Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков

А то что на границе Советского Союза было сконцентрировано огромное количество войск, в большей степени беспокоило, видимо, нашего посла в Англии, чем, того же начальника Генерального штаба Жукова, который, в последствии, приводил массу оправдательных доводов, не достойных военного руководителя такого уровня. С такими взглядами на войну, ему предпочтительнее было бы возглавлять французский Генштаб в окружении, близких ему по духу, родственных душ.

Майский продолжает:

«С начала июля (разумеется, после речи Сталина 3 июля. — В.М.) стала возобновляться дипломатическая деятельность между СССР и Англией. В Москве был поставлен вопрос об оформлении новых отношений между обеими странами…

Черчилль был несколько обижен(?) тем, что Сталин никак не откликнулся на его речь по радио 22 июня, но решил все-таки сделать первый шаг для установления более дружественных отношений с главой Советского государства.

7 июля он направил Сталину письмо, в котором давал понять, что помощь Англии Советскому Союзу выразится главным образом в воздушных бомбардировках Германии».

Смотрите, как стала проясняться картина. Черчилль, по замечанию Майского, высказал, определенное неудовольствие тем, что Сталин никак не отреагировал на его речь, но, тем не менее, первым сделал шаг к сближению наших стран. Да, но кто же мешал Черчиллю послать письмо раньше, хотя бы до 26 июня? Однако не решился этого сделать. Почему? Да потому что доподлинно знал, что Сталина нет в Кремле. Видимо, эта тема обсуждалась на заседании кабинета министров, иначе бы, Бивербрук не высказал бы Майскому упрек, со ссылкой на Францию.

Англичанин Д.Фуллер так многое подтверждает своими высказываниями в исследовании о второй мировой войне по нашей теме, что практически к любой главе у него можно найти интересный материал. Вот и по данному вопросу косвенно подтверждает сказанное Майским.

«…События в России развивались не так, как в Польше и Франции. Внешне «молниеносная война» была успешна сверх всяких ожиданий, однако, как ни странно, на русском фронте и за ним не было, или почти не было паники».

То есть, немецкие генералы и политики, в том числе и сам Д.Фуллер, будучи английским генералом, были, видимо, абсолютно уверены в том, что Советский Союз ожидает участь Польши, но, главное — как и Франции. Ведь, именно, там, особенно ярко проявила себя «пятая колонна». На что и обратил внимание посла Майского лорд Бивербрук.

Особенно, разительным был контраст по первым дням войны в нашей стране, когда поначалу успехи немецких войск были просто фантастическими. Это и отметил английский историк, показывая читателю, что «молниеносная война» была успешна сверх всяких ожиданий».

Но, вдруг, немецкая машина стала давать сбои. В Кремль на пост главы правительства вернулся Сталин. И сразу на русском фронте и, что особенно важно, за ним — то есть, в тылу (понятие весьма растяжимое — можно считать до самого Кремля), не было паники. В отличие от той же Франции.

В дополнение к написанному материалу Фуллер привел характерную для той поры заметку из немецкой газеты, которая, видимо, появилась, как отклик на выступление Сталина от 3-го июля.

«6 июля во… «Франкфурте цейтунг» указывалось, что

«психологический паралич, который обычно следовал за молниеносными германскими прорывами на Западе, не наблюдается в такой степени на Востоке, что в большинстве случаев противник не только не теряет способности к действию, но, в свою очередь, пытается охватить германские клещи».

Стоит ли повторяться в комментариях? Итак, все понятно!

По первым дням войны о событиях в Кремле, хотелось бы обратиться еще к одному иностранному историку. Из работы Габриэля Городецкого «Канун войны: Сталин и дело Гесса» приведу маленький кусочек, который, думаю, тоже заинтересует читателя.

«Когда британский поверенный в делах нанес визит в Кремль рано утром 22 июня по своей собственной инициативе и без особых указаний, он нашел русских не только, как могло ожидаться «чрезвычайно нервными», но также и «чрезмерно осторожными» (Вопросы истории № 11 за 1992 год).

Как видите, о Сталине ни слова, — это, раз. Но, как понимать — «по собственной инициативе»? Значит, имел (что?) личный интерес, не обусловленный каким-либо поручением дипломатического представительства? — это, два. «Без особых указаний» лишний раз показывает, что данное лицо выполняло определенное задание не дипломатического характера, скорее разведывательного, — это, три. Что же, британский поверенный в делах не привел конкретные фамилии «русских», которые находились в Кремле и были не только «чрезвычайно нервными», но и «чрезмерно осторожными»? — это, четыре.

Что же данное лицо хотело выяснить? Г.Городецкий, между прочим, привел это сообщение исходя не из своих личных выводов о кремлевском посланце, а базируясь на официальных архивных данных Форин Офиса, министерства иностранных дел Великобритании.

Я не собираюсь, грубо подталкивать читателя к выводу, что речь, в этом приведенном отрывке, шла именно о присутствии (или отсутствии) Сталина в Кремле. Но разве есть, разумное объяснение, столь странного утреннего визита в Кремль британского поверенного в делах? Что? Были сильные сомнения по поводу моральных качеств русских, и англичанин лично решил убедиться в этом, посмотрев на «русских», а то, вдруг, они будут только «чрезмерно нервными» и не станут «чрезмерно осторожными, — так что ли?». Я просто убежден в том, что данный визит послужил поводом для англичан, лишний раз убедиться в наличии (или отсутствии) товарища Сталина в Кремле. Поэтому, Черчилль и не писал ему письмо после 22 июня, осведомленный об отсутствии главы Светского государства на своем посту. Но это еще не факт для Черчилля, что Сталин мертв. Затем, как видим, после 25 июня появились документы за подписью Сталина. Но и этого было мало английскому премьер-министру для принятия важных решений. Возможно, что английская разведка и зафиксировала появление Сталина где-либо, в правительственных учреждениях после 25 июня, но для Черчилля, только прямое выступление Сталина по радио, явилось неоспоримым доказательством того, что это настоящий живой Сталин, а не его, скажем, двойник (Он по делу Гесса сталкивался с подобным явлением). Поэтому он и написал письмо Сталину, именно, после 3 июля. А строить из себя обиженного, особенно в глазах советского посла Майского, то это была его отличительная черта, как политика-актера, не более того.

Подписание соглашения между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии. Москва, 12 июля 1941 года.

Теперь, давайте обратимся к личности посла Англии в Советском Союзе Стаффорду Криппсу. Как видно из сообщения Майского, министр иностранных дел Англии Иден обеспокоен тем, как отнесутся к возвращению в Советский Союз посла Англии и не будет ли тот «персоной нон грата»? А почему, собственно говоря, возникла данная проблема? Почему Криппс так «болезненно» отреагировал на сообщение ТАСС от 13 июня, которое прозвучало по радио для иностранных слушателей? Приведем отрывок из данного сообщения:

«Сообщение ТАСС.

Еще до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон. Особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР Германией…

Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении войны…».

Криппс убыл из нашей страны за три дня до этого сообщения, якобы для консультаций со своим правительством. После же сообщения ТАСС, как пишет в своей книге «Трагедия 1941 года» А.Б.Мартиросян, Криппс срочной телеграммой приказал своей дочери, находящейся в Москве, немедленно выехать в Тегеран. Чего же он так испугался? Думается, не только начала войны, но и тех непредсказуемых событий, которые могли бы произойти в Москве. Криппс предполагал, что вторжение Германии начнется в ночь с 14-го на 15-е июня, т. к. Гитлер, как правило, совершал нападение с субботы на воскресение. Сам Криппс пояснял это Майскому. Поэтому и удрал за разъяснениями в Англию, как себя вести в случае переворота, если власть захватит «пятая колонна». Кроме того, могло быть вооруженное столкновение и стрельба, которая, пришлась бы, думаю, не по душе английскому послу. Все-таки, зря он убыл в Англию. Если бы был в Москве, то свое «сообщение о нападении Гитлера», сразу бы принес Молотову в Кремль, а не суетился бы в Лондоне, через Майского. Столько лишних хлопот себе прибавил.