Стальные гробы - Герберт Вернер

В середине следующего дня я вывел «У-953» из сухого дока, убедившись, что сваренный шов выдержит самые свирепые атаки глубинными бомбами. Чтобы еще раз испытать подлодку на прочность, я выбрал путь, оказавшийся роковым для «У-1053». За погружением «У-953» наблюдал тот самый тральщик, что присутствовал при трагическом уходе под воду нашей предшественницы. Выведя подлодку на глубокую воду, я укрылся вместе с командой в прочном корпусе и приказал главмеху медленно и осторожно погружаться. Мы старались услышать малейший скрип болта или треск заваренного шва. Но не было слышно ни звука. «У-953» с честью прошла испытание: она доказала свою прочность, вела себя безукоризненно, охотно следовала всем нашим командам.

Поздним вечером 17 февраля мы наконец покинули Берген. Скоро над фиордом опустилась ночь. Огромные скалы сомкнулись вокруг лодки, словно хотели проглотить нас. Ветер гнал с запада на восток тяжелые тучи, временами закрывавшие луну и помогавшие нам укрыться от противника. Через два часа мы достигли северного выхода из фиорда Берген, где причудливые скалы, залитые бледным светом, противостояли пенистым морским волнам.

– Импульсы радара над носовыми отсеками! – гаркнул в переговорную трубу оператор.

Я понимал, что нам нельзя долго оставаться на поверхности, но требовалось время, чтобы провести подлодку между скал и течений. Как только она вышла из спокойной серебристой акватории фиорда в бурные волны Норвежского моря, я подозвал к рубочному люку главмеха.

– Слушай внимательно, Зельде, – обратился я к нему, словно к несмышленному ребенку. – Когда я объявляю тревогу, ты должен опускать лодку под воду крайне осторожно – никаких рывков, никакого чрезмерного крена. И не больше чем на 30 метров, понятно?

– Понятно, командир.

– Цель по курсу 25-100, нулевой пеленг! – крикнул матрос.

На этом закончилось наше движение по поверхности моря. Пронзительно зазвенел звонок, из цистерны бадла-ста со свистом вырвался воздух. Перед тем как сойти в рубочный люк, я заметил, что нос лодки опустился под воду чересчур быстро, и крикнул:

– Главмех, не опускай лодку ниже 35 метров, будь внимательным!

Захлопнув крышку люка, я почувствовал, что лодка опускается с нарастающим дифферентом.

– Проклятье! Выравнивай лодку, поднимай носовую часть!

Нос опускался на подводные скалы, которые могли разнести корпус вдребезги. Через несколько секунд мощным толчком меня выбросило из рубки на палубные плиты, затем лодка взбрыкнула, как норовистая лошадь, и сделала скачок вверх. Я взял управление на себя. Несколько резких маневров горизонтальными рулями, быстрая регулировка, и лодка успокоилась. Ошарашенный и обозленный, я снова обратился к главмеху:

– Скажи Бога ради, что ты делаешь?

– Был в неисправности дифферентометр, командир, – промямлил Зельде виновато.

– Чепуха, ты установил дифферентометр всего несколько часов назад.

– Может, это из-за мощной фронтальной волны.

– Ладно, Зельде, больше никаких сюрпризов. Придется тебя потренировать на погружения, когда вернемся в порт – если вернемся. – Я схватил с верхней полки микрофон и скомандовал: – Слушать в носовом торпедном отсеке. Проверить в торпедных аппаратах все крышки и узлы. Все забортные клапаны. Результаты доложить немедленно.

Через несколько минут напряженного ожидания пришли ответы. Старпом доложил, что в носовом отсеке все в порядке. Несмотря на мощный толчок, мы избежали повреждений. Некоторое время «У-953» шла спокойно на заданной глубине курсом на северо-запад в Атлантику. Однако вскоре главмех снова продемонстрировал свою неопытность и, хуже того, некомпетентность. Неспособный поддерживать ход лодки на глубине «шнеркеля», он постоянно выдвигал трубу на обозрение бдительных «томми» и в конце концов уронил ее на палубу. Несколько раз главмех закрывал поплавком трубу «шнеркеля», от чего страдала вся команда. Из-за удушья подводники дергались и блевали. В то же время умопомрачительные пируэты лодки швыряли их из стороны в сторону. Главмех делал наше существование невыносимым. Приходилось снова и снова брать на себя его функции и обучать его основам эксплуатации «шнеркеля».

Мы продолжали свое беспокойное движение, хотя сам поход представлялся бесполезным. К этому времени союзники сконцентрировали свои военно-морские силы, разбросанные ранее на большом пространстве океана, в районе Британских островов. Большие группы эсминцев патрулировали близ Шетландских и Фарерских островов с целью перехватить одиночных «волков», о рейдах которых британское Адмиралтейство заранее информировали сочувствовавшие им агенты. Ни одно из мероприятий по подготовке к нашему весеннему наступлению на море не осталось для противника секретом. В первые дни февраля было потоплено шесть наших подлодок, впервые совершавших поход. Одна за другой они попадали в ловушки противника. Эти лодки были слишком медлительны и неповоротливы, чтобы соревноваться с высококлассными командами неприятеля, охотившегося с моря и с воздуха. Командный состав большинства лодок не имел боевого опыта и не знал приемов спасения от охотников. Окружавшие Великобританию моря превратились в своеобразный бассейн, в котором англичане упражнялись в искусстве уничтожения наших беспомощных подлодок. И если сотням самолетов, сторожевиков и охотников не удавалось топить все наши подлодки, то их работу довершали минные поля, протянувшиеся на несколько сот миль.

Такова была обстановка, когда «У-953» приблизилась к передней линии обороны противника. Подводники, несмотря на ослабленные барабанные перепонки и плохое зрение, не пали духом и не утратили чувства юмора. Когда мучения от движения лодки на глубине «шнеркеля» закончились и «У-953» пошла нормальным ходом, команда расслабилась и настроилась на оптимистический лад. Одни писали письма, которые, как всем было известно, никогда не будут отправлены по почте и никогда не дойдут до адресата. Другие читали или сочиняли стихи. Случайно я обнаружил в стопке перепечатанных коммюнике командования вермахта образцы литературного творчества подводников. Их искренность компенсировала недостаток изящества стиля. «Элегия о „шнеркеле“, которую написал моторист Хагеман, в шутливой форме передавала ужасные испытания, которые мы переживали каждую ночь:

С тех пор как мы покинули Берген,

На нас, несчастных, обрушилось много бед.

Со страхом, дрожью и плачем

Мы тащимся часто к «шнеркелю».

Когда от вакуума лопаются наши перепонки,

Мы падаем на палубу в муках и слезах,

Глаза наши выкатываются из орбит.

Чтобы видеть, приходится их брать в руки.

Чтобы ослабить боль и выпрямиться, Мы уравновешиваем давление, зажимая носы. Каждый бранится – и это никогда не кончится: «Поведение поплавка „шнеркеля“ необъяснимо». Но мы попали под его власть совсем недавно. И обречены страдать от него каждую ночь. Теперь остаток жизни мы будем зависеть От перепонок и глаз наших верных жен.