… он лишь проповедовал…

— Проповедь нужна тем, кто в состоянии слышать, Мария именно такая, и ее не наказывают. А вот Луиза не из таких, и если Вы запретите наказывать ее, Вы обречете ее душу на погибель!

Алина глубоко вздохнула, посмотрела игуменье прямо в глаза и очень тихо проговорила, — Зару убило не то, что она была капризна, непослушна и взбалмошна, а то, что ты подпилила доски.

— Что? Что ты сказала?

— Сказала, что ты всю жизнь каешься не в том… Ты каешься в том, что не уследила за ней, а должна в том, что подстроила ей это… Подумай об этом на досуге, возможно тогда вместо страха перед Господом, наконец, любовь его ощутишь. Он ведь любит тебя… любит несмотря ни на что…

— Да как ты смеешь говорить мне такое?

— Смею, раз говорю. Не смела бы — молчала.

Игуменья долго смотрела на нее, а потом тихо прошептала:

— Она не должна была утонуть… она должна была лишь вымокнуть и напугаться… Я запрещала ей туда лезть, и она должна была понять, что это опасно, но не утонуть.

— Однако, утонула, стукнувшись головой о доску и потеряв сознание. Ты вытащила ее слишком поздно. Правда, в результате для тебя все получилось великолепно: родители казнили себя за то, что потакали ей всегда, признали твою правоту, что надо было наказывать ее, как тебя когда-то, а не нянчиться с красивой малышкой… Жалели тебя, что переживаешь ты тоже, отдавали должное твоим героическим попыткам спасти ее. И как результат ты получила над ними полную власть. Не кажется тебе, что со всеми остальными ты до сих пор продолжаешь пилить доски?

— Откуда ты знаешь это?

— Милость Господа безмерна. Иногда он дает мне увидеть то, что неведомо другим…

— Так ты колдунья! — злобно проговорила игуменья и схватила Алину за плечо.