Все о жизни - Михаил Веллер

А жизнь твоя – это то, что ты о ней думаешь, и то, что ты при этом ощущаешь. И могло от обиды не измениться в твоей жизни ничего, кроме одного – ты был человеком, и вдруг стал дерьмом. Нет, не целиком, не в главном, но ложка дегтя портит бочку меда. Достаточно и того, что ты оказался в чем-то и насколько-то дерьмом.

Кто хочет быть дерьмом – два шага вперед и поднять руку.

И дело не в том, что тебя уговаривают: «Будь умнее, не связывайся, пойдем отсюда». Что тебе толку с твоего ума, если он здесь и сейчас – значительнее тебя? На черта быть умным, чтобы чувствовать себя дерьмом.

Мстя, ты являешь ему свою значительность, свою волю. И никому на свете это не надо, кроме тебя самого. Чтоб ощущать себя человеком.

Здесь возникает соблазн объявить месть свойственной только человеку, с его стремлением к самореализации и самоутверждению. Но добросовестность заставляет отметить, что это отнюдь не только «человеческое, слишком человеческое». Разные животные, от маленькой кошки до большого слона, могут быть весьма злопамятны и мстительны. Претерпев незаслуженную обиду, слон может выжидать удобного случая месяцами и годами, и при первой возможности воздаст обидчику: треснет, придавит, обрушит что-нибудь на голову. У кошки возможностей меньше, но изорвать что-то, украсть, а пуще всего – написать в важное место, типа обуви или подушки, это всегда пожалуйста. Причем отлично знает, что она сделала, от хозяина укрывается и добра в ближайшее время не ждет. Ну уж а обезьяна – эта может вытворить что угодно, и удовлетворенно потом скалится и ухает: вот так-то.

Это что? Во-первых, это протест: мне что-то не нравится я этого не заслужил, и теперь я тоже сделаю тебе то, что тебе не нравится. Во-вторых, это тоже своего рода самоутверждение я тоже кое-что могу, не думай, что можешь безнаказанно делать со мной то, чего я не хочу. В-третьих, это вид реакции само сохранения вида: лучше не обижай меня – может, со мной ты и справишься, но это тебе кое во что обойдется, в следующий раз задумаешься с другим слоном или с другой кошкой, стой' ли так делать.

Так что в мести человеческой всегда можно вычленить рудиментарный праэлемент целесообразности: никто не смейте так поступать, суки, никогда, иначе вот что может быть: и сам подохну, но уж ему-то кишки по кустам размотаю.

В мести, явной окружающим, элемент целесообразности понять легче: защита чести, пример обществу, исправление несправедливого положения для хоть какого-то улучшения положения дел.

А вот месть «в чистом виде»: вариант «Бочонка амонтильядо» Эдгара По. Мститель и жертва скрыты от всех: оскорбленный замуровал оскорбителя, и дело с концом. Самоутвердился Он главнее! Будешь знать, падла.

А каков граф Монте-Кристо! И нашел же себе дело в жизни масса трат, сил, времени, изобретательности, но – всех достал

«О, как сладка радость справедливой мести!» – поведал небу Спартак, заставив триста пар плененных патрициев драться и умирать на могиле убитого друга – так, как недавно дрались несчастные гладиаторы для развлечения этих самых патрициев,

И вообще справедливый мститель был любимой фигурой фольклора всех времен и народов. Так что чувство это человечеству свойственно как нельзя более. А иначе бы в каждом втором голливудском боевике, делающем кассу, благородный мститель не мочил подонков направо и налево, к радости и одобрению зрителей, голосующих за такой вариант разрешения конфликтов своими кровными денежками.

Что из этого следует? А это еще раз подтверждает, что человек крупный идеалист. В том смысле, что деньгам, славе, покою, свершениям и развлечениям, и даже свободе, и даже самой жизни, он способен предпочесть некое ощущение, некую мысль, некое состояние духа – своей рукой сделать плохо тому, кто сделал плохо ему. Немалая человеческая ценность, стало быть.

Что сказал по этому поводу знаменитый специалист товарищ Сталин? Товарищ Сталин сказал: «Самое большое удовольствие – это, спокойно выждав, раздавить врага, а потом выпить бокал хорошего вина». А уж он-то понимал.

Вот матерый блатяга обещает обидчику – наедине, наедине! когда-нибудь его еще повстречать и убить. И ведь убьет, раз пообещал, такое дело. И на пятнадцать лет лес валить пойдет, и под вышку угодить может, – а вот иначе не будет мира его душе.

А вот, условно говоря, совсем крайний вариант: нормальный гражданин, честный труженик, спокойно и обдуманно готовит убийство и совершает его, казнив «энкаведешным» способом палача бериевских пятилеток. Палач уже стар и безвреден. Об акте мести никто никогда ничего не узнает. Мстителю своему он вообще ничего плохого не сделал, он других пытал. Зачем убивать, что толку? дети и внуки отставного палача ничего не знают и ни в чем не виноваты, в обществе этим актом ничего не исправляется, даже назидания обществу никакого нет, раз общество об этой казни не знает. Смысл?!

Смысл в торжестве справедливости. Есть смертные грехи, которым нет прощения никогда. И достаточно того, что о воздаянии будет знать только один человек: сам убийца перед смертью. Ибо муки его невинных жертв живут в душе каждого, кто знает о них. И тому, кто отомстил, будет лучше, правильнее жить на свете. В воображении своем он может сказать жертвам: «Он не ушел безнаказанным, ребята. Ваша кровь не осталась неотомщенной».

Поэтому мусульманин постарается на могиле убитого родственника зарезать его убийцу и бросить труп на съедение собакам. И будет прав.

Справедливость, достоинство, честь – ценности идеальные, существуют только в человеческом сознании. И месть человек совершает (в общем и как правило) из соображений идеальных, для души.

Ибо не хлебом единым.

Предательство

Всемирная История Предательства – вот достойный аспект рассмотрения истории, психологии и социологии. Потому что вряд ли жил на свете человек, который – хоть на секундочку и по мелочи – вовсе бы никого и ничего ни разу не предал. И хотя бы в мыслях своих не был вовсе знаком с предательством.

«Моя вина» – назвал свой некогда знаменитый роман норвежец Сигурд Хуль, нобелевский лауреат. На единую минуту и только в мыслях предал герой романа свою любовь: черт, они оба молоды и бедны, ну куда ж тут жениться и рожать ребенка, который у нее, оказывается, будет. Он даже не сказал об этом ни слова – предательство было только в его глазах, на лице. Через минуту он уже искренне сказал ей все те слова любви и верности, которых она ждала; сказал то, что действительно чувствовал после минутного приступа малодушия. Но минуты оказалось достаточно… Она исчезла из его жизни. Он не знал своего сына. И увидел его впервые много лет спустя – когда в оккупированной немцами Норвегии его сын, квислинговец, коллаборационист, предатель, руководил арестом его, бойца Сопротивления. Такая история.

«Ведь каждый, кто на свете жил…»

Предателей Данте и законопатил в девятый круг Ада. Дальше уже некуда.

Доносчику – первый кнут. Предательство доверившегося всегда расценивалось как дело гнусное – даже тем, в чью пользу оно совершалось. Самым цельным и здоровым образом к этому относилась, на уровне Закона, Яса Чингиз-хана: это дело заслуживает исключительно смерти, и никаких гвоздей. Монголы времен великой и грозной славы своего народа отличались замечательным психическим здоровьем.

Античные греки, в войнах с персами захватывая пленных, с собственно персами обращались в рамках тогдашних правил войны: пленных можно было обменять, отпустить по заключении мира, интернировать и поселить на дальнем краю своих 'земель, пусть в земле ковыряются, их внуки уже почти своими людьми будут; можно было, наконец, продать в рабство – это также почиталось делом законным, прибыль опять же. Но если в плен попадались союзные персам малоазиатские греки – этих неукоснительно предавали казни, как предателей общего дела борьбы с персидским завоеванием.

Равно и римляне славной эпохи величия Республики бывали способны – это во время войны-то! – отказаться от услуг предателя, дабы победить доблестью, а не низким коварством. Ну ужасно были гордые и уверенные в себе ребята.

Но вот в истории остался более знаменитым случай с библейской блудницей Раав, которая ради спасения своего рода предала родной Иерихон. И хотя Пятикнижие безусловно одобряет все, что делалось к пользе евреев и во исполнение заветов Бога, давшего им эту землю заметьте, что единственная предательница была блядью.

Когда же римляне от развалившейся республики перешли к диктатуре, предварившей империю – на место былых доблестей пришло предательство как норма поведения. История великого триумвирата Помпеи-Красе-Цезарь – это история клятвопреступлений, надругательства над родственными узами, убийства доверившихся и прочих прелестей гражданской смуты.

Тоталитарное государство вообще норовит возвести предательство в ранг государственного закона. Будьте верны только государству и предавайте друзей и родных во имя его. Тут СССР переплюнул всех: от Ассирии до наполеоновской Франции еще никто не смел объявить благим и примерным делом предательство родного отца: всем привет от несчастного придурка Павлика Морозова, героя-пионера из всесоюзных святцев. Каков же был блистательный результат столь патриотического воспитания советского юношества? Небывалый по масштабам во всей истории России переход солдат на сторону врага – и это в Великой Отечественной войне!.. Переходили поодиночке и группами, отделениями и взводами, уползали за нейтральную полосу целыми караулами, дозорами и боевыми охранениями. Эта история, надо полагать, не будет написана никогда поскольку никто не собирается открывать архивы СМЕРШа. Но в семидесятые еще годы ветераны-мемуаристы «не для печати» (чего уже старику бояться? ничего у него нет, кроме пенсии сегодня и смерти завтра) поведал и такие истории, что рот раскрывался и волосы шевелились.