Воспоминания - Иван Бларамберг

Лишь осенью, когда выпал иней, граф вернулся в Оренбург. Здесь в первую зиму он устроил нам великолепный бал с ужином. Любительский театр продолжал свои выступления, но моя супруга после первого представления отказалась от поста директрисы, а я — от должности кассира и руководителя, потому что она получила известие о смерти матери, которая скончалась в ноябре 1851 г. в одном из своих имений на южном берегу Крыма. В нашей семье был траур, и жена отказалась в эту зиму от всех развлечений и занималась лишь воспитанием наших четырех детей, которые росли бодрыми и здоровыми. Так заканчивался первый год второго периода пребывания графа Перовского в качестве губернатора, во время которого я, как обычно, продолжал свои съемки в степи и в Оренбургской губернии, продвигавшиеся быстро вперед.

1852 год

В начале мая я отправил из Илецкой Защиты ежегодный большой караван из верблюдов и башкирских телег с провиантом, бревнами, досками и сотней других предметов в степные форты и на Сырдарью.

Кроме отрядов топографов, которые я ежегодно посылал на съемки в Киргизскую степь, из форта Раим по приказу графа Перовского были отправлены четыре топографа во главе с поручиком Головым из того же корпуса в сопровождении 80 казаков. Они должны были произвести съемку местности вдоль правого берега Сырдарьи, вверх, до района кокандской крепости Ак-Мечеть (Белая мечеть), чтобы ознакомиться с районом по ту сторону форта Кош-Курган (до него продвинулся поручик Романов во время моего степного похода в 1841 г.), которая представляла для нас еще terra incognita. Эта рекогносцировка была необходима еще и потому, что кокандцы часто совершала набеги из Ак-Мечети на наши районы, угоняли скот и грабили киргизские племена, находившиеся под русским покровительством.

Поручик Голов произвел съемку правого берега на расстоянии 270 верст от Раима. Когда до крепости Ак-Мечеть оставалось еще 80 верст, ее комендант послал к поручику Голову депутацию, которая потребовала от него остановиться и немедленно повернуть назад, пригрозив, что в противном случае его заставят силой. Так как вдали действительно показались кокандские всадники и у Голова не было ни приказа, ни средств, чтобы вступить с ними в бой, он вернулся в Раим и прислал рапорт о случившемся графу Перовскому. Последний решил отправить туда кого-нибудь с более сильным конвоем, чтобы произвести там съемку. Выбор пал на меня. Он предложил мне выехать в Раим, дал полномочия взять у тамошнего коменданта столько войск, казаков и пушек, а также верблюдов и транспортных средств, сколько я найду нужным, и действовать так, чтобы об экспедиции пока никто не знал, кроме него, меня и начальника штаба.

Именно в тот период я закончил приготовления к отправке моей жены с детьми в Южный Крым, где ее присутствие было необходимо для раздела материнских имений между сестрами. Я воспользовался этим поводом, чтобы произвести тайные приготовления к экспедиции, уверив жену в том, что собираюсь после ее отъезда в Крым предпринять ежегодную инспекцию района съемок. Она не догадывалась о моем предприятии ни в тот момент, ни позднее, когда я посылал ей в Крым письма с фиктивными датами и городами, такими, как Троицк, Златоуст и т. д. Она выехала 1 июня с четырьмя детьми, гувернанткой, горничной, кучером и казачьим унтер-офицером через Уральск, Вольск, Саратов, Царицын, Новочеркасск, Ростов, Мелитополь, Перекоп и Симферополь в материнские имения, расположенные на Альме, Каче и Черной; они ехали днем и ночью и проделали за 18 дней расстояние в 2750 верст.

Тем временем я получил инструкцию и 6 июня выехал в Орск с писцом и офицером-топографом. 7-го я прибыл туда, взял у тамошнего коменданта конвой из 12 казаков и отправился в степь в легкой пролетке по дороге, которая вела в форты. Меня сопровождали вышеупомянутые лица, а также повар и слуги. 10-го я прибыл в Карабутак, расположенный на возвышенности. Я осмотрел форт и окрестности и сменил казачий конвой. 14-го я приехал в Уральское укрепление, мое творение, которое нашел в хорошем состоянии. Осмотрев его и оросительные каналы, я снова сменил конвой и 15-го продолжил свой путь через пустыню Каракум на юг. Здесь я нагнал большой караван, который направлялся из Орска с годовым запасом провианта и сменными гарнизонами в форты, и 20-го прибыл в укрепление Раим (Аральское). Расположенное в предгорьях, оно было довольно велико. Комендант укрепления майор Энгман, старый мой знакомый, и его жена приняли меня с распростертыми объятиями. Я осмотрел форт, казармы, госпиталь, крытые листовым железом и имевшие дощатый пол, и нашел все в отличном состоянии. Я передал майору данные мне инструкции, и он приготовил имевшиеся под рукой продукты и все необходимое; однако я вынужден был ждать прибытия большого каравана и сменного гарнизона.

22-го я осмотрел гарнизонные огороды, расположенные на правом берегу Яксарта и орошаемые искусственно; совершил поездку на реку и исследовал окрестности укрепления. 24-го и 25-го прибыли войска и караван. Между тем мне оказали честь и предложили, к моему удивлению, посмотреть спектакль любительского театра. После прибытия каравана я оставил себе 125 верблюдов, наняв их на два месяца у владельцев. 27-го я отправился по воде к изящному укреплению Кос-Арал, расположенному у впадения Сырдарьи в Аральское море. Начальником моей пехоты я назначил поручика Богдановича, который командовал фортам; кроме того, я забрал себе 20 его лучших стрелков. После этого я вышел на большой барке в море, чтобы осмотреть огромные осетровые промыслы. Мы обнаружили на удочках пять осетров и забрали их с собой. 28-го я вернулся в Раим, 29-то провел учебную стрельбу из кремневых ружей, мортир и конгривов-ских ракет, а 30-го проинспектировал войска, которые должны были меня сопровождать. Всего в моем распоряжении было 125 пехотинцев, 200 уральских казаков, 3 пушки (3-, 6- и 10-фунтовая) с прислугой, 10 башкирских телег и 125 верблюдов с проводниками; наконец, байдарка. Этот отряд мог в крайнем случае провести небольшую операцию. Продовольствием мы были снабжены на 30 дней.

3 июля, в 4 часа утра, отряд выступил с песнями. Дорога была пыльная, и дул сильный ветер. До переправочного пункта Майлибаш, куда мы прибыли 5-го, я следовал по той самой дороге, по которой проходил в 1841 г. Последний этап в 33 версты, проходивший по южной части пустыни Каракум, без воды, при температуре 30° по Реомюру в тени был очень изнуряющим; несколько солдат были в обморочном состоянии. Однако, прибыв в час дня на Сырдарью, мы обнаружили для лошадей и верблюдов хорошее пастбище, и солдаты и казаки приободрились, искупавшись в реке. Отсюда я направился вверх вдоль Сырдарьи, в сильную жару совершил пять тяжелых дневных переходов, оставил справа расположенную на острове и ранее нами разрушенную какандскую крепость Кош-Курган и расположился 12-го у озера Караколь. Здесь жил так называемый киргизский святой, по имени Марал-Ишан, владевший отличным скотам и лугами. Он показался мне очень подозрительным, поскольку был предай кокандцам. Я с удовольствием увел бы его с собой, однако сопровождавшие меня киргизы испытывали священный трепет перед ним и, вероятно, не позволили бы это сделать. Мы попали теперь в район, где было несчетное количество комаров. Марал-Ишан носил с собой большое опахало, сделанное из лошадиного хвоста, и постоянно им обмахивался. Мы много натерпелись от них, ибо с каждым шагом, который делала пехота в высокой праве, на нас нападали миллионы комаров.