Семнадцатилетние - Герман Матвеев

— Мне, конечно, трудно судить… — усаживаясь за стол, начал он говорить. — Я не совсем понимаю, что значит коммунистическое воспитание, но то, что школа работает как-то не так, это я тебе доказывал много раз… Нет, это хорошо, что вы стали критически относиться к своей работе. И не грустить тебе нужно, а радоваться. Это все Константин Семенович тормошит?

— Не только он… почти все партийцы.

— Ты бы привела когда-нибудь его. Наверно, интересный человек… Помнится, ты к нему иначе относилась.

— Да… Сначала он всем не понравился. Сухой, молчаливый, слишком вежливый… Потом привыкли и разглядели.

— Интересно бы с ним поговорить…

— О свободном образовании?

— Да.

— Поговори, поговори, — шутливо-угрожающим тоном сказала она. — Он на тебе живого места не оставит. С учениками он очень строгий, взыскательный. Ты бы послушал, что он говорил о личном примере учителя! По-моему, он даже пересаливает. — И, подражая Константину Семеновичу, она проговорила: — «Вы не имеете права указать ученице на неряшливость, если сами неряшливы».

— Ну так ведь это он правильно говорит. Пример — великое дело.

— Не спорю, но уж слишком он требователен. Правда, секретарь партийной организации… Геннадий, хватит о школе… Ты сегодня хорошо выглядишь, — с усталой улыбкой сказала Вера Гавриловна.

Борясь со сном, она ласково смотрела на разливавшего чай мужа. Сильная усталость сковывала все ее мысли и движения, но на душе было уже покойно и хорошо.

ВЕСНА ИДЕТ!

Первое марта. Может быть, никто и не вспомнил бы, что сегодня первый день весеннего месяца, если бы сама природа не позаботилась об этом. Безоблачное, бледно-голубое небо, чистый воздух, мягкий ветерок, ярко освещенные солнцем стены верхних этажей и косые зайчики от окон по-весеннему встретили выбегающих на улицу школьников.

Весна идет! Весна идет!

Потемневший от копоти снег можно увидеть везде: в переулках, на крышах домов, в скверах, во дворах, но скоро за него возьмутся по-настоящему. Сгребут и вывезут на машинах за город, сбросят через гранитный парапет Невы или через чугунные решетки набережных Фонтанки и Мойки.

Весна идет! Весна идет!

Она еще будет иногда отступать, еще не раз покроется земля снегом, но с каждым днем весна настойчивее и упорнее начнет выживать зиму отовсюду, пока не победит окончательно.

И тогда развернутся зеленые листочки деревьев, кустарников и запестреют цветы на клумбах…

Вылежав больше месяца в постели, Валя Белова пришла в школу. Она похудела, побледнела, ноги слегка дрожали от слабости, но чувствовала она себя бодро, хотя и неуверенно. Ей казалось, что она впервые пришла в незнакомую школу. С удивлением оглядывалась Валя по сторонам и находила много нового. Вот висит почтовый ящик, и на нем написано: «Хочу все знать». Валя вспомнила, что об этой новинке рассказывала ей Клара. Каждая ученица имеет право задать вопрос в письменном виде на любую тему и опустить записку в ящик. При желании разрешалось даже не подписываться. Ответ будет дан на специальной доске. Если же вопрос задан от имени коллектива класса или если он имеет особое, принципиальное значение, то будет проведена специальная лекция. О премиях имени Ушинского она знала тоже со слов навещавших ее подруг, но, увидев на стене большой плакат, где это постановление и условия были написаны красивыми буквами, она остановилась.

— Это кто? Белова! — услышала она возглас за спиной и, повернувшись, очутилась лицом к лицу с преподавательницей истории.

— Здравствуйте, Анна Васильевна!

— Здравствуй. Ну, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Вот смотрю… это ведь без меня…

— Да, да! Без тебя многое изменилось. Вот и сегодня вас ждет сюрприз, — с загадочной улыбкой сказала Анна Васильевна. — А с сердцем как? Вылечили?

— Теперь ничего. Врач сказал, что совсем поправлюсь.

— Ну, а как с ученьем… Сильно отстала?

— Вообще-то, наверно, да… но я занималась все время, Анна Васильевна.

— Это мне известно, но одно дело — школа, коллектив, а другое дело — дома, в кровати… Держись, держись, Валя. У тебя теперь есть серьезные соперницы.

— Я знаю, Анна Васильевна, — слегка порозовев, сказала Валя.

Они остановились на верхней площадке: здесь им нужно было разойтись.

— Но ты не смущайся, Валя, и рук не опускай. Золотая медаль не одна. Здоровье, конечно, главное, но будет досадно, если ты не восполнишь пробела…

— Я постараюсь… — неуверенно промолвила девушка.

— Постарайся, постарайся, — сказала Анна Васильевна и направилась в учительскую.

Ощущение «новенькой» не только не покинуло Валю, но даже усилилось, когда она вошла в класс. Встретили ее приветливо, а некоторые даже радостно, но Валя почему-то чувствовала в их отношении, какую-то сдержанность и плохо скрытое любопытство. На прежних отношениях был поставлен крест, а как сложатся новые, еще не известно.

Сюрприз, о котором намекнула Анна Васильевна, стал известен школе в конце учебного дня, когда воспитатели на классных собраниях сообщили о решениях педсовета. Классные собрания прошли по всей школе, и то, что на них услышали девочки, очень соответствовало весеннему настроению. Вступительные речи воспитателей походили одна на другую, словно все они сговорились. В своих сообщениях руководители классов сказали примерно следующее:

«Преподаватели видят, как вырос коллектив школы, как поднялась сознательность и ответственность учениц, и считают, — что пришло время, когда доверие и уважение к советским школьницам нужно подкрепить хорошей традицией. Педсовет постановил дать право ученицам заявлять перед началом урока о неподготовленности по уважительной причине. Причину объяснять не нужно: преподаватели верят ученицам. В самом деле, если подумать, зачем ученица будет врать? Ведь учится она не для преподавателей, а для Родины. Если она и обманет, то обманет не учителя, а в первую очередь своих подруг, свой коллектив…»

Говорили о том, что доверие учителей налагает еще большую ответственность на всех школьниц и особенно на тех кого коллектив уполномочил руководить жизнью класса: на комсоргов, на пионервожатых, председателей отрядов, на старост. Они отвечают за добросовестность своих подруг и должны каждый раз выяснять, действительно ли причина отказа уважительная и что нужно сделать, чтобы эту причину устранить. Решение педсовета произвело очень сильное впечатление на учениц.

Мария Михайловна, вернувшись после собрания в учительскую, застала там Константина Семеновича с Варварой Тимофеевной и с волнением сказала:

— Ах, товарищи, товарищи! Какое у меня сейчас собрание было… Если бы вы только послушали, как они выступали… Музыка! Какую трогательную речь сказала Леночка Мельникова об ответственности! Просто удивительно! Я жалею, что нет стенографистки. Я бы на свои средства пригласила, если бы знала! И Вика Коркина… вот умница растет… Ну, а как у вас прошло, Константин Семенович?

У меня по-деловому. Приняли как должное и внесли предложение, чтобы отказы заявляли не сами ученицы, а староста от их имени.

— Неужели?

— Вот обсуждаем сейчас с Варварой Тимофеевной.

— А может быть, это даже и лучше… — задумчиво сказала Мария Михайловна.

— Мы приняли это предложение. Ну, а как на новый порядок с дежурством реагировали?

— О-о! Вот с такими глазами сидели! — с улыбкой сказала Мария Михайловна и, согнув пальцы кружочками, поднесла их к носу. — Новым положением о дежурстве все очень довольны. Следующую неделю мои дежурят и уже теперь готовятся навести идеальный порядок. Понравилось, что дежурные будут ставить отметки классам за чистоту и выполнение правил, что имеют право требовать дневники, и почему-то особенно понравилось, что ответственный дежурный подчиняется только директору.

— Мария Михайловна, а как вы считаете, завтра много отказов будет? — спросила Варвара Тимофеевна.

— Завтра? Ни одного! — уверенно сказала учительница.

Завуч вопросительно взглянула на Константина Семеновича, но тот утвердительно закивал головой:

— Согласен. Ни одного.

Но они ошиблись. В первую же перемену на другой день в учительскую пришла возмущенная Лидия Андреевна и, обращаясь к Константину Семеновичу, громко сказала:

— Ну вот!.. Уже начинается! У меня два отказа. И я не знаю, как быть… Сергеева заявила, что вчера весь вечер мама ссорилась с папой и она не могла готовить уроки, так как у них одна комната. Уважительная это причина или неуважительная?

— Конечно, уважительная, — сразу отозвалась Марфа Игнатьевна. — Какие могут быть сомнения!

— А я считаю, что неуважительная. Она могла пойти к подруге.

— Ну, знаете ли… Это все не так просто. Вы исходите из того, что ей безразлично, что происходит дома, — возразила Марфа Игнатьевна. — А если эти столкновения родителей выбивают ее из колеи? Не кажется ли вам, что классный руководитель должен всем этим заинтересоваться и, в случае нужды, поговорить с ее родителями?