Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

251. СОСЕДКА

Кого ты арфой тихоструннойИ нежным голосом своим,Близ окон сидя в вечер лунный,—Кого очарованьем симПривлечь… к ногам своим желаешь?О ком ты думаешь, мечтаешь?И кто счастливый смертный сей,Предмет гармонии твоей?..Кому он внемлет, с кем проводитЧасы минут волшебных сих;Где счастье, радости находит;Почто он не у ног твоих?..Я слышу, кажется, стенаньеИ арфы и души твоей —И струн и сердца трепетанье,И вижу слезы из очей:Так быть должно!.. Неблагодарный!Кого предпочитаешь ей?..Или жестокий бог, коварный,Равно коварен и жестокДля всех… и для соседки милой!..Ах, нет! со всею властью, силойНе может он — не может рокЗаставить ангела людскиеМученья, горе испытать!И доля ангелов иныеНадежды, чувствия питать!Соседка-ангел! ты мечтаешь —В желаньях тайных и живых —О том, кого… еще не знаешь;Или б он был — у ног твоих!

252. К МОЕЙ ХИЖИНЕ

Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,

Кто в тихом своем углу молчалив таится.

Что значат пышные вельмож, царей чертоги,Где в мрачной гордости, с холодною душейПростые смертные скрываются, как боги,От взора, от любви подобных им людей,—Что значат, говорю, пред хижиной моею?Ах! как доволен я и как любуюсь ею!Могу ль завидовать, Фортуны чада, вам?Прямые радости не вашим, знать, сердцамДаны Природою, сей матерью благоюСвоих покорных чад! Ведомые рукоюИ нежностью ее, они <по> миртам в путьКо счастью тихому, но верному вступают;Не золотом душе веселья покупают:Веселья купленны не пролиются в грудь!Природа даром их повсюду расточает,Где только чистые сердца она встречает, —Так наш сказал один любезнейший поэт,Которому знаком довольно белый свет.Без счастья сча́стливым, богатым без богатстваБыть предоставлено для Фебова собратства.И я, по благости созвездья моего,Или по дерзостной мечте, в числе него!Богатства, счастия в глаза и я не знаю;И я, без тысячи неутомимых рук,На розах, как Лукулл роскошный, отдыхаю,Покинув сладостны объятия… наук.Сирены льстивые, волшебницы Армиды,В объятиях у вас сокрыты Эвмениды!

Не бронза, не фарфор, не мрамор вкруг меня,Но книги, но портрет, но бюст людей великих.В немой беседе их не примечаю дня.А там передо мной горшок гвоздичек диких —Симво́л невинности — с левкоем дорогим,Бесценным для меня: когда-то Флора имИли — что всё одно — Эльвира занималась!На нем, на нем печать души ее осталась:Он с каждым днем цветет и в новой красотеВсегда является глазам моим плененным.Дивлюсь! Судьба ему велела быть нетленным,Подобно как моей прелестнейшей мечтеО радостях любви остаться ввек — мечтою!Но более всего я нахожу с тобоюЗабавы чистые, друг сердца моего,Поверенный всех чувств, движений всех его,Моя смиренная, как сам, — простая лира!Ты служишь для души источником утех!И наконец — о день, счастливейший из всех! —В счастливой хижине моей была Эльвира!

253. К В. Л. ПУШКИНУ

Un orgueil très méprisable, un lâche intérêt plus méprisable encore, sont les sources de toutes ces critiques dont nous sommes inondés.

Защитник истины, таланта и ума,О витязь бодрственный на поприще искусстваПленять сердца красой языка, мысли, чувства!В посланиях твоих[263] гармония сама —Гармония стихов — стих каждый составлялаИ тщательно свою на каждом оставлялаБлестящую печать, которая для глазВаряго-авторов несносней во сто раз,Чем солнца яркого лучи для птиц Минервы!Орудием богов, поэзией, ты первыйВ словесности раскол ужасный поразил,И Феб тебе венок с улыбкою вручил.Враги изящного — враги добра и Феба!Так дивно ль, что тебя, любимца своего,Он избрал защищать дары благие НебаИ был ревнителем успеха твоего?Почтенный витязь мой! история Пифона —Есть подвигов твоих! Я вижу АполлонаВ творце посланий: ты цевницей золотойСвершил, что он своей карательной стрелой!Но стрелы зависти и злобы не престанутСвистать на воздухе — противно для ушей,Без всякого вреда! я знаю. Так БорейПодует — и цветы весенни не увянут,Лишь только разольют свой дальше аромат.

Я ныне был в стране, где нравы и клима́тПоэтам милую страну напоминаютИ душу сладкою отрадою питают;Я был, могу сказать, в Аркадии другой[264]И чувствовал в груди веселье и покой.Средь мирных жителей, среди долин счастливых,Далёко от сует, от замыслов кичливых,От мелких, рабственных, презрительных страстей,От сих по степени, по титлам великанов,Но по делам своим пигмеев, не людей,От сих лжеумников, достоинства тиранов;В забвеньи горестном о ближнем, о себеНа жизненном пути и чувств и помышленийЯ сердца гимны пел что день моей судьбе;Что день, мне новые дары мой добрый генийИз недр таинственных натуры приносил;В ее святилище водим я оным был.Младенцем находясь в познаниях глубоких,Слепцом в делах Творца премудрых и высоких,Я верил чувствию душевному — оно,Сей гений мой, меня учило, просвещало:На что мне бытие разумное дано,Откуда существа все приняли начало,Какой иметь должны они и я конец,Какие для детей там участи готовитВеликий в правоте и милостях Отец,Почто здесь доброго коварный в сети ловитИ добрый не уйдет коварного сетей…Суди же, не был ли я истинно, сердечноСчастливым смертным? Ах! но счастье скоротечно,Не может вечным быть уделом наших дней!Я возвращаюся под кров мой безызвестный,В столицу гордую, и посох мой кладу;Из области наук вестей приятных жду,Заране веселюсь… И что же? повсеместныйЯ слышу авторов ужаснейший раздор!Возможно ли? предмет, полезнейший для света,Для чувства, для ума, предмет есть ныне ссор!Писатель и поэт — писателя, поэтаГонитель, жаждущий погибели ему!..Я лучше предпочту невежд безвредну тьмуТакому ложному Познанью, просвещенью;Такому мнимому таланту, поученьюНадменнейших умов!.. Сокройтесь от меня,Словесники! [265] Я вас, я ваших слов бумажных,Враждою дышащих, страшуся как огняИ как направленных на грудь ударов шпажных!Винюсь, что я готов возненавидеть вас!Бегите от моих, славяноманы, глаз!..И торжествуйте: я с словесностью прощаюсь!..С словесностью. А муз достойные друзья?Неу́жели прощусь и с вами также я?Ах, нет! к вам с прежнею любовью возвращаюсьИ пенью вашему, подобно как веснойВнимают соловьям, внимать с восторгом буду;Что хоры галок есть, я даже позабудуПри ваших голосах!.. Любезный Пушкин, пой!

254. НАШИ СТИХОТВОРЦЫ

               Ты хочешь, требуешь, мой друг,Чтоб я тебя привел поэтов наших в кругИли творений их в картинну галерею.               Изволь — ослушаться не смею.Итак, войдем. Смотри на этот басен ряд —Везде их главное достоинство наряд:Как прост, как чист, с каким невидимым искусством               На первых с головы до ног!Не кажется ль, что сам трудился вкуса богПри туалете их: что всё в нем дышит чувством,Рассудком, скромностью, невинностью, умом?..Не представляешь ли себе, мой друг, весталок?А имя автора? — Прочти, и взглянь потомНа басни ж; сих наряд — наряд провинциалок:               С прекрасной шалью, дорогой,С богатым кружевом, цвет платья иль покрой               Отменно странен, неприятен!Как будто бы для них закон был непонятенТого, что знатоки эстетикой зовут!Кто сочинитель? — Двух увидишь имя тут.Посмотрим далее: вот басни щеголихи!Одеты ловко так, так гладко, как франтихи,—                                            Но что ж?Костюм их, несмотря на пышность, мил, пригож.Вот подпись автора! Теперь прошу скорее                           На притчи бросить взгляд.               Скажи, мой друг, каков наряд? —               Ох! неопрятнее, древнееИ безобразнее ничто не может быть!Не станем же при них и времени губить.А если имя знать ты их творца желаешь —В шести строках его титу́ла начитаешь.               Прочел? Пойдем вперед. Вот здесь               На разные предметы оды.               «Какая, — восклицаешь, — смесь!Какое множество! и больше всё уроды».На лучшие, мой друг, вниманье обрати;Их мало — но зато какие краски, тени!Какая кисть и дух! И можно ли найти               Им равные? Писал их гений!Вот имя — прочитай. Другое же под симНазваньем — то есть од — названьем громогласным —Сумбур, галиматья! Поклон отдавши им —Таланта мнимого творениям несчастным,—Посмотрим на сие собранье эпиграмм,Сатир и песен. Всё еще так свежи, новы,В цветущем образе являются глазам!               Но снимем легкие покровыИ всмотримся красот в блестящие черты:                                    Конечно, красоты!Но сколь опасные!.. Под солью, остротоюНапрасно будешь ты искать, мой друг, того,Что в юной красоте милее нам всего:Чувствительность души с сердечной добротою,Которых вовсе нет (как жаль!) в твореньях сих.Вот имя автора (как жаль!) младого их,               Но вот другой — еще моложе,И пишет, выключив сатиры, в роде том же,Но сколь различен их моральный характе́р!Он виден в авторе, подобно как в портрете.И новый этого пред нами здесь пример:               В последнем сем поэтеНет с первым сходного по нравам ничего,        Хоть по стихам совместник он его.Еще любезный вот поэт: его посланья               Достойны взора граций, муз!Ума с шутливостью им нравится союз:Я вижу в нем печать прямого дарованья!Прилежно рассмотри его неложный блеск…Я слышу рук твоих при каждом слове плеск —И не дивлюсь тому. — Но время удалитьсяИз галереи сей[266] и взять уже покой.Захочешь — и сюда мы можем возвратиться:Поэмы, драмы нас займут еще собой,И всё, что только там ни встретят наши взгляды,—               От мадригала до баллады.Но мы особенно вниманье посвятим               Стихотворениям прелестным,Доселе нашему Парнасу неизвестным,Которые огнем божественным своимВ грудь умиление с восторгом проливаютИ слезы нежные из сердца извлекают…Полюбишь идеал изящного душой,И скажешь: вот поэт, природы друг — и мой!

255. К ИВАНУ ИВАНОВИЧУ ДМИТРИЕВУ НА НОВОСЕЛЬЕ