Прорыв под Сталинградом - Герлах Генрих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случилось то, что Вальтер Янка на момент написания работы не брал в расчет совершенно, причем случилось на удивление скоро – осенью 1989 года государственные и партийные архивы открыли свои двери, предоставив доступ к секретным документам!
Мне посчастливилось отыскать досье Иоганнеса Р. Бехера и там в разделе “секретно” – характеристики, написанные Вильгельмом Пиком и Вальтером Ульбрихтом во время их пребывания в Москве, а также конфиденциальные письма, адресованные Бехером Центральному комитету КПГ после попытки самоубийства в московской гостинице “Люкс” – в те времена бывшей прибежищем для многих иностранных изгнанников. В моих руках – кто бы мог подумать – оказалась “медицинская карта товарища Бехера”, и содержащаяся в ней информация, откровенно говоря, не предназначалась для печати. В папке также хранился пятьдесят один отчет о беседах, проведенных Бехером в суздальском лагере для военнопленных № 160, куда в январе-феврале 1943 года попали многие немецкие офицеры 6-й армии вермахта, участвовавшие в битве за Сталинград. Лагеря, предназначавшиеся исключительно для офицерского состава, находились не только в Суздале, но и в Красногорске, Елабуге, Оранках и Войково[70]. Беседы состоялись в начале июня 1943 года, и Бехер не без горечи признал, что на тот момент готовность “бороться за дело мира” выразили лишь единицы. Большинство офицеров отказывались связывать себя официальными заявлениями, уверяли в своей аполитичности и верности военной присяге, не на шутку опасаясь, что их увлеченность антифашистскими идеями неприятно аукнется в будущем, когда война подойдет к концу. В некоторых комментариях проскальзывала нескрываемая разочарованность Бехера: похоже, даже сталинградский опыт не произвел в умах людей настоящего переворота. Вот запись, сделанная после одного разговора:
Подполковник фон Засс, знакомый мне еще по Красногорску, снова разложил перед собой ордена и Рыцарский крест, который в плену пришлось снять. С самым радушным и деликатным видом. Питанием и проч. доволен чрезвычайно. По его словам, жаловаться буквально не на что. Обстоятельно рассказывает о вполне сносной лагерной жизни, где каждый день наполнен самыми разнообразными занятиями и расписан с утра до вечера[71].
Бехер пытался привлечь фон Засса в Национальный комитет “Свободная Германия” (НКСГ), который организовывался по инициативе офицеров и эмигрантов для борьбы с гитлеровским режимом. Чем эта попытка закончилась, резюмируют следующие слова: “Фон Засс избегал открыто заявлять о своей политической позиции, так же как в свое время в Красногорске, однако складывается впечатление, будто он, что называется, окончательно «взял себя в руки». Теперь погибнуть вместе с Гитлером вновь стало его намерением. И если этому суждено случиться, значит, такова судьба. Он, дескать, принимал присягу”[72]. Совсем иначе протекали беседы с полковником Луитпольдом Штейдле, который также был родом из Мюнхена и даже плавал в том же спортклубе, что и Бехер, но только несколькими годами позже. “Внешне производит безукоризненное впечатление. Кавалер Рыцарского железного креста, – записывает Бехер. – Его полк принадлежал дивизии Даниэльса, которая в Сталинграде своевременно сдалась русским, предотвратив напрасное кровопролитие – факт, наполняющий полковника гордостью. Как и майор Зефке, Штейдле особо подчеркивает безупречное обхождение с военнопленными в лагере”[73]. Во второй беседе с полковником Бехер прощупывает его политическую позицию. “На вопрос, как он, будучи католиком, отзывается о национал-социализме, отвечает уклончиво: судьбе отдельной личности нет места в его мировоззрении”, – пишет Бехер. На следующий вопрос о том, как “относится офицерский состав к антисемитизму”, Штейдле заверяет, что офицеры “никогда не разделяли многих самых радикальных аспектов национал-социалистического мироощущения. В офицерском корпусе, и соответственно в рядах рейхсвера, антисемитизм никогда не был типичным явлением”[74]. По признанию Бехера, эти разговоры очень продуктивны, и в третий раз со Штейдле встречался уже профессор Арнольд. Преподаватель университета Арнольд (настоящее имя Абрам Гуральский), занимавший должность политинструктора немецких военнопленных, с осени 1941 года проводил профилактические беседы, главным образом с офицерами. В ходе этих встреч ему удалось завербовать капитана Эрнста Хадермана, с которым впоследствии познакомился Герлах.[75] С 1943 года и до конца войны Арнольд становится для пленных офицеров одним из самых авторитетных референтов, и те, в свою очередь, высоко ценят его ум и осведомленность. Так же, как и Бехер, профессор Арнольд видит в Штейдле человека “уравновешенного и прямого”, “интеллигентного и знающего меру”, “настоящего интеллектуала на порядок выше уровня среднего полковника”. В беседе Штейдле сигнализирует о своей готовности “бороться за мир”, но “принять решение сразу не решается, поскольку не располагает достаточно исчерпывающей информацией”[76]. После таких отзывов Иоганнеса Р. Бехера и профессора Арнольда кажется вполне закономерным, что полковник Штейдле принадлежал к числу тех, кто несколько недель спустя входил в круг учредителей инициативной группы по созданию Союза немецких офицеров[77].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Советское руководство было заинтересовано в том, чтобы склонить на свою сторону офицеров старшего ранга и особенно генералов разбитой в Сталинграде 6-й армии, которой командовал фельдмаршал Паулюс. Насколько это важно, становится ясно через три недели, когда высокопоставленные советские офицеры и правление эмигрантской КПГ отправляются в Суздаль – привлечь в Национальный комитет “Свободная Германия” (НКСГ) “сливки” вермахта[78]. Однако на тот момент генералы ни под каким видом не желают вести переговоры и занимать активную антигитлеровскую позицию, и членам делегации остается довольствоваться кандидатурами в чине не выше полковника.
Весной 1990 года, перечитывая в архиве многотомные записи этих бесед, я и не предполагал, что в последующие годы судьба вновь сведет меня с некоторыми из тогдашних действующих лиц, описанных Бехером, – я не только встретил знакомые имена в архивных документах, но даже лично сошелся с одним из них. Годы спустя, пустившись по следам Генриха Герлаха, я почувствовал ощущение дежавю – оказывается, когда Иоганнес Бехер и эмигранты-коммунисты вели свою кампанию по вербовке в Национальный комитет “Свободная Германия”, Герлах находился в том же лагере. Его перевод в Суздаль последовал 23 июня 1943 года после четырех месяцев одиночного заключения. Вскоре по прибытии Герлах знакомится с видными немецкими коммунистами Вильгельмом Пиком и Иоганнесом Бехером, а также с профессором Арнольдом, с которым уже доводилось иметь дело полковнику Штейдле. Через двадцать лет в автобиографической книге “Красная Одиссея” Герлах, а точнее, его альтер эго обер-лейтенант Бройер, будет вспоминать, как встретился в лагере с немецкими эмигрантами и как ему представили Иоганнеса Р. Бехера. Впечатление от этой встречи не самое лестное:
Бройер пожимает вяло протянутую тряпичную руку. Смотрит в одутловатое лицо с отвисшей нижней губой, какая обыкновенно выдает человека капризного. Он видит тонкие волосы, посеребренные на висках и сильно поредевшие на затылке, и тщетно пытается рассмотреть глаза, сокрытые за отсвечивающими стеклами роговых очков. Так вот, значит, какой этот Бехер, поэт-коммунист с чопорным именем; человек, чьи художественные творения проникнуты тоской по дому, а памфлеты ненавистью. Темно-серый однобортный пиджак, педантично завязанный галстук… Пролетарий? Коммунист? Бройер был озадачен. Эта фигура не укладывалась в его привычные представления о мире[79].